Запретная любовь - Робардс Карен. Страница 12

Меган сморщила носик.

– Боюсь тебя разочаровать, но в таком случае мы окажемся связанными навеки. Я не стала бы так уж веселиться на твоем месте.

– Такой оборот дела мне и в голову не приходил Кажется, выхода у меня нет, и я вынужден простить тебе долг А то что-то не хочется старому дядьке быть привязанным к дерзкой, непослушной девчонке! Это может до смерти надоесть! – Говоря это, Джастин саркастически улыбался, и Меган вполне поняла истинный смысл его слов.

– Ты такой смешной, – улыбаясь, проговорила она.

– А с чего ты взяла, что я говорю несерьезно?

На мгновение девушка, казалось, задумалась.

– Но… не можешь же ты и вправду… – Она осеклась, вопросительно глядя на опекуна.

Выражение лица Джастина смягчилось.

– Не беспокойся, нет, конечно. – Граф хотел было сказать еще что-то, но его перебил тихий стук в дверь.

Это была миссис Донован.

– Я принесла вам ужин, мастер Джастин, – заговорила она, входя в комнату. – Может, сейчас еще чуть рановато для ужина, но я подумала, что вы, должно быть, голодны, ведь вы так мало съели за ленчем. – При виде Меган, пристроившейся с краешку на кровати графа, выцветшие голубые глазки миссис Донован расширились. Щеки девушки раскраснелись, глаза блестели, да и у Джастина был довольный вид – он просто не был похож сам на себя. Заметив разбросанные по одеялу карты, добрая женщина обо всем догадалась.

– Надеюсь, детка, ты не станешь играть с ним в эти дьявольские игры, – силясь улыбнуться, обратилась экономка к Меган. – Брантам всегда везло в карты, видать, сам сатана им подыгрывал. Да уж, это у них в крови. – Она поставила поднос на столик, стоявший возле кровати.

– А мне-то всегда казалось, миссис Донован, что дьявол сам себе подыгрывает, – проговорила Меган с таким ангельским выражением, что Джастин, не удержавшись, расхохотался.

– Верно, деточка, но старайся не забывать об этом, – произнесла миссис Донован, искоса поглядывая на графа.

Тот все еще усмехался.

– Спасибо за ужин, миссис Донован, – примирительно кивнул граф.

Женщина покачала головой, покосившись на поднос с дымящимися, накрытыми крышками блюдами.

– Чем благодарить, мастер Джастин, вы бы лучше поели как следует, – укоризненно заметила она. – Это хорошая еда, и она полезна вам. Вы должны набираться сил.

Кивнув господину и подмигнув девушке, миссис Донован выплыла из спальни. Как только Джастин снял с одного из блюд крышку, Меган вскочила с кровати и, опустив глаза, стала разглаживать складочки на юбке. Она не забыла предостережение опекуна: Донованы не должны знать, что она ходит в спальню к графу, иначе сплетен не оберешься. Во всяком случае, порядочные девушки не бывают наедине с мужчинами в их комнатах.

– Пожалуй, я оставлю тебя. Ешь, – вымолвила девушка, чувствуя, как краска заливает ее лицо.

Джастин удивленно взглянул на нее. В окно еще проникал серый свет, но комната уже погрузилась в полумрак, так что он не смог разглядеть выражения ее лица. Но что-то помогло ему понять, что Меган чувствует себя не в своей тарелке.

– А почему бы тебе не задернуть шторы, не зажечь свечи и не присоединиться ко мне? – предложил граф, размышляя, что же могло смутить воспитанницу.

Меган медлила с ответом, и опекун еще пристальнее пригляделся к ней.

– В чем дело, Меган? – поинтересовался он. – Надеюсь, дело не в этих дурацких долговых расписках? Поверь, я шутил. Я не собираюсь брать твоих денег.

– Мне это известно, милорд, – тихо ответила девушка.

– Тогда что же тебя тревожит? – нетерпеливо спросил Джастин. – Только не отвечай, что все в порядке. У тебя такой же спокойный вид, как у сороки, над которой парит ястреб.

Меган слегка улыбнулась.

– Дело в том… – сбивчиво начала она. – Помнишь тот самый первый вечер… Я пришла сюда… – Меган замолчала на полуслове, а затем торопливо договорила: – Ты говорил, что Донованы не должны видеть меня здесь. Им в голову может прийти что-нибудь непристойное. Однако и вчера вечером, и сегодня… Похоже, миссис Донован вовсе не против того, чтобы я была здесь. Вот я и думала, в чем же разница.

Джастин усмехнулся:

– Все очень просто, дорогая моя. Когда ты пришла сюда в первый раз, я был в добром здравии. Зато сейчас я совершенно беспомощен – во всех отношениях, и это полностью меняет дело. Ты имеешь полное право навещать больного опекуна в его спальне. По сути дела, все бы сочли невежливым, если бы ты этого не сделала. Слуги решили бы, что ты бессердечная. Если хочешь, объясню проще: я в таком состоянии не могу ничего… сделать с тобой.

Казалось, Меган была удивлена или не совсем поверила графу.

– Ты бы и так ничего не сделал, – пожала она плечами.

Джастин неуверенно поглядел на нее.

– Да уж, не сделал бы. – Если в его голосе и слышалось сомнение, то Меган ничего не заметила.

Убедившись в том, что в ее присутствии здесь, в спальне опекуна, нет ничего предосудительного, девушка с удовольствием приняла его приглашение отужинать вместе. Ела она неаккуратно, громко чавкала и размахивала куриной ножкой при разговоре, что несколько удивило графа. С текущим по подбородку соусом и сверкающими от возбуждения глазами девушка казалась удивительно юной – именно в такой Меган Джастин признал ту перепачканную девчонку с лохматой головкой, какой он увидел ее двенадцать лет назад и которая за эти годы превратилась в очаровательную женщину. Граф с удовольствием слушал свою воспитанницу, когда она высказывала свое мнение решительно обо всем – начиная от образования и кончая политической ситуацией в мире. К его удовольствию и удивлению, ум Меган не уступал ее красоте. Разумеется, суждения ее были в чем-то наивны, что-то она воспринимала слишком серьезно, но в целом очень здраво судила обо всем.

Джастину оставалось лишь дивиться себе: столько лет рядом с ним было такое удивительное – красивое и умное – существо, а он почти ничего не знал о своей воспитаннице. Ему следовало давным-давно поближе познакомиться с девочкой, а не ждать, пока она вырастет. Кроме всего прочего, это помогло бы ему справиться с собой сейчас.

За несколько следующих дней, проведенных в обществе опекуна, Меган по-настоящему расцвела. Граф не скрывал своего восхищения воспитанницей, а в ответ на щеках Меган играл нежный румянец и глаза блестели. Девушка решила, что Джастин – самый лучший из всех когда-либо виденных ею мужчин, правда, не так уж много мужчин она и видела. Пастор, который по воскресеньям проводил в пансионе церковную службу, братья и отцы ее подруг – вот, пожалуй, и все представители сильного пола, с которыми Меган довелось встречаться. Зато в Джастине было все, о чем мечтала девушка: он был добрым и веселым, сильным и ласковым. Мужественная внешность дополняла портрет. Правда, Меган было известно, что он стар – Джастин говорил, что ему тридцать шесть или что-то около того, и, по меркам девушки, это был весьма преклонный возраст. Впрочем, когда граф смеялся или поддразнивал ее, Меган тотчас забывала о разнице в возрасте. Она решила, что иметь такого мужчину опекуном – большое счастье. Будь у нее даже волшебная палочка, она ничего не стала бы менять в этом человеке.

Большую часть дня они проводили вместе – играли в карты или Меган читала Джастину вслух, хотя он мог бы и сам это делать. Он сказал, что ему нравится слушать звук ее голоса. И еще они болтали. Меган вообще не выходила бы из его комнаты, но граф настаивал на том, чтобы она прогуливалась по нескольку часов в день. Джастин твердо заявлял, что он устал, что ему нужен отдых, а ее болтовня утомляет его, поэтому она должна ненадолго оставлять его в покое. Однако Меган подозревала, что опекун лукавит и вовсе не отдыхает, когда ее нет; больше того, казалось, он скучает по ней, потому что, когда она возвращалась, граф очень радовался.

Общество Меган было и развлечением, и своего рода испытанием для Джастина. Ее свежая красота с каждым днем все сильнее притягивала его, поэтому графу все труднее было держать себя в руках и не забывать, что перед ним – его воспитанница. Все в ней нравилось Джастину. То она казалась взбалмошным ребенком, то вдруг превращалась в умудренную опытом женщину. Ему нравилось следить за ходом ее мыслей; Джастин все лучше узнавал свою подопечную – он знал, что на ее щечках появляются милые ямочки, когда она улыбается, а хрипловатый смех всегда звучит по-разному – то бархатисто-низко, то как веселый колокольчик. Джастин понимал, что ступает в опасные воды. Впрочем, он был уверен, что сумеет держать себя в руках и подчинит воле настойчивый зов своей плоти. Но управлять собой полностью он сможет лишь тогда, когда срастется сломанная кость, а пока он вынужден коротать время в обществе воспитанницы. Правда, графу и не хотелось расставаться с ней, хотя он понимал, что, поправившись, вынужден будет уехать – это единственный разумный выход из положения.