Затерявшиеся в тайге - Репин Леонид. Страница 36

Наверное, я оттого и проснулся, что было абсолютно темно. Дождь все шуршал. Я сел, прислушался. Нет, не показалось—все идет, окаянный...

Только приглядевшись, я увидел слабо тлеющие угли костра. Выбрался к нему—хотел подбросить пищи, пошарил вокруг в темноте, но ничего не нашел. Наверное, кто-нибудь раньше вставал и бросил последнее. Залез обратно, прижался к Леше и попытался уснуть. Подумал сквозь сон: а ведь где-то люди спят в постелях...

Сырое, туманное утро. Дождь ослабел, и я понадеялся, что к обеду совсем перестанет. Сам по себе он нам не мешает, но мокрая трава по дороге, мокрая трава на новом месте ночлега, и снова надо нарубить кучу веток для логова—все это удерживает на стоянке в Гиблом лесу. Лежим, никто не встает. А дождь все идет и идет...

Вспомнил об эксперименте с часами. Вернее, без них. Собрал ответы. Леша: девять ноль-ноль. Я: тоже девять. Толя: девять двадцать. Смотрю на часы: девять пятнадцать. Записываю, ничего не сказав им обоим. Вылез на улицу, поднял капюшон, присел возле черных углей костра, поднес к ним ладони и уловил слабое струение теплого воздуха. Разгреб золу и нашел пару углей побольше, которые зажглись алым узором, когда я подул на них. Значит, костер можно попытаться раскочегарить.

Достал из кармана скрученный кусок сухой бересты, припасенный заранее для этого случая, просунул один уголек внутрь бересты и положил рядом другой. Потом принялся осторожно, но сильно дуть. Когда березовая кора загорелась, достал несколько сухих веток из нашей подстилки — и пламя сразу окрепло. Бросив в него несколько недогоревших поленьев осины, я предоставил огню самому позаботиться о себе. Довольно с него наших забот. И так по существу не спим по ночам, а бдим у костра. Мы уже превратились в настоящих огнепоклонников.

Толя встал, собрал удочки и пошел к речке. Грибов нет, рыбы нет, хлеба нет и картошки тоже на завтрак нет. И нескоро теперь это будет. Поэтому решили заняться делами. Я подумал, что было бы очень неплохо, если бы неподалеку удалось найти штучек пять подосиновиков. Через полчаса нашел их, вручил попечению Леши, снял взмокшие кеды, пристроив поближе к огню, и полез в дом погреться чайком, заботливо приготовленным Лешей. А сам он, почистив грибы и поставив котелок на огонь, пошел в сторону речки посмотреть, как там у Толи дела.

Вернулся почти сразу. Спрашиваю его: «Есть что-нибудь?» Отвечает: «Сейчас сам увидишь». Ну, думаю, если Толя так быстро возвращается, значит, уже наловил. Но сколько—вот в чем вопрос... А ведь и часа не прошло, как он отправился...

Подходит Толя, совершенно мокрый до пояса. Идет босиком, неся в одной руке сапоги-скороходы, а в другой — мокрые портянки, с которых капает вода.

«Представляешь, четыре пескаря упустил!» Я подумал, что на этот раз он, войдя в воду, ловил их котелком, иначе я не мог объяснить, почему он мокрый до пояса. Но оказывается, все обстояло иначе. Он решил поменять место и стал переправляться на другой берег по упавшему дереву. Поскользнулся, рухнул в воду, выпустив котелок, и пойманные пескари вернулись в родную стихию. И вот теперь Толя сидит у костра, сушится.

Давясь, немного поели грибов. Сели рядом под крышей. Леша вздохнул, как будто подумал о чем-то для него очень тяжелом, и сказал: «Эх, сигаретку бы...» Спросил его: «Совсем плохо без курева?» Он ответил: «Да так... Когда об этом не думаешь, вроде бы ничего. А когда подумаешь— хочется...» — «А думаешь часто?» — «Часто...» — вздохнул Алексей.

— Послушай, — спросил я его, — если честно, не жалеешь, что с нами пошел?

— Конечно, нет. О чем тут жалеть?

— Скажи, а с какой профессиональной точки зрения тебя это наше мероприятие интересует?

Помолчал, подумал, пожевав стебель травинки.

— Да видишь ли, просто все... Одно дело — работать, имея только конечные результаты такого эксперимента, а другое — самому в нем участвовать. Все как бы изнутри видишь...

Больше он ничего не сказал. Не слишком-то разговорчивый человек, наш Алексей. Он может долго сидеть, думая о чем-то своем. Хотя в общем человек он довольно общительный, коммуникабельный, как теперь говорят. Но при всем том инициативу на коммуникабельность редко сам проявляет. Бывает, что за час-полтора, а то и за два от него не услышишь ни слова. А меня долгое молчание тяготит, угнетает. Когда один — дело другое: что нового сам себе можешь сказать? А если рядом есть кто-нибудь, непременно захочется выговориться.

В тайге мы научились лучше понимать и ценить привычки друг друга. Конечно, я не могу сказать, что мы всегда в полной мере понимали даже себя, но я чувствовал: кажется, каждый искренне этого хочет.

... Унылый, сумрачный день. Затяжной, мелкий дождик. Леша стоит возле костра, нахлобучив капюшон и время от времени приподнимая крышку котелка, чтобы продегустировать его содержимое. Что там дегустировать... Вкусовые нюансы этой стряпни на всю жизнь, наверно, запомнили...

А ноги таскать стало заметно труднее. Вот пошел, а они, будто чужие. Проходил мимо костра, зацепил за корягу, она толкнула котелок, тот накренился, и часть варева вылилась на бревно. Я, не сдержавшись, выругался, направив проклятие в свой собственный адрес. Леша никак на этот инцидент не отреагировал. Наклонился и начал с бревна собирать ложкой грибы и аккуратно возвращать их в котелок. Что добру зря пропадать...

Тихо... Отчетливо проквакала в небе какая-то птица. Теперь, мне кажется, я не удивлюсь, если над головой, пронзительно щебеча, пролетит стая лягушек. Однако у воды, там, где им полагалось быть, да и в любом другом месте мы лягушек так и не встретили. Не удалось мне пока Лешу порадовать возможностью приготовить новое блюдо.

Леша, ловко зацепив дужку котелка особой палочкой, перенес его внутрь дома и поставил на ложе. Сказал мне: «Не двигайся, а то мало осталось». Начали есть. Толя вдруг вскрикнул, бросил ложку, закрыл глаза и зажал рот ладонью. Мы с Лешей встревожились. Доктор уже собирался засучить рукава и сделать профессиональный осмотр, как Коваленко открыл рот и, еле ворочая языком, произнес со страданием: «Ох, язык прикусил... Посмотри, Леша, кровь есть?»—и он выставил пострадавший орган наружу.