Белый туман - Рединг Жаклин. Страница 5

Поспешно отведя взор от кинжала на стене, Элинор посмотрела в окно, прикидывая расстояние до земли на тот случай, если ей придется спасаться бегством.

– Я принес вам чай.

Элинор так и подскочила на месте, услышав голос прямо за своей спиной. Она обернулась и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, когда, вопреки ожиданиям, вместо чудовища увидела морщинистого старика – того самого, который встретил ее по прибытии у ворот замка. Она даже не заметила, как он вошел.

Этот человек словно сошел со страниц учебника истории, одетый в красочные штаны из клетчатой материи, с увенчанным пером синим беретом на голове и густой седеющей бородой, покрывавшей все его лицо от носа до подбородка. Он был ниже ее ростом, с его лица не сходило суровое выражение, так как ему все время приходилось щуриться из-за пронизывающих ветров, господствовавших на острове. Он напоминал ей одного из воинственных шотландских горцев, которых она видела как-то раз на гравюре, только вместо клеймора он держал в руках серебряный поднос с чаем.

– Его светлость просит у вас прощения. Он сейчас занят и придет немного позже.

Не дожидаясь ее ответа, старик поставил поднос с чаем на стол и, круто развернувшись, удалился так же неожиданно, как и появился. Юные леди из пансиона для благородных девиц мисс Эффингтон на ее месте пришли бы в ужас.

После того как слуга закрыл за собой дверь, Элинор еще некоторое время выжидала, после чего приподняла крышку фарфорового чайника для заварки и осторожно заглянула внутрь. Судя по виду, это действительно был чай! Девушка где-то читала, что мышьяк можно узнать по характерному запаху миндаля. Затем она долго присматривалась к тарелке с печеньями, стоявшей рядом с чайником, уделяя особенное внимание сахару и корице, которыми они были присыпаны сверху.

Первой ее мыслью, разумеется, было оставить поднос нетронутым, однако в желудке у нее уже урчало от голода, и это решило дело. Прошли долгие часы с тех пор, как она покинула берега Шотландии, день близился к концу, а у нее с раннего утра не было во рту маковой росинки. Возможно, пара глотков чая и немного печенья помогут унять охватившее ее беспокойство. Кроме того, если она собирается остаться здесь, ей волей-неволей придется питаться наравне с другими домашними слугами. Поэтому Элинор отбросила всякую осторожность и, взяв печенье, откусила кусочек.

Печенье, как и следовало ожидать, оказалось превосходным, и потому она доела его и взялась за другое, управившись с ними меньше чем за четверть часа. Оставив третье печенье на тарелке и допив чай, девушка поднялась и принялась осматривать комнату в надежде найти нечто, избавившее бы ее от томительного чувства тревоги. Она то и дело останавливалась, чтобы полюбоваться тем или иным предметом обстановки – глобусом, на котором были обозначены созвездия, настенными часами с одной стрелкой, на которых были выгравированы изображения дельфинов, – пытаясь получить представление о том, что за человек виконт Данвин.

Элинор окинула задумчивым взглядом корешки книг, выстроившихся вдоль полок. Библиотека произвела на нее сильное впечатление. Был ли хозяин дома просто начитанным человеком, проявляющим интерес ко многим предметам, или же это собрание досталось ему по наследству от предшествующих поколений? Рыболовная удочка и пара поношенных водонепроницаемых сапог в углу наводили на мысль, что он предпочитал проводить свой досуг за занятием, требовавшим ангельского терпения. Размер сапог, однако, свидетельствовал о том, что он был мужчиной немалого роста.

Элинор подошла к окну и задержалась здесь на мгновение, любуясь великолепной панорамой внизу. В отличие от голого скалистого берега центральная часть острова даже в это позднее время года выглядела удивительно живописной и плодородной, пестря разнообразными оттенками, словно весь пейзаж был нарисован нежнейшими акварельными красками. Черные коровы лениво паслись на зеленеющей низменной равнине, откуда был виден сырой каменный мол, служивший жителям острова причалом – тот самый, на который она высадилась час назад. Покрытые густой шерстью овцы с черными мордами разбрелись по склону холма позади пастбища, а еще дальше Элинор заметила несколько маленьких сельских домиков, похожих на покривившиеся груды камней и булыжников, крытые соломой или зеленым дерном.

Снизу до нее донесся собачий лай, затем незнакомый мужской голос – низкий, густой баритон. Снова выглянув в окно, Элинор не обнаружила там никакой собаки, зато заметила одинокую фигуру, сидевшую на булыжнике, откуда открывался вид на море. Что-то в этой крохотной фигурке, одной на обдуваемом всеми ветрами скалистом обрыве, привлекло внимание Элинор. Рядом на столе стоял небольшой медный телескоп. Движимая любопытством, девушка наклонила голову к окуляру, чтобы присмотреться к ней повнимательнее.

В фокусе телескопа медленно появилось изображение ребенка – девочки. Ее темные, цвета воронова крыла, волосы развевались под порывами ветра, опутывая ее лицо и глаза, однако девочка как будто не замечала ни ветра, ни стоявшего рядом маленького ягненка, жевавшего пояс ее платья. Она просто сидела неподвижно, словно каменное изваяние, и ощущение одиночества и покинутости, окружавшее ее, было таким же сильным и всепоглощающим, как жуткий туман, облепивший берег острова. Без сомнения, это была дочь виконта, будущая воспитанница Элинор.

– Прошу прощения за то, что заставил вас так долго ждать.

Элинор оторвалась от окуляра телескопа так внезапно, что чуть было его не уронила. Она была настолько поглощена наблюдением за девочкой, что не заметила его появления. Не оставалось никаких сомнений в том, кто стоял перед ней.

Хозяин замка Данвин и впрямь оказался мужчиной весьма представительным – пожалуй, самым представительным из всех, кого когда-либо приходилось встречать Элинор, не исключая даже ее брата. Он был необычайно высоким и широкоплечим, в его присутствии комната заметно уменьшилась в размерах. Элинор не сводила с него глаз, пока он направлялся к письменному столу, отметив про себя шесть с лишним футов роста и черные волосы, доходившие до воротника сюртука. Он носил прикрепленный к поясу плед в темно-красную, белую и зеленую клетку, конец которого был небрежно перекинут через плечо поверх сюртука из темной шерсти. Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, а подбородок покрыт густой темной щетиной, словно он не брился несколько дней подряд. Его клетчатые чулки и ботинки с пряжками покрывали брызги грязи, волосы на лбу были взъерошены ветром. Глаза его казались такими темными, что Элинор не могла определить их цвет, на губах не промелькнуло даже подобие улыбки. Учитывая его грубоватый облик и то действие, которое его появление произвело на нее, Элинор не могла удержаться от мысли, что прозвище «Дьявол из замка Данвин» подходило ему как нельзя лучше. Только теперь она заметила, как отчаянно забилось у нее сердце в груди.

– Мое имя Данвин, – произнес мужчина. – Я – хозяин этого замка и всего острова. Именно я поместил то объявление, которое вы видели в Обане. Не желаете присесть?

Виконт разговаривал как человек, получивший образование на юге, без местного акцента. У него был низкий, густого тембра голос, тихий, но полный притягательной силы, чем-то напоминающий отдаленный раскат грома перед приближением грозы. Обычно этого звука бывало достаточно, чтобы руки юных девиц покрывались гусиной кожей.

С виду Элинор была одной из таких девиц. Данвин жестом указал ей на кресло, которое она занимала, и без долгих предисловий заявил:

– Фергус не предупредил меня о том, что вы так молоды.

Все еще находясь под впечатлением от его внешности, голоса, самого его присутствия, Элинор не сразу нашлась что ответить.

– Прошу прощения?

– Сколько вам лет, мисс? Восемнадцать?

Его прямота, почти граничившая с бесцеремонностью, вывела ее из транса, и она, откашлявшись, произнесла:

– Мне двадцать один год, милорд.

Виконт приподнял брови.

– Двадцать один? Неужели?