Парк-авеню 79 - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 47

Она тронула машину с места и повела ее легко, со свойственной ей небрежной уверенностью.

— Ха-ха! Посмотрите на этого человека: он сошел с ума!

Я закурил. При вспышке спички ее волосы показались мне совсем белыми. Мария тихо улыбалась, а немного погодя, сказала:

— Майк, сегодня ты был неотразим!

Это прозвучало так искренне, будто судили не ее, а кого-то другого.

— Спасибо.

Она свернула в переулок, подрулила к тротуару и выключила зажигание. Потом достала из сумочки сигарету.

— Сколько лет, сколько зим, Майк.

— Помнится, я уже слышал эти слова.

Я поднес ей зажженную спичку и в дрожащем свете увидел ее глаза. В них мелькнула боль. Неужели она настолько ранима? Вот уж никогда бы не подумал.

Мария накрыла узенькой ладонью мою руку и мягко проговорила:

— Хватит воевать, Майк.

— Что значит — хватит? А чем мы, по-твоему, будем заниматься в суде? В игрушки играть? Нет уж, мы будем воевать до победы.

— Но война в суде не затрагивает наших с тобой отношений. Разве не так?

Мария посмотрела на меня долгим взглядом, и я снова утонул в немыслимой глубине темных глаз. Ничего не изменилось. Эта женщина по-прежнему нужна мне. Только она, Я наклонился, поцеловал ее теплые мягкие губы, но, почувствовав, что теряю контроль над собой, быстро отодвинулся.

С закрытыми глазами Мария нащупала мою руку и крепко ее сжала.

— Майк, почему у нас все получилось так нескладно?

Я затянулся, потом хрипло прошептал:

— Не знаю... Сам много раз об этом думал.

Ее глаза медленно раскрылись. Никогда раньше я не видел в них столько нежности.

— Спасибо, Майк... Спасибо за то, что не изменился.

Я ничего не ответил. Немного помолчав, она спросила:

— Как твои родители?

— Отец умер два года назад от инфаркта.

Она прошептала:

— Мне очень жаль, Майк. Я ничего не знала. А мать?

Я исподлобья бросил на Марию короткий взгляд, пытаясь понять, знает ли она об отношении к ней моей мамы. Да нет, конечно, не знает.

— Мама в порядке. Сейчас она за городом, приедет через пару недель.

Снова наступило молчание. Сигареты догорели, и я выбросил свою в окошко. Похоже, мы исчерпали все темы для разговора. Хотя...

— Я слышал, у тебя дочь?

Мария улыбнулась.

— Да.

— Она, наверное, очень красивая, ведь твой ребенок другим и быть не может.

В ее глазах мелькнула странная тень, но голос прозвучал ровно и спокойно:

— Ты угадал.

Мы опять замолчали. Я мог бы о многом ей рассказать, о многом спросить, но обстоятельства, при которых нас свела судьба, сковали мне язык. Я кашлянул.

— Что, Майк?

Эта неловкая ситуация начала меня тяготить.

— Я ничего не сказал.

Мария разочарованно протянула:

— А-а-а.

Проехавшая мимо полицейская машина осветила нас фарами, и я с трудом поборол желание закрыть лицо рукой. Потом повернулся к ней:

— Согласись, это был сумасшедший поступок.

— Я люблю сумасшедшие поступки.

— А я — нет. В этом всегда была разница между нами.

В ее голосе появились холодные нотки:

— Не читай мне нотаций, Майк. За последние недели я наслушалась их предостаточно.

Я пристально посмотрел на нее.

— Но почему, Мария? Почему ты это сделала?

Не отводя взгляда, она пожала плечами:

— Так вышло.

— Но почему именно у нас, а не у каких-то других людей? Я не дождался ответа и, нагнувшись, резко повернул ключ зажигания.

— Поехали!

Она послушно тронула машину с места и выехала на середину улицы.

— Куда?

— Высади меня на углу Бродвея, там я смогу взять такси.

— Хорошо.

Мы домчались в одно мгновение. Мария притормозила у тротуара, и я уже собрался открыть дверцу, когда она заговорила. Яркий неоновый свет из витрины большого магазина на углу вырвал из темноты ее удивительные черты: высокие нежные скулы, большой рот, точеные ноздри.

— Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы это произошло не с нами, а с другими людьми, Майк.

В груди заныла прежняя боль, я резко бросил:

— Теперь уже ничего не изменишь.

Мария сделала глубокий вдох, словно собралась прыгнуть в воду:

— Если бы не одно обстоятельство...

— Какое обстоятельство?

Она порывисто подалась вперед и, скользнув губами по моей щеке, прошептала:

— Я люблю тебя, Майк. Любила всегда, что бы ни происходило, только поняла это слишком поздно.

Мотор взревел, машина унеслась в темноту. Последний раз на повороте мигнули красные огоньки, и она исчезла.

Все еще чувствуя скользящее прикосновение теплых губ и дыша ароматом ее духов, я пошел к стоянке такси. Мысли путались. Эту женщину невозможно понять. Сплошные противоречия.

В памяти ожил чудесный день — самый счастливый день моей жизни. Мы провели его вместе, и Мария принадлежала мне. Только мне. Почему она тогда ушла с Россом? Это было давно, еще во время войны. Я задумчиво потер изуродованную переносицу — ее сломал Росс. Самого его уже нет в живых. Вообще, с тех времен ничего не осталось. Кроме одного — моей любви к ней.

Книга III

Мэриен

1

Когда Генри Вито стремительно влетел в свой кабинет, чистильщик обуви уже сидел на привычном месте возле стола. Адвокат швырнул пальто на низкий кожаный диван, плюхнулся в кресло и выставил чистильщику правую ногу.

— Доброе утро, Тони.

Мальчик перебросил из руки в руку бархотку:

— Доброе утро, синьор Вито.

Генри быстро просмотрел стопку газет на столе. Заголовки те же, что и вчера: немцы либо отступают, либо наступают. Всю весну 1943 года пресса была занята освещением боевых действий в Северной Африке. Газеты полетели в мусорную корзину. Настала очередь утренней почты. Тоже ничего интересного: Почувствовав легкое постукивание щетки по ботинку, Вито сменил ногу и выглянул в окно.

По другую сторону улицы за еще голым парком виднелось серое здание Криминального суда. Сейчас Генри чувствовал себя гладиатором, смотрящим на арену. Это чувство было ему знакомо с детства, прошедшего на окраине Нью-Йорка в кварталах Маленькой Италии. Уже тогда его подмывало померяться силами с властями, но просто нарушать законы Генри не собирался, поскольку для этого не требовалось ни таланта, ни гибких мозгов. Вито избрал для себя доходное поприще адвоката, на котором всеми правдами и неправдами спасал преступников от наказания, глумясь над правосудием и справедливостью. Постукивание по другому ботинку означало, что обувь начищена. Вито бросил мальчишке монету в четверть доллара и повернулся к столу. Тут же зазвонил телефон, адвокат поднял трубку. Секретарша сообщила из приемной:

— Сэр, вас хочет видеть мисс Мэриен Флад.

Это имя ему ничего не говорило.

— Что ей надо?

— Клиентка. По рекомендации.

— Кто рекомендовал?

— Она сказала, что все объяснит вам лично. Просила передать что платит вперед и наличными.

Вито ухмыльнулся. Кто бы ни была эта женщина, правила игры она знает.

— Проси.

Через мгновение дверь открылась и появилась секретарша, за которой следовала молодая женщина. Вито поднялся навстречу. Секретарша представила их друг другу:

— Мистер Вито. Мэриен Флад.

Молодая женщина подошла к нему и протянула руку. Он пожал ее. Рукопожатие было твердым и небрежным, как у мужчины, однако какие-то электрические флюиды сразу давали знать, что это женщина. Она произнесла низким приятным голосом:

— Господин Вито, спасибо за то, что вы согласились принять меня.

Генри указал на стул перед столом:

— Рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста.

Секретарша подхватила с дивана его скомканное пальто и тихо вышла.

Вито внимательно посмотрел на посетительницу.

Легкий твидовый костюм и в тон ему пальто. Из-под жакета выглядывает белая шелковая блузка. Красивые руки. Никаких украшений, никакой косметики. Только чуть-чуть губной помады. Глаза огромные, широко расставленные, темно-карие, почти черные. Из-под мягкого кремового берета выбилась прядь светлых волос.