Город бездны - Рейнольдс Аластер. Страница 81
— Кэнопи — это район города?
Последовал сосредоточенный кивок.
— Вы здесь чужак, да?
— Да, я чужак. Поэтому будь добр, объясни, почему не можешь отвезти меня в Кэнопи.
Купюра, которую я наполовину извлек, исчезла из моих рук, и Хуан пригласил меня занять заднее сиденье повозки так, словно это был трон, отделанный роскошным бархатом.
— Я показать вам. Но я не повезти вас туда, поняли? Для этого вам нуждаться в чем-то побольше рикши.
Он вскочил на соседнее сиденье, наклонился и шепнул что-то на ухо вознице, и примат завертел педалями. Его ворчание должно было выражать крайнее возмущение тем итогом, на который обрекло его генетическое наследство.
Позже я узнал, что биоинженерия животных была одной из немногочисленных областей индустрии, которая продолжала процветать и после эпидемии. Когда полагаться на механизмы стало нельзя, генетики мгновенно заполнили эту нишу.
Как недавно сказал Квирренбах, самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.
И эпидемия — не исключение.
Отсутствие стены позволяло воланторам (и, по-видимому, прочим летательным аппаратам), свободно покидать здание, но рикшам приходилось пользоваться наклонным бетонным туннелем. Сырые стены и потолок сочились густой слизью. Но здесь, по крайней мере, было прохладнее. Шум терминала вскоре стих, молчание нарушалось лишь тихим поскрипыванием шестеренок и цепей, при помощи которых вращательное движение педалей передавалось колесам.
— Вы здесь чужак, — повторил Хуан. — Не из Феррисвилль, и не из Ржавого Обода. И даже не остальная система.
Неужели мое невежество настолько бросалось в глаза, что его заметил даже этот ребенок?
— Наверное, у вас сейчас мало туристов?
— С тех пор как приходить плохие времена, да.
— Как вам удалось их пережить?
— Не знаю, господин, мне только два.
Ну конечно! Это случилось семь лет назад. С точки зрения ребенка, это было давным-давно. Хуан, Том и прочие уличные мальчишки едва ли могли помнить, каким был Город Бездны до эпидемии. Они застали лишь несколько лет изобилия и безграничных возможностей, но восприятие маленького ребенка слишком примитивно, чтобы породить отчетливые воспоминания. Все, что они знали и помнили, — это город нынешнего времени. Огромный, темный, он вновь таил в себе массу возможностей, но теперь они были связаны с опасностью, преступлениями и беззакония. Город воров, попрошаек и тех, кто способен прожить с помощью своих мозгов, а не кредитных рейтингов.
Не хотел бы я жить в таком городе.
Мы встречали других рикш, которые возвращались на вокзал. Их гладкие бока промокли от дождя и блестели, как лакированные. Некоторые из них везли пассажиров, которые угрюмо горбились, кутаясь в дождевики. Весь вид этих людей говорил о единственном желании — очутиться подальше от Города Бездны. Я почти разделял это желание. Я устал, мне было душно, одежда пропиталась влагой и потом, кожа зудела и немела, источая запах. Пожалуй, еще одним моим желанием было немедленно залезть в ванну.
За каким чертом меня сюда понесло?
Я пролетел пятнадцать световых лет, преследуя свою жертву. Я оказался в городе, который превратился извращенное подобие себя самого. И самое главное, за свою жизнь я встречал массу людей, которые были куда более отвратительны, чем тот, кого я преследовал. Он был аристократом, а не военным. Сложись история планеты иным образом — и мы с ним могли быть друзьями. Я даже уважал его — чего стоил хотя бы взрыв моста в Нуэва-Вальпараисо, поступок, которого я совершенно не ожидал. Да, он был совершен с небрежной жестокостью. Но любой человек, которого я недооценил настолько сильно, заслуживал уважения.
И все же я убью его с чистой совестью.
— Думаю, вам необходимый урок истории, господин, — произнес Хуан.
На борту «Стрельникова» я узнал не слишком много, но сейчас я был не готов поглощать новые знания.
— Если тебе кажется, что я не знаю об эпидемии…
Впереди забрезжил свет. Не слишком яркий, но этого было достаточно, чтобы я понял: скоро мы окажемся в Городе. Свет понемногу становился сильнее, заливая туннель. Он был бурым, как карамель, и казался таким же вязким. Я уже видел это с борта шаттла: сумеречный цвет, сочившийся сквозь еще более густую пелену.
— Эпидемия ударяла, и здания спятить, — сказал Хуан.
— Мне об этом уже рассказали.
— Но они не говорить вам достаточно, господин.
Его синтаксис находился в зачаточном состоянии. Правда, подозреваю, человекообразный возница повозки был не способен и на такое.
— Эти здания изменяться, очень быстро, — он широко взмахнул руками. — Много людей умереть, много быть раздавлены, или стать стеной.
— Звучит не слишком весело.
— Я покажу вам люди в стене, господин. И вы больше не шутить. Вы гадить свои штаны.
Мы свернули, уворачиваясь от встречной повозки, но избежать столкновения по касательной не удалось.
— Послушайте, эти здания, они меняться быстрее наверху, понятно?
— Не понимаю.
— Эти здания, как деревья. У них масса корни, которые торчать в земле, да?
— Ты имеешь в виду питающие оси конструкции? Они высасывают сырье из коренной породы для ремонта и регенерации.
— Ну да. Я говорить то же. Как большое дерево. Но как дерево в другом смысле тоже. Всегда расти верхушка. Ясно?
Он сделал широкий жесты, рисуя силуэт грибовидного облака.
Похоже, до меня дошло.
— Ты говоришь, что системы роста были сосредоточены в верхних частях построек?
— Ну да.
— Еще бы, — кивнул я. Эти постройки были спроектированы, чтобы демонтировать себя, а не только вырастать. В любом случае, всегда проще добавить или убрать материал с верхушки. Поэтому нервный центр самовоспроизводящихся механизмов всегда растет вместе с постройкой. Нижним уровням нужны сточные системы — строгий минимум для поддержания функции, ремонта от повреждений и износа, а также для периодических перепланировок.
Трудно было сказать, что означала улыбка Хуана — то ли одобрение моей запоздалой догадки, то ли сочувствие потерянному мной на это времени.
— Эпидемия попадать вначале наверх от корней. Потом заставлять верхушку здания спятить. Ниже все оставаться как прежде. Когда эпидемия попадать вниз, люди перерезать корни, здание голодает. Все изменения кончаться.