Одиночество-12 - Ревазов Арсен. Страница 78
Ни под полом ни под потолком!
Авва Марий
А это что?
Вынимает из мешка найденные церковные ценности и раскладывает их на столе, наблюдая за реакцией подозреваемых. Реакции нет.
Плено
Не знаем.
Грацио
Первый раз видим.
Авва Марий
(Почти простодушно)
И это не ваше?
Плено
Нет, конечно.
Грацио
Откуда у нас такое?
Плено
Это скорее ваше…
Авва Марий
(Задыхается от гнева, затем говорит относительно спокойно.)
Это мое? Это имущество церкви! Укравшие его не только воры, но и святотатцы! Вам не виселица грозит, а костер!
Плено
Да за что нам костер?
Авва Марий
(Не обращая внимание на их слова)
И если мы выясним, что к тому же именно вы убили бедного Доминика…
Бенедикт Туинский
(Неожиданно вмешивается)
Из вашей комнаты хорошо слышно то, что происходит в комнате Доминика?
Плено
Отлично, отец Бенедикт! Даже когда отец Доминик шевелится в постеле… то есть шевелился… Каждое движение, каждый вздох, каждое слово! Хотя мы не прислушивались специально.
Бенедикт Туинский
Ну вот и разгадка. Раз вы слышали Доминика, значит и Доминик слышал вас. На свою беду. Он услыхал, как вы перебирали краденное имущество, обсуждаи будущие кражи и вы убили его. Но зачем вы, варвары, отрезали ему голову?
Грацио
(Твердо и спокойно)
Мы не варвары. Мы не убийцы.
Плено
И не головорезы.
Бенедикт Туинский
(Окончательно теряя терпение)
Пытать, Авва. Только пытать.
Бенедикт отходит, показывая, что разговор на этом завершен.
Авва Марий
(Задумчиво)
Подожди, Бенедикт! Помнишь как ты пытался разговорить греческого перебежчика? Он не дожил до конца допроса, и мы так ничего и не узнали… Давай выслушаем остальных. Отведи их в мой подвал.
Бенедикт уходит, Авва продолжает рассуждать вслух.
Очень странно. Еще сегодня утром они выглядели как испуганные отмороженные трусы. И вот – они уже спокойные уверенные в себе люди. Невероятное превращение. Особенно в минуту опасности. Особенно для простолюдинов.
Возвращается Бенедикт.
Авва Марий
Бенедикт, ты можешь рассказать мне, как ведут себя простые люди в минуту опасности. Например, когда на их толпу в тысячу человек движется строй хотя бы двадцати рыцарей?
Бенедикт Туинский
Толпа рассыпается к чертовой матери. Все удирают. Уносят ноги.
Авва Марий
А если дворянин просто повышает голос на такого человека?
Бенедикт Туинский
Он съеживается в комок. Запуганно смотрит исподлобья. Почему ты спрашиваешь, Авва?
Авва Марий
Пытаюсь объяснить себе перемену в поведении этих людей. Мы поймали их с поличным. Им грозит смертная казнь. А они держатся как принцы.
Бенедикт Туинский
Великодушие появляется, когда его не ждешь. Думаешь про кого-нибудь – эх ты, животное. А он оказывается героем. Помнишь, у нас тут жил на воспитании парень. Фома. Сын Ландовульфа из Аквины? Он, почти ребенок, мне сказал: «Встал на путь подвига – влезь под кожу и собери себя!». Хорошо сказано. Честно говоря, мне эти ребята неожиданно понравились. Жалко будет их увечить…
Авва Марий
(задумчиво)
Увечить? Не надо никого увечить… Похоже, что ты прав. Иногда люди и сами не знают, на что они способны в минуты опасности. Я читал недавно работу одного молодого тосканца, он сейчас в Париже. Пишет о переходе из мира рабства в мир свободы. Предлагает делать это через созерцание. Якобы у человека есть три ока: телесное, интеллектуальное и созерцательное. Вот, развивая этот третий глаз он предлагает постепенно достичь полной свободы, т. е. единения с Высшим Божеством. А эти ребята, значит, и так свободны.
Бенедикт Туинский
По крайне мере, делают что хотят. Как зовут тосканца?
Авва Марий
Иоанн Фиденца. Он называет себя Бонавентурой. Займемся Тенебрисом?
Бенедикт Туинский
Он за дверью. (Кричит в сторону). Тенебрис, заходи!
Входит Тенебрис. Оглядывается. Ищет куда бы сесть, не находит. Пожимает плечами и остается стоять, заложив руки за спину.
Авва Марий
Фома, где ты был под утро?
Фома Тенебрис
В своей келье. Как всегда, монсиньор.
Авва Марий
Крепко спал?
Фома Тенебрис
Я всегда сплю крепко, монсиньор. Люди с чистой совестью, знаете, спят…
Авва Марий
(Перебивает его)
Знаю, знаю. У меня уже полжизни бессоница. Какие у тебя были отношения с покойным?
Фома Тенебрис
У меня – с покойным – хорошие, монсиньор. А вот у него со мной… Каждому человеку даны функции согласно промыслу Божьему. Доминик считал, что я со своими не справляюсь и оттого недолюбливал меня.
Авва Марий
(В сторону)
Кто же любит доносчиков?
(Обращается к Фоме самым заурядным голосом)
Скажи мне, ты бы хотел стать викарием монастыря?
Фома Тенебрис
Если на то будет угодно Господу.
Бенедикт Туинский
(неожиданно резко вступает в разговор)
Неужели желание занять чье-то место достаточная причина для убийства?
Фома Тенебрис
(совершенно спокойно)
Разумеется недостаточная. Так ведь я и не убивал Доминика.
Бенедикт Туинский
А какие у тебя могли быть другие причины убить его?
Фома Тенебрис
У меня нет и не было никаких причин убивать Доминика.
Авва Марий
А кого ты подозреваешь сам?
Фома Тенебрис
Не знаю. Честно говоря никого. Разве что Мулиера?
Бенедикт Туинский
Почему Мулиера?
Фома Тенебрис
Бывший еретик, в монастыре недавно, личность подозрительная… Я видел, что он читал по-гречески какую-то очень странную работу.
Авва Марий
Подсмотрел о чем?
Фома Тенебрис
Естественно. Там сказано о невозможности Бога вмешиваться в дела мира, поскольку Бог не может нарушить им же созданных законов. Например, изменить порядок движения планет…
Авва Марий
И что?
Фома Тенебрис
Так ведь это – ересь…
Авва Марий
Совершенно не очевидно. Не умничай Тенебрис. Иди и позови Мулиера.
Фома Тенебрис
Он не говорит на латыни. Только по-арабски и немного по гречески.
Бенедикт Туинский
Так позови его жестом.
Тенебрис уходит.
Бенедикт Туинский
Интересно, Фома и вправду туповат?
Авва Марий
Нет, конечно. Прикидывается. Чтобы его не опасались. И чтоб подчеркнуть исполнительность.
Входит Мулиер
Авва Марий
Знаешь ли ты что случилось?
Мулиер
Слышал. Не понимал. Не знаю. Плохо?
Авва Марий
Плохо. Что это за книга? Еретическая?
Мулиер заметно волнуется.
Мулиер
Книга. Ибнрушд. Ибнрушд.
Авва Марий
Это Коран?
Мулиер
Не Коран! Ибнрушд. Ибнрушд
Бенедикт Туинский
Мулиер, это ты убил Доминика? Из-за книги?
Мулиер в страшном волнении. Размахивает руками. Вертится вокруг себя как волчок.