Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 99

Еще одна вспышка. Шаттл накренился и заложил вираж, корпус завибрировал: двигатели работали почти на пределе. Капитан выполнял уклонение.

— Второго убрали, — сказала Вой из другого угла кабины.

— Вы не против, если я встану? — спросил Клавейн.

— К нам кто-то приближается, — сообщил Пероте, снова припав к иллюминатору. — Похоже, чужой корабль, возможно, их двое. Опознавательных знаков нет… На вид гражданский… Если только не…

— Баньши? — предположил Клавейн.

Казалось, его никто не слышал.

— С этой стороны тоже кто-то есть, — сказала Вой. — Командир не понимает, что происходит… — она наконец-то заметила Клавейна. — Могли твои подобраться так близко к Йеллоустоуну?

— Они чертовски хотят меня вернуть, — вздохнул он. — Как говорится, на войне дозволено все. Правда, нарушение некоторых правил…

— Это могут быть «пауки», — сказала Вой. — Если он прав, то правила войны больше не действуют.

— Вы можете им ответить?

— Только не здесь. В зоне влияния Конвента наше оружие пасифицировано, — Пероте отклеился от иллюминатора и пересек кабину. — Еще один эскортер поврежден… правда, его только задело. Корпус пробит, потеря управления… Падает прямо к нам на корму. Сандра, сколько осталось до зоны военных действий?

Глаза Сандры снова стали стеклянными. Казалось, ее оглушило взрывом.

— Четыре минуты. Затем орудия автоматически активируются.

— Четыре минуты, которых у нас, разумеется, нет, — прокомментировал Клавейн. — У вас не найдется скафандров — на всякий случай?

Сандра Вой удивленно посмотрела на него.

— Конечно. Но зачем?

— Им нужен я. По-моему, это совершенно очевидно. Так чего ради умирать всем?

Клавейну показали шкаф со скафандрами Демархистского образца, покрытыми ребрами серебряного и красного металла. Нет, эти скафандры не уступали тем, что выпускали Конджойнеры. Однако все было устроено по-другому — ужасно непривычно. Клавейн даже не смог облачиться, пока Сандра Вой и Пероте не пришли на помощь. Наконец застежка шлема щелкнула, и на щитке засветились бесконечные ряды цифр, которые должны были отражать состояние систем. Тут же красовались какие-то графики и гистограммы, обозначенные аббревиатурами, которые Клавейн видел первый раз в жизни. Время от времени негромкий женский голос что-то вежливо нашептывал ему на ухо. Основная часть графиков светились зеленым, и Клавейн счел это хорошим признаком.

— Я по-прежнему считаю, что это ловушка, — сказала Сандра. — Он все спланировал заранее. Нашел способ пробраться к нам на корабль, а потом сбежать. Предварительно что-то сделав, или…

— Все, что я рассказал — правда до последнего слова, — перебил Клавейн. — И я понятия не имею, кто там снаружи и какого черта им нужно. Я не исключаю, что это Объединившиеся, но… ничего такого я не планировал.

— Хотелось бы верить.

— Сандра Вой была восхитительной женщиной. Я надеялся: то, что мы были знакомы, поможет нам с вами найти общий язык. Поверьте, я говорю искренне.

— А если «пауки»… тебя убьют?

— Не знаю. Если бы они хотели, они бы давно это сделали. Сомневаюсь, что Скейд пощадила бы вас. А может быть, я ее просто недооценил . Конечно, если это она… — Клавейн шагнул в сторону шлюза. — Мне лучше уйти. Надеюсь, вас оставят в покое, когда увидят меня.

— Тебе страшно?

Клавейн улыбнулся.

— Сильно заметно?

— Это заставляет меня думать, что ты не врал. Информация, которую ты нам сообщил…

— Вам действительно следует принять ее к сведению.

Он шагнул в шлюз. Все остальное сделала Сандра. Графики на виртуальном дисплее зарегистрировали разрежение атмосферы. Скафандр скрипел и пощелкивал — это его механизмы, совершенно незнакомые Клавейну, производили подготовку к выходу в открытый космос. Потом мощные поршневые системы отодвинули внешний люк. Клавейн видел прямоугольник темноты и ничего больше. Ни звезд, ни планет, ни Ржавого Обода. Даже преследующих кораблей не было видно.

Выход в открытый космос всегда требует смелости — особенно когда не знаешь, вернешься или нет. Пожалуй, этот шаг из открытого шлюза был в числе трех самых трудных, которые Клавейн делал за всю жизнь.

Но это должно быть сделано.

Клавейн оттолкнулся и поплыл в вакууме, медленно кувыркаясь. Шаттл Демархистов, похожий на коготь, появился в окошке шлема и исчез. Корабль отделался минимальными повреждениями — пара царапин, прочерченных осколками взорванных кораблей эскорта. На шестом или седьмом кувырке двигатели звездолета запульсировали, и он начал быстро удаляться. Вот и славно. Клавейн не чувствовал, что жертвует собой — конечно, если Вой серьезно отнесется к полученной информации.

Он ждал. Возможно, прошло минуты четыре, прежде чем Клавейн снова обнаружил корабли. Очевидно, после атаки они отошли, а теперь возвращались. Их было три, как и предполагали Вой и Пероте.

Черную, как уголь, обшивку украшали неоновые черепа и акульи пасти. Время от времени из дюз вырывались косые струи пламени, выхватывая из темноты некоторые интересные детали: обтекаемые обводы трансатмосферного корпуса, дула орудий и захваты в кожухах… Все эти приспособления легко втягивались и становились незаметными, и тогда корабль казался безобидным, как детская игрушка. Вряд ли кто-то мог заподозрить, что такая «игрушка» способна разделаться с эскортом Конвента.

Один из трех баньши отделился от группы и начал быстро увеличиваться в размерах. Потом в его днище, как желтый глаз, открылось отверстие люка. На мгновение на светящемся фоне возникли два силуэта, черные, как космос. Потом за их спинами выросли «хвосты» реактивных струй, и оба устремились в сторону Клавейна. В самый последний момент пилоты, как по команде, притормозили. Их скафандры были под стать кораблям — несомненно, гражданского образца, но изрядно обросшие броней и оружием. Они даже не пытались заговорить с Клавейном, хотя передатчики в их шлемах работали — просто взяли его «на буксир» и потащили к кораблю. Все это время в наушниках раздавался только мягкий голос субличности скафандра, твердящий что-то утешительное.

В шлюзе оказалось достаточно места для всех троих. Клавейн рассматривал скафандры баньши, надеясь обнаружить хоть какие-нибудь знаки отличия, но даже при нормальном освещении они казались сгустками темноты. Даже стекла их шлемов казались непроницаемо черными. Лишь изредка, когда свет падал под определенным углом, Клавейну казалось, что он видит поблескивающие белки глаз.

Индикаторы состояния ожили, регистрируя появление давления и атмосферы. Внутренний люк открылся — вернее, поднялся, как занавес, и Клавейна подтолкнули внутрь. Пара в скафандрах последовала за ним. Их шлемы тут же отсоединились сами и слевитировали в какую-то нишу. Люди, которые доставили Клавейна на борт, оказались близнецами. Даже носы у них были сломаны почти одинаково. Близнецы отличались только серьгами: у одного золотое кольцо болталось в мочке уха, у другого обхватывало одну бровь. Оба были лысыми, за исключением узкой полоски ненатурально-зеленых волос, которые делили их черепа по диагонали от виска до затылка. Оба носили плотно прилегающие очки в черепаховой оправе, и ни у одного не было даже намека на рот.

Тот, что с кольцом в брови, жестом приказал Клавейну снять шлем. Клавейн покачал головой. Сначала следовало убедиться, что в помещении нормальный воздух. Здоровяк пожал плечами и потянулся за чем-то, висящим на стене. Это оказался ярко-желтый топор.

Клавейн поднял руки и начал возиться с соединяющими креплениями, но никак не мог найти защелку. Через мгновение другой из близнецов, с серьгой в ухе, помотал головой, отвел руку Клавейна и ловким движением открыл замок шлема. Мягкий голос заговорил громче и настойчивее, дисплеи статуса замигали и стали похожи на потеки крови.

Крепление отскочило, в шлем ворвался воздух. У Клавейна заложило уши. Давление на черном корабле явно не соответствовало стандартам Демархистов. Клавейн вдыхал ледяной воздух, легкие лихорадочно работали.