Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 116

— Только будьте осторожны, — произнес Скорпио. — Чертовски осторожны.

— Есть какая-то причина для такой осторожности? — спросил Хи.

Гиперсвин подался вперед.

— Еще какая. «Пауки» всадили мне в голову какую-то дрянь, которая связана с его имплантантами. Типа маленького клапана или чего-то в этом роде. На вене или артерии. Он умрет — я умру… Все просто.

— М-м-м… — Хи провел пальцем по губам. — Ты полностью в этом уверен?

— Я уже один раз терял сознание, когда пытался напасть на него.

— Вас связывали теплые дружеские отношения, верно?

— Брак по расчету, дружище. И он это знал это. Потому мной и пользовался.

— Отлично. Может быть, когда-то у тебя там что-то было. Но мы проверили всех вас. У тебя нет ни одного имплантанта, Скорпио. Или тебе никто ничего не вживлял, или твой клапан уничтожили прежде, чем у нас оказался.

У Скорпио приоткрылся рот. Это было совершенно человеческое выражение удивления и самоотвращения.

— Нет?! Этот долбанный засранец не мог…

— Вполне вероятно, что ты мог уйти когда заблагорассудится. И никакая сила на свете не заставила бы тебя остановиться.

— Верно говорил папа, — вздохнула Антуанетта. — Никогда не связывайся с «пауками». Никогда.

— Ты это мне говоришь? — возмутился гиперсвин.

— Так ведь тебя обманули, а не меня.

Скорпио фыркнул, но ничего не ответил. Возможно, подумал Клавейн, он просто не знал, что может сказать, не усугубляя своего положения.

— Скорпио, — серьезно сказал Хи. — Ты не пленник. Да, я не в восторге от твоих поступков. Но я и сам не без греха. И я знаю: иногда есть причины, которых другие не видят. Ты спас Антуанетту, за что я тебе очень признателен. И мои гости, подозреваю, тоже.

— Ближе к делу.

— Я выполню соглашение, которое с тобой заключили Конджойнеры. Ты можешь идти куда заблагорассудится. Можешь вернуться в свои катакомбы в городе. Честное слово.

Скорпио встал. Это явно стоило ему усилий.

— Тогда я пошел.

— Подожди.

Хи ни на йоту не повысил голос, но что-то в его тоне заставило человека-свинью остановиться. Казалось, до сих пор все происходящее было просто игрой, и только сейчас Хи открыл свою истинную сущность — человека, с которым не стоит шутить, когда речь заходит о чем-то серьезном.

Скорпио послушно опустился в свое кресло. Потом очень мягко спросил:

— Что?

— А вот теперь послушайте меня внимательно.

Хи снова обвел всех взглядом. Его лицо стало строгим и бесстрастным.

— Очень внимательно. Я не буду повторять дважды.

В комнате стало тихо. Даже Болтливые Близнецы казались более безмолвными, чем обычно.

Хи подошел к роялю, наиграл унылую тему из шести нот и со стуком опустил крышку.

— Я уже говорил, что мы живем в особенное время. То, что сейчас происходит, имеет огромное значение. Возможно, это последние времена. И несомненно, что заканчивается огромная глава истории человечества. Наши жалкие дрязги, минутные перемирия, наши смешные фракции, и наши детские игры в войну — все это близится к завершению. На самом деле, мы и есть дети. Маленькие дети, которые ползут на четвереньках по Галактике, которая принадлежит взрослым. Их возраст и мощь не сравнится с нашей. Думаю, женщина, которая жила в этом здании до меня, стала проводником одной из этих сил. А может быть, и не одной. Я понятия не имею, как это получилось и почему. Но верю, что через нее эти силы подчинили своему влиянию и Конджойнеров. Я могу только предполагать, потому что вижу: не за горами отчаянные времена.

Клавейн хотел возразить. Он хотел спорить. Но он многое открыл для себя, многое показал ему Хи. Такая попытка была лишена всякого смысла. Этот человек сделал предположения и оказался прав. Клавейну оставалось только слушать, соглашаться и желать, чтобы все было наоборот.

Хи продолжал.

— Даже Конджойнеры, кажется, чего-то опасаются. И это меня пугает. Мистер Клавейн — уважаемый человек, — он склонил голову, словно это заявление нуждалось в подтверждении. — Да, я знаю о вас все, мистер Клавейн. Мне довелось изучать вашу историю. Иногда мне даже хотелось повторить ваш путь. Это был очень нелегкий путь, верно? Между идеологиями, между мирами, едва ли не между видами… И на всем пути вы никогда не следовали ничему настолько переменчивому, как ваше сердце, ничему настолько незначительному, как чье-то знамя. Вы просто давали холодную оценку и решали, что нужно, что правильно сделать в данный момент.

— Я был и предателем, и шпионом, — сказал Клавейн. — Убивал невинных для военных целей. Делал детей сиротами. Если это заслуживает уважения, черт возьми…

— Поверьте, встречались тираны похуже вашего, мистер Клавейн. Я просто хочу доказать, что нынешние времена заставляют людей делать невообразимые вещи. Повернуть оружие против Конджойнеров — после того, как четыреста лет вы были одним из них. И не потому, что Демархисты проводят правильную политику. Просто потому, что вы почувствовали, что в вашей фракции что-то прогнило. Почувствовали, хотя, возможно, не видели ясных доказательств: на карту поставлено нечто большее, чем любая фракция, любая идеология. Стоит вопрос о существовании людей как вида.

— Как вы узнали? — спросил Клавейн.

— Вы сами сообщили эту информацию своим друзьям, мистер Клавейн. На Карусели Нью-Копенгагена вы были весьма разговорчивы — думали, что вас никто не слышит. Но у меня везде есть уши. Кроме того, я владею техникой траления не хуже, чем Конджойнеры. Вы все прошли через мой лазарет. Неужели я бы не унизился до небольшого нейрологического исследования, когда ставки так высоки? Думаю, ответ очевиден.

Хи снова повернулся к Скорпио, и его пристальный взгляд словно вдавил гиперсвина в спинку кресла.

— А теперь о том, что должно произойти. Я собираюсь сделать все возможное, чтобы помочь мистеру Клавейну выполнить его предназначение.

— Перебежать к «зомби»? — уточнил Скорпио.

— Нет, — Хи покачал головой. — Что это даст? У Демархистов нет ни одного субсветовика — по крайней мере, в этой системе. Поступок мистера Клавейна пропадет впустую. К тому же, если его потребуется снова освободить из рук Демархистов, моего влияния может оказаться недостаточно. Нет, давайте займемся истоками проблемы. Что заставило мистера Клавейна порвать с Объединившимися? — Хи кивнул Клавейну, как конферансье. — Продолжайте. Расскажите нам об этом. После всего, что я сказал, было бы неплохо услышать остальное из ваших уст.

— Вы знаете, не так ли?

— Да. Насчет орудий.

Клавейн кивнул. Он не знал, кем себя чувствовать: победителем или побежденным. Ему оставалось только одно — говорить.

— Я хотел убедить Демархистов подготовить экспедицию и захватить орудия класса «ад», прежде чем Скейд приберет их к рукам. Но Хи прав: у них даже нет межзвездных кораблей. Это был глупый, бесполезный жест. Я только думал, что делаю что-то важное.

Он чувствовал, как накатывает запоздалая усталость, отбрасывая длинную тень подавленного настроения.

— Именно этим поступок и являлся… всегда. Последний жест выжившего из ума старика, — Клавейн оглядел остальных, чувствуя, что должен каким-то образом принести извинения. — Простите. Я втянул всех вас в эту историю, и все зря.

Хи подошел сзади и положил ладони ему на плечи.

— Не извиняйтесь, мистер Клавейн.

— Но ведь это правда, не так ли? Мы ничего не можем сделать.

— Вы говорили с Демархистами. Что они сказали, когда речь зашла о корабле?

Клавейн вспомнил свой разговор с Пероте и Вой.

— Они сказали, что у них нет ни одного.

— И?

Клавейн печально улыбнулся.

— Что один, пожалуй, смогут откопать, если будет очень нужно.

— Скорее всего, смогут, — ответил Хи. — Но что им это даст? Им — ослабевшим, истощенным, погрязшим в коррупции, не закаленным в боях? Пусть Демархисты достанут корабль — я не стану им мешать. В конце концов, не имеет значения, кто завладеет оружием — главное, чтобы это были не Конджойнеры. Думаю, есть кое-кто еще. У кого есть реальные шансы успеть. В первую очередь — те, у кого есть те же технологии, которыми сейчас они располагают.