Одиночество-12 - Ревазов Арсен. Страница 14

– Я позвонила в милицию, – сказала она. Они не приедут. Они сказали, чтобы мы сами разбирались. Я не знала, что делать… Я бежала… Я думала… Я боялась, что вас….

– Это не страшно, – сказали мы. – Это даже хорошо. Зачем нам теперь милиция?

– А местные где? – робко спросила она.

Мы ответили ей в рифму и взяли ее с собой. Пить теплую водку и лечить раненых. Самым раненным был Химик. Кроме явных симптомов сотрясения мозга, у него обнаружился страшный синяк на голени.

На следующее утро мы уехали в Ялту. На всякий случай. Чтоб не искушать судьбу. Оставшееся от отпуска время прошло в цивилизованной Ялте. Жара спала. Мы залечивали раны на мирном городском пляже. Ухаживая за Химиком, Лиля влюбилась и влюбила его. То ли в себя, то ли в дзенскую мудрость. Химик всегда тянулся к тайным знаниям.

Потом она вернулась в свой Ленинград, а мы в свою Москву. Химик чуть ли не каждую неделю ездил к ней, иногда захватывая нас с собой. Огромная профессорская квартира Лили это позволяла. Мы стали бывать в Сайгоне. Химик научил нас «поребрикам», и «карточкам». Я прикалывался над еле уловимой разницей между жителями двух столиц и пытался найти ее, где угодно, особенно там, где ее давно нет. Еще через год Химик и Лиля поженились, и Лиля переехала в Москву.

Я легко доехал до их дома по полупустому городу и позвонил в домофон. Микрофон зашипел, но не сказал ни слова. Замок щелкнул. Выйдя из лифта, я увидел, что дверь уже открыта. Как в тот день, когда умер Химик. Я вошел. Играла Чезария Эвора. Негромко. Я нерешительно потерся о коврик под дверью. «Лиля!» – сказал я. Ни звука в ответ. Я вошел.

Лиля сощурив и так узкие глаза, сидела на диване, поджав под себя ноги. Она была в черной водолазке и черных джинсах. Справа и слева от нее лежали большие пестрые подушки, которых она еле касалась локтями.

Песня кончилась.

Она перевела взгляд на меня. Молча кивнула в сторону кухни. Я воспринял это как предложение пойти и сделать себе чаю.

Началась следующая песня. Я вспомнил, как несколько лет назад в Лиссабоне, я зашел в музыкальный магазин и спросил: «дайте что-нибудь, что похоже на Чезарию Эвору». В ответ продавец грустно посмотрел на меня и сказал: «ничего похожего на Чезарию у нас нет. И быть не может».

Я сделал себе чай в маленькой узкой неудобной кружке. Других не было. Я люблю пить чай из пиал или больших чашек. Я сел в углу и стал смотреть на Лилю.

Лиля смотрела в пространство за желто-красным гобеленом, который висел на стене. На нем средневековые всадники в сапожках с длинными носками и в таких же длинных колпаках скакали на лошадях на фоне обнесенного зубчатой стеной игрушечного города.

Чезария продолжала петь, как она выживает в боли от любви.

Ее грустный голос не то, что завораживал, а наборот, расковывал и напоминал тебя самого в твои самые лучшие минуты. Мы просидели так минут пятнадцать, и диск кончился.

– Ну как ты? – спросил я.

– Никак, – пожав плечами ответила она.

– Как родители?

– Спасибо, плохо.

– А его?

– Еще хуже.

– Лиля, кто убил Химика?

Я произнес эту фразу и внимательно посмотрел на Лилю. Риторические вопросы у меня кончились.

– Те, кому это было надо.

Она даже не перевела взгляд в мою сторону.

– А кому?

Лиля покачала головой. Я не понял, что означает этот жест. То ли нежелание говорить, то ли нежелание задумываться.

– Лиля, это наркотики? Кетамин? Калипсол?

Она сделала движение плечами вверх-вниз.

– Дейр-Эль-Бахри? – я сам удивился тому, что сказал.

– Что?! – немного хрипло вырвалось у нее, и она перевела взгляд на меня.

Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, как будто играли в детскую игру, кто раньше отведет взгляд. Я никогда не любил этих игр. И всегда проигрывал. Мне было неудобно заглядывать в глаза другому человеку. Тревожить его и залезать через глаза глубже, чем положено. Я, вообще, боюсь чужих глаз. Поэтому я отвел взгляд. Но не сказал ни слова.

– Почему ты сказал «Дейр-Эль-Бахри»? Ты что, оттуда?

– Оттуда… – офигел я. – Откуда оттуда? Лиля!? Что за сумасшедший дом? Что происходит? Причем тут Дейр-Эль-Бахри? Вы что все сговорились что ли?

Фраза: «Вы что все сговорились?» – была из неприличного анекдота и поэтому неуместна в этом разговоре. Я испугался, не обидел ли я Лилю. Лиля не заметила контекст.

– Объясни, откуда ты взял «Дейр-Эль-Бахри?»

– «Одиночество», – сказал я тупо на всякий случай.

– Одиночество? – явно не поняла Лиля.

– «Калипсол», «Дейр-Эль-Бахри», «Одиночество».

Я пытался сделать вид, что разбираюсь в людях, и посмотрел на Лилю тем взглядом, который сам хотел бы назвать проницательным. Но с проницательностью у меня всегда было не очень…

– Одиночество, – задумалась Лиля и отрицательно покачала головой.

Тогда я, взяв с Лили твердое обещание молчать, в очередной раз нарушил собственное и кратко рассказал про заказ ФФ, а также про то, что я узнал про храм Хатшепсут.

– Вот, – закончил я. – Я раскрылся. Теперь, кажется, твоя очередь?

Лиля покачала головой. Я начинал чувствовать себя обманутым.

– Лиля! – довольно строго сказал я. – Моего друга и твоего мужа убили какие-то сумасшедшие подонки. Мне дали странный заказ. По-моему, это как-то связано. И ты что-то знаешь. В том числе то, чего я не должен был тебе говорить. Попробуй отплатить мне взаимностью.

– Взаимность не может быть оплатой. Люди не влюбляются из благодарности. Я должна подумать, – медленно сказала Лиля.

– Подумай, – разрешил я и пошел на кухню за вторым чаем.

Я выпил уже половину второй кружки, а Лиля так и не произнесла ни слова. Тогда я решил задавать вопросы сам. Может, она все-таки разговорится. Может, проговорится.

– Лиля, а MNJ Pharmaceuticals производит калипсол? Или его аналоги? Кетамин…

– Не знаю. Нет. Кажется, нет.

«Один – ноль», – подумал я. Это был правильный ответ. Хорошо, что Лиля хоть не врет…

– А Химик – часто его использовал?

– Иногда. Не очень часто. Ну, раз в месяц. Частота не имеет значения. Глубина важнее.

– Какая еще глубина? А ты не заметила чего-то странного перед…

– Он всегда был странный. Все мы странные, когда перерождаемся. А перерождаемся мы часто.

Мне показалось, что Лиля не придуривается, а пытается решить дзенскую задачу «как не дать, давая». Я попробовал вдумываться в ее ответы, но это плохо получалось.

– А хоть что-нибудь говорил?

– Он всегда мало говорил. Я должна подумать.

Я очень не люблю, когда мне отказывают женщины. Даже в информации. Единственное средство, которое может помочь при женских отказах кроме тепла и настойчивости – это алкоголь. Но предложить Лиле выпить было невозможно. Я продолжал расспросы всухую.

– А при чем здесь женщина-фараон?

– Фараон?

– Хатшепсут.

– Какая Хатшепсут? Я первый раз слышу про нее от тебя. Не знаю. Может, и не при чем. Хотя имя… Нет. Не знаю.

– Лиля, зачем ты пудришь мне мозги? Ты вздрогнула, когда я сказал «Дейр-Эль-Бахри».

– Ну и что?

– Ничего не понимаю. Тогда что там в этом месте? Храм? Монастырь? Копты?