Смилодон - Разумовский Феликс. Страница 39

Ладно, оставили профессора любоваться гадюкой и подались к простому народу, в Оружейный квартал. Вице-пролетарии, слава труду, не подвели — работали не языком, руками. Гильзы и капсюльные колпачки были готовы, барабанный десятизарядный ствол, как и уговаривались, — наполовину. С ходу оценив точность и культуру сборки, Буров тут же заказал еще один, снял каморку с тисками и инструментом и ловко, словно заправский оружейник, принялся запрессовывать в капсюли ударный состав, тщательно отмеривать порох, возиться с гильзами и оправкой — сочетать компоненты в унитарный патрон. Очень мешала теснота, накрахмаленные манжеты и не в меру любознательный шевалье, однако дело спорилось и где-то к обеду завершилось. На первый взгляд успешно — сотня тупорылых, зловещего вида патронов выстроилась на столе. Калибр куда там сорок пятому, ручная запрессовка, толстостенные, не штампованные, выточенные гильзы. Только вот как стрелять они будут… И будут ли вообще… Ладно, завтра увидим.

— Вы, князь, прямо уникум, Леонардо да Винчи восемнадцатого века, — Анри осторожно взял патрон, восхищенно повертел его в пальцах, зачем-то понюхал и поставил на место. — Тот был тоже мастер на все руки и большой дока в военном деле. Только вы, к сожалению, не рисуете и, слава богу, не бугр <Леонардо да Винчи был настолько гомосексуален, что зрелище нормального полового акта вызывало у него рвотные спазмы.>. Если эта ваша барабанная фузея будет бить хотя бы на сто шагов, то придется с горечью констатировать — будущее за ней, а увы, не за шпагой. Кстати, все это хорошо, но мы будем сегодня есть или нет?

— Не надо было игнорировать свинину, мой друг, хотя сейчас, честно говоря, я умираю от жажды, — Буров улыбнулся, убрал патроны в карман и щедро расплатился с мастером. — Скажи-ка, уважаемый, где сейчас в Париже можно сделать арбалет?

— Арбалет? — старый, седой как лунь оружейник кашлянул, непонимающе прищурился, пожевал губами. — Вы, наверное, имеете в виду балестру <Вид арбалета, на обычной двойной тетиве которого устроен держатель для камня или пули. Применялся для охоты на птицу или мелкую живность, однако с появлением дробового патрона напрочь утратил актуальность. В описываемый период времени арбалеты как таковые еще имели какое-то значение лишь на море, во время абордажных схваток.>, ваша честь? Навряд ли кому-нибудь в наши дни придет в голову стрелять стрелами. Мне кажется, что еще живы мастера с улицы Малакэ, но дела их плохи. У них даже своего синдика <Старшина, избиравшийся для защиты интересов корпорации, которую он представлял.>нет. Попробуйте там, господа.

Он беззлобно усмехнулся, — вероятно, подумал: вот ведь бесятся с жиру богатые бездельники. То им надо сотню латунных стаканов, то верстак с инструментом подавай, а теперь они жить не могут без дурацкого, никому не нужного арбалета. Хотя бог с ними, платят — и ладно. К тому же хорошо платят.

— Вы слышали, мой друг, арбалеты-то нынче не в моде, — тихо промолвил Буров, когда они вышли на воздух. — А болты летают, да еще как. Это какой-то парадокс. И лично мне очень хочется познакомиться с оригиналом, чудом не подстрелившим нас. Так что предлагаю с обедом повременить. И мой вам совет: если Бернар будет раздавать мясо, не отказывайтесь. Лучше синица в желудке, чем журавль в небе.

Однако Бернар на сей раз вдарил не по мясу — по птице. Из импровизированной, сделанной из ремня пращи. Мило улыбаясь, он сидел на козлах и с дьявольской, просто потрясающей ловкостью сшибал с карнизов отъевшихся голубей. Причем играючи успевал пулять и по котам, то и дело пытавшимся отовариться на халяву. Хлопала праща, свистели камни, дико улюлюкала местная шпана. Трудовой же народ принимал Бернара за шкодливого аристократа, а потому молчал. Презрительно так, но с осуждением.

— Трогай давай! — прыгнули в карету Буров и шевалье, молчал подождали, пока Бернар подберет добычу и, не сговариваясь, в один голос рассмеялись: вот ведь исчадие ада, подарочек судьбы, и носит же его земля!

Не только носит, но и возит, — скоро экипаж был уже на улице Малакэ, грязной, смердящей, обильно изливающей содержимое канав в лоно многострадальной Сены. Здесь жили большей частью бедняки, торговцы рыбой. Дом старых мастеров-арбалетчиков отыскался с большим трудом. Это были два брата-близнеца, одинаково тощие, морщинистые и неразговорчивые. Время, невостребованность и удручающая бедность напрочь уничтожили в них желание жить.

— Хорошо, господа, мы, конечно, сделаем вам арбалет, — вяло кивнули они лысыми головами, и их подслеповатые слезящиеся глаза тускло загорелись надеждой. — Это будет отличный дальнобойный шнеппер <То же самое, что и балестра.>с двойной тетивой и закаленными дугами. Незаменимая вещь для охоты.

— Нет-нет, уважаемый, — перебил Буров и как бы между делом вытащил мошну. — Нам нужен боевой арбалет, стреляющий болтами. С наконечниками в виде длинной подкольчужной иглы, испещренной бороздками…

— Испещренной бороздками? — мастера переглянулись, замотали головами, тусклая искорка надежды в их глазах погасла. — Но это, господа, не по нашей части. Мы старые больные люди, которым скоро держать ответ. За все. Вот шнеппер для охоты на гусей — с превеликим нашим удовольствием…

— А по чьей это части? — улыбнулся Буров, вытащил блестящий луидор и положил на стол. — Не всем же охотиться на гусей?.. — Снова улыбнулся, вытащил еще один луидор, звонко положил на первый. — Вспоминайте, отцы, до неба далеко… Ах да, бог любит троицу…

Третья монета появилась на свет, и старики переглянулись, сглотнули слюну, глаза их загорелись мерцающим алчным блеском.

— Господа, вам нужен Гийом. Старый Гийом Оноре по прозвищу Крыса, его в свое время турнули из корпорации. Сейчас он занимается своими гнусностями на улице Сен-Жак.

Верно заметил Буров — небо высоко, а денежки вот они, совсем рядом, стопочкой на краешке стола. Стоит только протянуть руку, чтобы раньше срока не протянуть ноги…

— А где эта улица Сен-Жак? — полюбопытствовал Буров, когда они с Анри устроились в карете. — Что-то я про такую не слышал.

— Лучше не спрашивайте, князь, — шевалье вздохнул, понурил голову и мастерски изобразил все муки голодающего. — У черта на рогах. Я туда приеду окоченевшим трупом. Может, завтра, а? Никуда этот Гийом Оноре от нас не денется. Поехали домой, мон шер. От работы кони дохнут.

Только не орловские рысаки. Бодрые могучие звери весело ударили копытами, лихо закусили удила и с какой-то бесшабашной, истинно русской удалью поперли по столице Франции. Их ждали конюшня, отборное зерно и заботливые руки умелых коноводов. Бурова и Анри ждал маркиз — при шпаге, во всем черном, в прескверном настроении.

— Ну где вы там бродите, господа? — кисло осведомился он, повертел в руках табакерку и с мелодичным звоном открыл. — Прожекты, господа, меняются. Сегодня вечером у нас внеплановое мероприятие. Попрошу вас через два часа ко мне за разъяснениями. Пока можете идти отдыхать. И мой категорический наказ: ни капли вина, ни полкапли водки. Дело предстоит хлопотливое, горячее. — Он влез холеными пальцами в табак, запустил в ноздрю добрую понюшку, сморщился, показал язык и оглушительно, топнув ногой, чихнул: — Апчих… Да, да, весьма горячее… Апчих… Все, вы свободны, господа.

Даже и словом не обмолвился насчет подробного рапорта в трех экземплярах. Видимо, и впрямь в планах что-то резко поменялось.

— А пошли бы все эти прожекты в задницу, — высказался шевалье, когда они с Буровым вышли в коридор. — Ни пожрать толком, ни поспать. Как же, ни капли вина, ни полкапли водки… Только розовые гадюки в постели… Нет уж, ни хрена!

— Вы совершенно правы, мон ами, ни хрена, — согласился мучимый жаждой Буров, шумно проглотил слюну и с готовностью поспешил к столу, вкусно сервированному на двоих в Розовой гостиной.

Ох и врезали же они с шевалье и по мясу, и по птице, и по бургундскому, и по токайскому. Дело-то все-таки ожидалось горячее… Наконец, несколько размякнув телом, но воспарив душой, Буров потянулся было на отдых, но мирно покемарить в спокойной обстановке ему не удалось — пожаловала Лаура. Прекрасная, загадочная и соскучившаяся. Со вполне определенной целью. Так что еще до постановки задачи маркизом у Бурова состоялась своя постановка, в постели, с началом и концом. Прошла на бис, с аншлагом, под вздохи восхищения и одобрения. А все-таки было бы лучше вздремнуть…