Зона бессмертного режима - Разумовский Феликс. Страница 45

– Слушай меня внимательно, засранец. Найди ровную площадку в прямой видимости Ниппура и обозначь ее контуры огнями – нефть зажги. Мы сядем на нее, будем через час. Ты меня понял, долбоеб?

– Понял, отец, еще как понял, – убито прошептал Энлиль, горестно вздохнул, и в голосе его послышалось отчаяние: – А этот, отец, все летает, такие гадости в эфире говорит…

– Не ссы, мы ему подрежем крылья, – успокоил его Ан. – Выстирай штаны, надень их ширинкой назад и жди меня. Хотя ты уже и сейчас ведешь себя как последний педераст. – Не сдержавшись, он выругался в трубку, резко вырубил связь и повернулся к Нинурте: – Ну?

– Генерал, есть готовность, – молодцевато вытянулся тот, коротко кивнул и посмотрел на Красноглаза, посасывающего маковую пастилку. – Брателло, кантуй своих. Скоро тронемся.

Действительно, не прошло и десяти минут, как планетоид уже был в открытом космосе – резво, на пределе двигателей рванулся в сторону голубой планеты. Да, что-что, а пилотировать Нинурта умел – лихо долетел, плавно снизил скорость и начал виртуознейше входить в плотные слои. За бортом засвистело, загудело, зашуршало, температура броневой обшивки начала расти, внизу, в напоминающих колеса смотровых оконцах, появились облака, затем суша, море, горы, капилляры рек и зелень лесов. А вот наконец и она, знакомая клякса болот. На западной ее оконечности – Эриду, чуть дальше на север – Бад-Тибира и, наконец, левее, в самом центре Междуречья, – Ниппур. Координационный центр, альма-матер связи, средоточие мудрости, стольный град Энлилев. Пролететь мимо, не почтить вниманием, проигнорировать его было невозможно – он зловеще напоминал о своем существовании черным дымом, поднимающимся к самым облакам. Это весело горела огромная, размером с небольшое озеро, нефтяная лужа. В самом ее центре имелся островок, этакий оазис тверди в огненной пустыне, на нем стояли пара гравикаров и два десятка мрачных, пялящихся в небо ануннаков. Да, хорошенькое место для посадки приготовил этот мудель Энлиль!

– Бр-р-р, как в аду, – поежился Нинурта, – такого страха я не видел и на Южном фронте. Все в дыму и в огне, ни хрена не видно. Ну да ничего, как-нибудь сядем. Потом, уже не высоко.

Он недаром был фронтовиком, асом и теллуриевым медалистом – сел. Мягко, плавно, по всей науке, без сучка и задоринки. А к планетоиду уже на всех парах неслись встречающие – неутешный Энлиль, торжествующий Энки, озабоченный Шамаш и разъяренный Мочегон. Замыкала колонну Нинти – прекрасная и запыхавшаяся, явившаяся также по первому же зову разделить все тяготы и треволнения. Беременность, роды и лактация пошли ей здорово на пользу.

– Братва, зекс [197]. – Ан, выглянув в иллюминатор, встал, тронул фиксатор сурдобластера и первым, сделав каменное лицо, направился в шлюзокамеру – вскрыл внутреннюю дверь, распечатал внешнюю и вышел на выдвижную аппарель, являющую собой подобие трапа. И сразу же закашлялся – атмосфера здесь и впрямь была зловонной, тяжкой, как в аду. А может, и похуже.

– Отец! Отец! О отец! – Молнией, на цырлах, подскочил к нему несчастный Энлиль, чем-то напоминавший нашкодившего кота, понимающего, что сейчас его кастрируют. – Простите, отец, извините. Готов все отдать, чтобы только искупить. Вернуть все на круги своя, восстановить статус-кво.

– Дрочи жопу кактусом, сукин сын, – только-то и сказал ему Ан, сухо облобызался с Нинти и, крепко поручкавшись с Шамашем и Красноглазом, излил свое внимание на Энки: – Ну, рассказывай, что тут у вас.

– Да это, папа, все у него, – сразу же расцвел тот, сплюнул в направлении Энлиля и пальцем указал на небо: – Летают. Скоро стрелять будут.

Собственно, ни неба, ни облаков, ни летающего негодяя видно не было. Только дым, дым, дым, дымище. Куда гуще и чернее, чем на Южном фронте.

– Прошу вас, генерал, прямой эфир, – быстро подошел Нинурта, протянул горошину передатчика. – Мне стыдно, генерал, что когда-то эта сволочь была моим заместителем. В небесах мы летали седых, мы теряли друзей боевых…

– Ладно, ладно, потом, – по-товарищески кивнул ему Ан, избавился от генеральского капюшона и, сунув горошину в ухо, услышал нехороший голос Зу:

– О моя бедная маленькая Эрешкигаль. Такая тихая, кроткая, доверчивая и безответная. Напоминающая розу в полуроспуске, дивный, благоуханный бутон, нежную, еще не распустившуюся почку. О ее взяли силой, обманом, подлостью, грубо, со спины. Мою маленькую бедную Эрешкигаль. Не ласкали, насильничали, уподобляли животному. Распоследней шкуре, потаскухе, наибанальнейшей дешевке. Мою маленькую, бедную, несчастную Эрешкигаль. Ну да ничего, я отомщу, поквитаюсь, дам сдачи, сведу счеты. И месть моя будет ужасна. Для начала я смету до основания хоромы этого дегенерата, ничтожества, тирана и недоумка, породившего чудовище, осквернившее мою бедную маленькую несчастную Эрешкигаль, эту розу, эту почку…

– Так. – Ан вытащил горошину, накинул капюшон и пальцем поманил Шамаша с Красноглазом. – Ну, какие мысли?

– Мысль одна, о мезониевой пушке, – со злобой шмыгнул носом Шамаш. – Когда-нибудь он все-таки сядет, вечный двигатель еще никто не изобрел.

– И бластером его, суку, никак не взять, – свирепо хмыкнул мрачный Красноглаз. – У него ведь эта, как его, матрица с кодами. Как бы приземлить его помягче?

– Разрешите мне попробовать, генерал, – плавно вклинился в общение Нинурта. – У «Ротации» неважная верхняя обзорность. Если набрать потолок и спикировать на нее, то есть шанс, что пилот не заметит атаки. Ну а уж дальше дело техники – блокировать излучатель, нарушить герметичность, фатально и принудительно увеличить полетный вес. Так, чтобы сел сам. И возьмем мы его тепленьким, живьем, вместе с этой самой матрицей.

– Ты что, брателло, сдурел? – посмотрел с неудовольствием Шамаш. – Там же мезониевая дура. А ты нам нужен здоровым и молодым. В гробу и в белых тапках не очень…

– У меня восемь сбитых бортов, два ранения и четыре тарана, из которых половина ночные, – простецки ухмыльнулся Нинурта. – Ты вот, брат, в лобовую когда-нибудь ходил? Под кинжальным плазменным огнем? В астероидной каше? Под чужим протонно-тритиевым светилом? На честном слове и на одном крыле? По выражению глаз вижу – не ходил. И уже навряд ли пойдешь. А пикирование на бреющем в турбулентном субрежиме? Под сплошным, пробирающим до самых…

– Ладно, дружок, лети, – перебил его Ан и отечески кивнул своим рогатым капюшоном. – И возвращайся с победой. Главное, запчасть эту чертову привези. Ну а если что не так, сам знаешь…

– Да, жизнь копейка, судьба индейка. Все мы, генерал, обязательно когда-нибудь да сдохнем, – в тон ему ответствовал Нинурта, быстро сделал респект-салют и моментом скрылся в недрах планетоида. Миг – и «Тангенс» огромным фаллосом взмыл в измаранное дымом небо. Сделал стремительный вираж, лег на крыло, превратился в точку и наконец исчез. А нефть, деготь, смолы и асфальт все горели и горели вокруг своим чадным пламенем. Что там происходило наверху, за дымной пеленой, было не видно. Но что-то происходило точно – голос Зу, вещавший гадости, неожиданно замолк, сменился хрипом, затем наступила тишина, однако длилась она недолго. Вскоре пауза была нарушена, и все вздохнули с облегчением – это объявился Нинурта.

– Есть, – сказал он в эфир. – Гвардейский порядок. Жду в квадрате восемь бис на северо-запад от Ниппура. Жду с победой.

– А ну по машинам! – рявкнул Ан, массы забрались в гравикары, и те стремительно, на предельной скорости, понеслись над огненной стихией. Словно на крыльях радости, в нетерпении и ликовании. Все изнывали от любопытства и желания узнать детали – ну как же все случилось-то, ну как, ну как?

Да если на словах, то очень просто. Стремительно взлетев и сделав боевой вираж, Нинурта сразу же увидел супостата – тот висел над центром связи Ниппура и являл собою идеальную мишень. Неподвижную, легко бронированную, четко различимую в лучах светила. И Нинурта, как это и полагается асу, не упустил свой шанс – стремительно спикировал, вышел на дистанцию и ударил реактивным гарпуном, предназначенным для охоты на китов. Попал хорошо, прямо в жерло пушки. Затем с лихостью метнул выбрасываемый невод, добавил с силой механическим багром и наконец неотвратимо мощно, всей массой планетоида, стал припечатывать противника к поверхности земли. Со стороны посмотреть – «Тангенс» мастерски брал «Ротацию» на конус. Она было закочевряжилась, заарканилась, попыталась сопротивляться, да только какое там – жалкой, опутанной сетью, с пробитой рубкой и нефункционирующей пушкой куда ей было до летающего фаллоса. Через минуту все было кончено – «Тангенс» алчно завалил «Ротацию» и подмял ее, сердечную, под себя. Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках. Ромашки спрятались, поникли лютики…