Похищение - Арсаньев Александр. Страница 37

Я поблагодарила Селезнева и направилась к выходу. Уже в дверях я остановилась.

– Екатерина Алексеевна, голубушка, – напутствовал меня генерал, – вы уж постарайтесь…

– Je teral tout mon passible, – заверила я. – Я очень постараюсь сделать все, что будет от меня зависеть…

– Вот и хорошо, – вздохнул генерал. – Я буду ждать известий…

– Да, Екатерина Алексеевна, – Поздняков вызвался меня проводить, – помните, что рядом мои самые лучшие агенты. Я сам буду ждать вас в Астраханском переулке. Сразу же, если что-то вдруг случится, отправляйтесь туда.

– Хорошо, – ответила я и вышла из особняка.

Погода несколько начала портиться. Небо заволокли серые тучки и, похоже, собирался снег. Я села в крытые сани и взяла в руки вожжи. Навык у меня имелся, я выехала на Казарменную улицу и направилась прямо к Астраханскому переулку.

По дороге я думала о вещах, обнаруженных в комнате Гвоздикина. То, что они, скорее всего, подброшены, я практически не сомневалась. Однако, кем? Кто имел такую возможность? О том, кто бывал в последнюю неделю у Селезневых, я знала доподлинно. Всего несколько человек – Поздняков, Лопатин, Успенский, Рюккер и, собственно, я.

Все мы могли бы, улучив момент, заглянуть в комнату к Аполлинарию Евгеньевичу. То, что я там не была, я, естественно, могла бы поручиться. Но все остальные? Придется начать сначала. Что мы имеем на преступника? То, что он прекрасно владеет французским языком, то, что он, похоже, вполне в курсе расследования, то, что у него размашистый почерк…

Почерк! Ну, конечно, как же я не догадалась раньше! Таким образом, у нас есть шанс… Хотя, нет. Я, пожалуй, поторопилась. Во-первых, почерк Рюккера, Успенского и Позднякова я знала. А во-вторых, почерк можно изменить.

Думать о том, что это Серж, мне никак не хотелось. Нет, конечно, Сержа я практически не подозревала, только что так, для проформы.

Я уже выехала на Большую Садовую улицу и направилась в сторону улицы Симбирской. Саквояж с денежным выкупом стоял у моих ног. Я зорко поглядывала по сторонам и одной рукой нащупывала рукоятку пистолета, который я предусмотрительно захватила из дома и спрятала, pardon, как это говорится, за пазухой. Конечно же, я не была столь легкомысленной, чтобы выехать на такое опасное мероприятие безоружной.

Улица была практически пустынна. Правда, я знала, что здесь скрываются опытные поздняковские филеры, а потому в редких встречных людях, мне виделись агенты. Должно быть, так это и было, поскольку взгляд у всех у них, практически без исключения, был внимательный и пристальный – и у дворника, и у двух крестьян, и у здоровенной бабы с мешком. Как бы там ни было, но я преодолела уже половину пути, а саквояж так и был до сих пор никем не востребован. Я уже даже стала отчаиваться, думая о том, что похитители каким-то образом узнали о слежке и решили не рисковать. Когда до улицы Симбирской, моего конечного пункта, оставалось каких-то два квартала, я поравнялась с двухэтажным каменным особнячком с аркой, которых на Большой Садовой было всего-то три или четыре. Должно быть, такие дома здесь принадлежали каким-нибудь зажиточным купчикам, которым очень уж хотелось походить на господ сословием повыше. Иначе откуда бы такие дворянские строения?

И вот именно в тот момент, когда я проезжала мимо арки, уже, признаюсь, потеряв бдительность, из дворика появился и буквально как из-под земли вырос всадник на холеном ахалтекинце. Всадника я так и не успела разглядеть, успела только заметить, что он был в широком черном плаще и капюшоне, надвинутом на самое лицо, а под ним еще и находилась черная же полумаска. Он изящно и легко изогнулся в седле, подхватил саквояж и нырнул в узенький переулочек между заборами, где невозможно было проехать на санях. Я и ахнуть не успела, как говорится. Все это было проделано так быстро и ловко, что я едва успела остановить лошадь и кинулась следом за ним. На что я надеялась, я не знаю. Скорее всего, ни на что.

Однако я добежала до переулка и успела заметить, как всадник свернул направо. И вот тут я кое-что заметила – кусок материи. Плащ всадника распахнулся, и я увидела кусок материи. Нет, это были не брюки. Это могло быть только дамское платье из синего муслина, а из-под него выбивалась тонкая полоска белой нижней юбки. Это женщина! Я едва не воскликнула от изумления и ринулась следом, выхватив пистолет. Увы! Как вы понимаете, дальнейшее преследование оказалось бесполезным.

Я добежала, запыхавшись до конца узкого переулка, и оказалась на Зеленой улице, где жили, в основном люди мастеровые. Увы, повторюсь еще раз, здесь я даже не нашла следов моего всадника, а точнее было бы сказать – всадницы. Дома на этой улице были сплошь деревянные и одноэтажные, заборы высокие, а таких хитрых переулков, из которого я только что вынырнула, здесь было предостаточно. Пройдя немного по улице, а затем вернувшись, я решила, что лучше вернуться к саням и поехать обратно… Так я и сделала.

Ничего не скажешь, оставалось признать, что со своей ролью курьера я справилась ничем не лучше любой служанки, какой-нибудь Феклы или Матрены. Увы, еще раз! Что же делать, пыталась сообразить я. Как теперь смотреть в глаза Валерию Никифоровичу. А Ника?..

Вернувшись к саням, я понадеялась на то, что хотя бы обнаружу там ребенка. И вновь меня ждало поражение. Жесткое разочарование постигло меня и на сей раз. У саней толпились давешние мужики и дворник и даже та самая рослая баба с мешком. Они, по всей видимости, недоумевали, куда я подевалась.

– Мальчик здесь? – первым делом спросила я, приблизившись к этой пестрой компании.

В ответ мне последовало твердое: «Нет!»

Боже, подумала я, что теперь будет?..

Домой я вернулась, как вы сами понимаете, совершенно расстроенной. Я даже не стала встречаться с Поздняковым, перепоручив рассказ о происшествии его агентам. Впрочем, кое-что у меня, конечно, имелось, а именно – тот кусок материи, который я видела. Из этого можно было сделать вывод несколько парадоксальный, но, на мой взгляд, все-таки имеющий право на существование. Тем более что ничего другого мне просто не оставалось, а потому я рада была и такой соломинке.

Таким образом, я рассудила, что к похищению маленького Ники Селезнева причастна женщина. Причем, женщина из высшего общества. Женщина, которая носит синее муслиновое платье. Это было уже кое-что. Часы в моей гостиной показывали половину третьего пополудни. Я немного подумала о том, как же мне поступать дальше и пришла к единственно, на мой взгляд, верному выводу – отправиться на открытие лопатинского банка.

Туда я решила отправиться вовсе не потому, что обещалась Сержу, а потому, что, прекрасно зная наше общество, всю нашу знать, я уже могла бы сделать выводы более конкретные, посмотрев на присутствующих дам. К тому же, я надеялась, что, возможно, кое-кого из них на приеме не окажется, хотя бы их и приглашали, а значит, у меня вновь появится в подозреваемых конкретный человек, а не фантом.

Но, прежде чем отправиться на прием, я решила написать записку генералу Селезневу. Сев за письменный стол, я испытала острое чувство вины, но, поборов себя, приступила к записке. Его превосходительство решил остаться дома, под предлогом того, что супруга все еще была больна и лежала в нервной лихорадке и это, признаюсь, было мне на руку. Чувствовала я себя прескверно, а потому и смалодушничала, решив оттянуть момент объяснения. Признаюсь в этом и сейчас, спустя десятилетия, со стыдом, но, увы, говорю правду.

Итак, написав его превосходительству, что нынче же все разрешиться, и просив подождать моего появления. Возможно, делая такое заявление, я и блефовала, как говорят некоторые игроки, однако у меня уже бродили в голове некие смутные образы, которые, я знала, в ближайшем будущем, приобретут четкие контуры. Это я знала по собственному опыту, и так со мной бывало всегда. Я уже вполне научилась доверять своим внутренним ощущениям, которые теперь зовут интуицией, и она еще ни разу меня не подводила. Я уже знала наперед, что это нервное беспокойство, ощущение, что ты бродишь в тумане, легкая дрожь внутри – все это только лишь симптомы, которые предшествуют озарению. Так, пелена с глаз спадет и я, наконец, увижу картинку полностью, а не только лишь ее разрозненные частицы!