Прокаженный - Разумовский Феликс. Страница 4

При упоминании о наркоте мужичок оживился.

— Что я, с тараканом, что ли, чтоб на «белок» садиться? Зажмуриться можно в шесть секунд. — Он ошалело повел мутными глазами, шмыгнул курносым носом и вновь завел скулеж про дозу и лепилу.

Собственно, ничего нового он не сказал. «Синтетика» — штука жесткая, привыкание к ней происходит с первого же раза, а передозировка таится в неуловимых долях процента, чуть ошибка какая — и все, лабай Шопена.

«Так ты, голубчик, не глухой ширевой, себя любишь!» — Капитан медленно поднялся и произнес отчетливо, с неожиданной злостью:

— Ничего тебе не будет. А вот завтра, когда начнет ломать по-настоящему, выть станешь, как кабздох на цепи. Мы тебе цепочку-то покороче сделаем. Так что с параши не встанешь, может, там и загнешься.

Вероятно, Красинский через ломку уже проходил. Он весь затрясся и, вскочив, выплеснулся в диком крике:

— Сука ментовская! Тварь! Что ты мне душу моешь, падло позорное!

Впрочем, хватило его ненадолго. Тут же сникнув, он заскулил no-новой, умоляя Самойлова о дозе. О лепиле, о докторе… note 16 И вновь о дозе. Знакомая песня…

Утром следующего дня Красинский, измотанный сильнейшей болью в желудке и интенсивным ночным поносом, был готов к употреблению. Заметив в руках капитана шприц, полный темной жидкости, он незамедлительно спалил хату, откуда толкалось ширево. «Так, лед тронулся». — Убрав дурмашину подальше, Самойлов вызвал клиенту врача и бодрым шагом направился к начальству с докладом.

Сарычев общался по внутренней связи, и, судя по тому, как он пытался соблюсти субординацию, было ясно, что на другом конце провода кто-то из высоковольтных. Капитан взглянул на начальника понимающе — у того давно уже были на подходе подполковничьи погоны. С год, наверное, уже. А может, и поболе…

Майор между тем приглушенно сказал в трубку:

— Обязательно буду держать вас в курсе, товарищ генерал, — отключился и, не стесняясь капитана, в неразговорчивости которого был уверен, шваркнул кулачищем по столу. — Мало нам прямого начальства! Еще один отец родной сыскался, а в башке у него, как на штанах! — Сарычев наглядно изобразил извилину, такую же одинокую и прямую, как генеральский лампас. — Ну, рассказывай, — остывая, он кивнул капитану на стул, тронул усы, — чего нарыл?..

Выяснилось, что Красинский затаривался наркотой не где-нибудь, а в городе фонтанов и радужных струй — Петродворце. Есть там в конце улицы Парижской коммуны неказистый деревянный домик, во входной двери которого прорезано оконце наподобие кормушки. И стоит только постучать и протянуть нужное количество дензнаков, как сейчас же появится желаемое — ампулы с ширевом, а то и баян с готовой гутой, если имеется потребность вмазаться немедленно.

Внимательно выслушав, майор кивнул:

— Плавали, знаем. Сидит там инвалид без ног или туберкулезный в острой форме, а скорее всего, свора цыганок, насквозь беременных, и поиметь с них мы сможем только головную боль. Наркома надо выпасать, наркома! Все остальное — мыло.

Капитан почесал короткий рыжий ежик и вздохнул:

— Есть! Будем копать дальше, товарищ майор.

Майор словно в воду глядел. Действительно, в доме на улице Парижской коммуны проживали славные представители племени молдаванских цыган — супруги Бабан с многочисленными детьми и бедными родственниками. Совершенно некстати Пете Самойлову вдруг вспомнились загадочная улыбка Кармен, усатая физиономия горьковского Лойко Зобара и, наконец, крайне неприличное выражение «джя прокар». Хмыкнув, он пригладил бронзовый ежик и отправился с лейтенантом Звонаревым организовывать неподвижный пост наблюдения.

Погода была по-настоящему зимней — небо потемнело, из низких туч валил сильный снег, порывистый ветер закручивал его в хороводы метели. Ерзая под сношенной резиной, отделовский «жигуль» с трудом продирался сквозь непогоду. Когда прибыли на место, короткий зимний день уже уступил место темноте. Уличные фонари не горели, потому улица Парижской коммуны отыскалась не сразу. Зато нужный дом стоял в самом ее начале и наблюдать за ним можно было легко — с пересекавшего улицу проспекта Ильича.

— Леша, сиди пока. — Капитан оставил Звонарева в машине, бесстрашно вынырнул на мороз и уже через минуту превратился в снеговика. Осторожно переставляя ноги в высоких финских сапогах, он двинулся по еле заметной в снегу дорожке. Пробираясь мимо покосившегося бабановского жилища, он даже головы не повернул, тем не менее успел отметить: во дворе на ржавой цепи исходит злобой здоровенный волкодав, народная тропа к кормушке не заросла, а перед крыльцом стоит красное авто девяносто девятой модели. Сугробов на капоте нет, значит, двигатель горячий. Прогулявшись еще немного и окончательно задубев, Самойлов возвратился в машину, долго оттаивал и наконец произнес:

— Поехали назад.

Но тут дверь открылась, и, осторожно спускаясь с крыльца, в авто начали грузиться три явно беременные тетки. Следом вальяжно вышел и уселся за руль дородный представительный цыган с роскошной седоватой бородой, а за ним выкатился невысокий чернявый паренек в бараньем, до колен, полушубке. Он задраил дверь, пристегнул карабин на собачьей цепи к натянутой вдоль забора проволоке и, закрыв ворота за выехавшей со двора машиной, уселся в нее последним. Бородатый включил передачу, и «девяносто девятая» не спеша покатила вдоль улицы, однако, не проехав и километра, остановилась. Отворились массивные ворота, машина с вице-матерями заехала во двор внушительного особняка, и давешний чернявый пацан шустро прикрыл створки. Было слышно, как изнутри глухо брякнул засов.

— Это хорошо, когда работа недалеко от дома. — Капитан Самойлов проводил взглядом дружное семейство и решил опять пойти прогуляться.

Вернулся он минут через пятнадцать, разочарованно пошмыгал красным носом и скомандовал:

— Поехали отсюда.

Похоже, метель разыгралась не на шутку. Когда «жигуленок» кое-как докатился до управы, уже основательно завечерело. Нестерпимо хотелось есть, прямо сейчас и непременно чего-нибудь горячего.

Будто прочитав мысли подчиненных, майор Сарычев сурово промолвил:

— Доложитесь позже, на харчи вам полчаса. Время пошло.

Как говорится, остатки сладки. Капитан с лейтенантом мужественно навалились на что-то безвкусное и дымящееся, напились, жмурясь от удовольствия, чуть сладкого, зато огненно горячего чаю и, облизываясь, отчалили с кормобазы. Им не терпелось поделиться кое-какими мыслями с начальством…

— Да где же я вам вторую-то машину возьму? — Сарычев недоуменно развел руками. — Вы ведь не одни у меня, вон Теплев какое дело раскручивает, ему без колес никак. — Впрочем, ладно, — взглянув на поскучневшего Самойлова, майор почесал затылок, — придумаем что-нибудь. Голь, она на выдумки хитра.

Не рассвело еще, как Самойлов со товарищи уже были на месте. С неба по-прежнему, не переставая, падали белые хлопья. Лихо вилась метель, видимость была паршивой. Часов в одиннадцать прибыла уже установленная капитаном красная «девяносто девятая», из нее вышли беременные труженицы, а также сам хозяин дома Роман Васильевич Бабан вместе с внуком Виктором. Через десять минут они погрузились в тачку и поехали домой, будущие же матери, практически неуязвимые для Фемиды, приступили к общественно полезному труду. Уже к обеду засветились машины с покупателями, а также несколько энтузиастов, прибывших своим ходом, и стало ясно, что бабановская «веревка» note 17 пользуется широким спросом. Да и вообще, что дело поставлено широко…

На следующее утро Самойлов со Звонаревым ничего интересного не увидели и лишь на третий день ментовская удача улыбнулась им золотозубо, осенив своим белоснежным крылом с генеральским лампасом по краю. С утра, как обычно, брюхатых тружениц вывезли на рабочее место, а вот дадо Роман Васильевич не залег, как всегда, в сыновьих палатах до вечера, а минут через пятнадцать покатил на «девяносто девятой» в сопровождении четырех здоровенных ромалэ. Он был в дорогой светлой пропитке, бобровой лохмушке и сидел не за рулем, а на переднем командирском месте. Задевая брюхом снег на ухабах, машина двинулась в направлении Питера, тащившийся же следом в «жигуленке» Самойлов бережно достал единственную на отдел сотовую трубу — от всяких там раций на таком расстоянии толку было как от козла молока. В целях экономии средств капитан был лаконичен, как древний спартанец.