Космический марафон - Рассел Эрик Фрэнк. Страница 21

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ НА СИМБИОТИКУ

Совершенно неожиданно мы узнали, что «Марафон» отправляется в очередной полет: исследовать одну из планет в окрестностях Ригеля. Интересно, как это нашим земным астрономам удается обнаруживать подходящие мирки на таком немыслимом расстоянии?

В прошлый раз нас уже угораздило смотаться по их наводке в окрестности Волопаса, и мы еле унесли ноги с населенной разумными машинами планеты. «Марафон» — не так давно построенный по проекту старика Флетнера корабль — был просто чудом современной техники и не имел себе равных в известной нам части космоса. Поэтому ничего не оставалось, как предположить, что и у астрономов в распоряжении появился какой-то совершенно новый прибор для исследования далеких звездных систем.

Так или иначе, но мы, как нам было ведено, отправились в полет и, добравшись до планеты, являвшейся целью нашей экспедиции, еще раз убедились, что ученые свой хлеб едят не даром. Как они и предсказывали, в системе Ригеля и в самом деле нашлась планета, где, по-видимому, действительно имелась жизнь.

По правому борту виднелся Ригель, пылающий, подобно раскаленной печи, градусах в тридцати выше плоскости, которая считалась нашим горизонтом. То есть имеется в виду плоскость, являющаяся горизонтальной плоскостью корабля, с которой волей-неволей приходится считаться всей остальной Вселенной. Но светилом интересующей нас планеты был вовсе не далекий Ригель, а гораздо более близкая звезда, немного меньше и чуть менее яркая, чем наше родное солнышко.

К тому же у нашей планетки оказалось две сестрички, бегающие по внешним орбитам, и еще одна, находящаяся с противоположной стороны. Таким образом, в системе оказалось четыре планеты, три из которых были девственно пусты, как головы венерианских гуппи, и только одна — ближайшая к местному солнцу — подавала признаки наличия органической жизни.

Мы шли на посадку, развернувшись к планетке кормой. Скорость, с которой этот шарик рос в иллюминаторах, заставляла мои внутренности затягиваться тугим узлом. В принципе я после первого же рейса на нашей прежней тихоходной старушке «Колбаске» навсегда избавился от космической болезни и привык преодолевать в подвешенном состоянии бессчетные миллионы миль космического ничто. Но боюсь, что к совершенно безумным взлетам и посадкам этой флетнеровской посудины мне придется привыкать еще лет сто, если не больше.

Молодой Уилсон, весь опутанный ремнями безопасности, как всегда, был занят тем, что заранее оплакивал свои драгоценные фотопластинки. На лице у него отражалась такая душевная драма, что можно было подумать, будто парень на своих проклятых пластинках просто женат! Наконец мы совершили посадку, и, конечно, корабль напоследок изрядно тряхнуло.

— Да брось ты убиваться, — посоветовал я Уилсону. — Ведь ни одна из этих опрысканных эмульсией стекляшек ни цыпленка тебе не поджарит, ни куска только что испеченного земляничного пирога ласково под нос не сунет.

— Конечно нет, — согласился он. — Не сунет. — И, уже выпутываясь из своей предохранительной сбруи, вдруг бросил на меня испытующий взгляд и спросил: — Слушай, а как бы ты отреагировал, если бы я взял да и плюнул в ствол одного из твоих ненаглядных излучателей?

— Только попробуй! Сразу шею сверну! — предупредил я.

— Вот видишь! — назидательно произнес он и тут же помчался проверять, как поживают его бесценные пластинки. Я же, прильнув к ближайшему иллюминатору, начал разглядывать открывающийся за ним новый мир. Он был очень зеленый. Просто даже не верилось, что может существовать настолько зеленое море зелени.

Солнце, которое в космосе казалось бледно-желтым, здесь, на планете, было бледно-зеленым и заливало все вокруг своими" желтовато-зелеными лучами.

«Марафон» совершил посадку на поросшей сочной зеленой травой, цветами и кустарником поляне посреди дремучего леса. Лес же представлял собой непролазную чащу могучих деревьев, цвета которых варьировались от очень светлого серебристо-зеленого до темно-зеленого, граничащего с черным.

Сзади подошел Бренанд и встал рядом. В свете, льющемся из иллюминатора, его лицо приобрело пятнистую ядовито-зеленую окраску. Больше всего он походил на оживший труп.

— Ну вот, вроде бы и сели, — заметил он, бросив взгляд в иллюминатор, и с улыбкой повернулся ко мне. Но, увидев выражение моего лица, сразу перестал улыбаться: — Слушай, чего это ты на меня так уставился?

— Да нет, ничего, это все освещение, — успокоил я. — На себя посмотри. Ты сейчас похож на полупереваренную порцию ирландского рагу, плавающую в шлеме туриста, слегка перегулявшего по Луне.

— Ну спасибо на добром слове, — сказал он. — Не за что…

Мы еще немного постояли у иллюминатора, с минуты на минуту ожидая сигнала, обычно созывающего всех членов экипажа на инструктаж перед выходом на поверхность новой планеты. Кому идти первым, обычно определялось с помощью жеребьевки, и я очень рассчитывал, что на сей раз мне повезет.

Бренанду, видимо, тоже не терпелось почувствовать под ногами твердую землю. Но сигнала все не было.

В конце концов Бренанд не выдержал:

— Чего это капитан там тянет? Заснул, что ли?

— Сам не понимаю.

Я снова бросил взгляд на его трупного цвета лицо. Зрелище было малопривлекательное. Судя по его брезгливой мине, я и сам выглядел ненамного лучше. Тогда я сказал:

— Ты же знаешь, какой наш Макналти перестраховщик. Скорее всего, после наших приключений на Механистрии он сто раз подумает, прежде чем хоть что-то предпринять.

— Похоже, — согласился Бренанд. — Схожу-ка я, пожалуй, да выясню, что там делается.

С этими словами он удалился. К сожалению, я не мог последовать за ним, поскольку до выхода первой партии на разведку был обязан постоянно находиться в оружейной. Ведь оружие могло понадобиться в любой момент, а по закону подлости оно всегда требовалось очень срочно.

И действительно, не успел Бренанд исчезнуть за дверью, как на мою голову свалилась разведочная группа, которой требовалось снаряжение. Их было шестеро: инженер Молдерс, навигатор Джепсон, наш врач-негр Сэм Хигнет, Уилсон и двое марсиан — Кли Дрин и Кли Морг.

— Что, снова повезло? — пошутил я, выдавая Сэму игольный излучатель и остальное барахло.

— Это уж точно, сержант! — На его темном лице сверкнула довольная улыбка. — Капитан поклялся, что ни одна живая душа не ступит на землю до тех пор, пока не будет произведена разведка с воздуха. Так что мы сейчас вылетаем на шлюпке номер четыре.

Кли Морг, сжимая своим змееподобным щупальцем излучатель и совершенно игнорируя присутствующих, чьи жизни он тем самым подвергал серьезной опасности, принялся потрясать в воздухе этим смертоносным оружием и возмущенно требовать: — А где наши с Дрином шлемы?

— Шлемы? — Я перевел взгляд с него на землян. — Так, может, и вам, ребята, тоже выдать скафандры?

— Нет, — ответил Джепсон. — Давление снаружи около пятнадцати фунтов, а кислорода в воздухе вообще девать некуда.

— Просто жижа какая-то! — подхватил Кли Морг. — Самая настоящая болотная жижа! Так что мы полетим в шлемах.

Пришлось выдать им дыхательные аппараты. Вообще эти марсиане настолько избалованы трехфунтовым давлением родной планеты, что более плотный воздух плохо действует на печень — если, конечно, она у них есть. Поэтому на корабле им даже отвели специальный отсек, давление в котором поддерживалось на привычной для них отметке. Безусловно, некоторое время они вполне могли пребывать и в условиях более высокого давления, но тогда вскоре начинали выходить из себя и всячески показывать, что на них вдруг обрушились все горести мира. Мы помогли им напялить эти их дыхательные аппараты и отрегулировали давление в шлемах так, как им нравилось. Я множество раз проделывал эту операцию, и тем не менее она, как и в самый первый раз, казалась мне совершенно противоестественной. Согласитесь, трудно себе представить, чтобы кому-то нравилось дышать настолько разреженным воздухом.