Ключ - Азимов Айзек. Страница 8

– Мы думаем, что это так.

– Ну, вы сами назвали это послание ключом ко всему делу. Вы действовали так, словно это важнейший ключ. И Дженнингс отзывался об Аппарате как о ключе. Если мы увяжем серьезность этого дела со страстью Дженнингса к игре в слова, страстью. возможно, обостренной воздействием на его мозг Аппарата… Поэтому позвольте кое-что рассказать вам.

– Во второй половине 16 столетия в Риме жил немецкий иезуит. Он был математиком и известным астрономом и помогал папе Георгию XIII реформировать в 1582 году календарь, он провел все гигантские необходимые расчеты. Этот астроном восхищался Коперником, но не принял гелиоцентрическую систему. Он склонялся к старому представлению о том, что Земля – центр вселенной.

– В 1650 году, почти через сорок лет после смерти этого астронома, итальянским астрономом, тоже иезуитом, Джованни Баттиста Риццоли была составлена карта Луны. Он назвал кратеры именами великих астрономов прошлого, и так как он тоже отвергал Коперника, самые большие и заметные кратеры он назвал именами тех, кто помещал Землю в центре вселенной: именами Птолемея, Гиппарха, Альфонсо Х, Тихо Браге. Самый большой известный ему кратер он приберег для своего немецкого предшественника.

– Этот кратер на самом деле второй по величине на видимой стороне Луны. Больше него только кратер Бейли, но он на границе лунного лимба, и поэтому с Земли его разглядеть трудно. Риццоли вообще не обратил на него внимание, и он был назван в честь астронома, жившего столетие спустя и казненного во время Французской революции.

Эшли во время всего этого беспокойно ерзал.

– Но какое отношение это имеет к посланию?

– Самое прямое, – удивленно ответил Эрт. – Разве вы не назвали послание ключом ко всему делу? Разве это не главный ключ?

– Да, конечно.

– Есть ли какое-нибудь сомнение, что мы имеем дело с ключом к чему-то?

– Нет, – сказал Эшли.

– Ну, тогда… Немецкого иезуита, о котором я говорил, звали Кристоф Клау. Разве вы не видите игру слов: Клау – ключ [5]?

Все тело Эшли обвисло от разочарования.

– Слишком натянуто, – пробормотал он.

Дейвенпорт с тревогой сказал:

– Доктор Эрт, на Луне, насколько мне известно, нет объекта, названного Клау.

– Конечно, нет, – возбужденно ответил Эрт. – В том-то все и дело. В тот период истории, во второй половине 16 столетия, европейские ученые латинизировали свои имена. И Клау поступил так же. Вместо «у» он взял эквивалентную латинскую букву «v». Потом добавил –ius, что типично для латинских имен, и таким образом Кристоф Клау стал Кристофером Клавиусом. Я полагаю, всем вам известен гигантский кратер Клавдий.

– Но… – начал Дейвенпорт.

– Никаких «но». Позвольте также заметить, что по-латыни «clavis» означает «ключ». Теперь вы видите двойную, билингвистичную игру слов? Klau – clue, Clavius – clavis – «ключ». За всю жизнь Дженнингсу не удавалось создать двойной, двуязычный каламбур. Без Аппарата он и не смог бы. А теперь смог, и я думаю, не была ли его смерть в таких обстоятельствах торжеством? И он направил вас ко мне, потому что знал, что я помню его страсть к каламбурам и потому что сам их люблю.

Двое из Бюро смотрели на него широко раскрытыми глазами.

Эрт серьезно сказал:

– Я предлагаю вам обыскать затененный район Клавдия в том пункте, где Земля ближе всего к зениту.

Эшли встал.

– Где ваш видеофон?

– В соседней комнате.

Эшли бросился туда. Дейвенпорт задержался.

– Вы уверены, доктор Эрт?

– Абсолютно уверен. Но даже если я ошибаюсь, это не имеет значения.

– Что не имеет значения?

– Найдете вы его или нет. Если Аппарат найдут ультра, они, вероятно, не смогут им пользоваться.

– Почему вы так думаете?

– Вы спросили, был ли моим студентом Дженнингс, но не спрашивали о Штраусе, тоже геологе. Он был моим студентом через год после Дженнингса. Я хорошо его помню.

– Ну, и что?

– Неприятный человек. Очень холодный. Таковы все ультра, я думаю. Они не могут сочувствовать, иначе не говорили бы об убийстве миллионов. У них ледяные эмоции, они поглощены собой, не способны преодолеть расстояние между двумя людьми.

– Мне кажется, я понимаю.

– Я уверен в этом. Разговор, реконструированный из бреда Штрауса, показывает, что он не мог воспользоваться Аппаратом. Ему не хватало необходимых эмоций. Я думаю, все ультра таковы. Дженнингс, не ультра, мог управлять Аппаратом. Я подозреваю, что всякий способный к этому одновременно не способен на сознательную хладнокровную жестокость. Этот человек может ударить в панике или страхе, как Дженнингс пытался ударить Штрауса, но никогда не сделает этого расчетливо, как Штраус ударил Дженнингса. Короче, если прибегнуть к банальности, я думаю, что Аппарат может приводиться в действие любовью, а не ненавистью, а ультра только на ненависть и способны.

Дейвенпорт кивнул.

– Надеюсь, вы правы. Но тогда… почему вы так подозрительно отнеслись к правительству? Ведь плохой человек не сможет управлять Аппаратом.

Эрт пожал плечами.

– Я хотел проверить, умеете ли вы убеждать. Ведь вам придется иметь дело с моей племянницей.