Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 70

– Ты действительно так думаешь?

– Неужели я сказал бы это, если бы думал иначе, детка? Ты же хорошо меня знаешь. Теперь ты несколько недель отдохнешь, и мы приступим к съемкам «Шахерезады».

Но Рина уже отвернулась от него и смотрела на приближающегося Данбара.

– Спасибо, – сказала она, взяв Клода за руку.

На лице его появилась легкая улыбка.

– Вы великая актриса, мисс Марлоу, – Данбар перешел на официальный тон, так как их совместная работа была закончена. – Было большим удовольствием работать с вами.

– Вы еле держитесь на ногах, – заботливо сказала Рина.

– Немного отдыха и все пройдет, – быстро ответил режиссер. – Пока шла работа над картиной, я толком не спал ни одной ночи.

– Это мы исправим, – дружески успокоила его Рина и позвала: – Элен!

Откуда-то из толпы возникла Элен.

– Позвони Джеймсу и прикажи приготовить гостевую комнату для мистера Данбара.

– Но, мисс Марлоу, – запростестовал режиссер, – я не хочу доставлять вам беспокойство.

– Неужели вы думаете, что я отпущу вас в таком состоянии в неуютный отель?

– И я обещал маме, что позвоню ей сразу по завершении работы.

– Вы сможете позвонить от меня, – рассмеялась Рина, – у меня тоже есть телефон.

Норман схватил Данбара за плечо.

– Тебе лучше послушать Рину, ты нуждаешься в отдыхе. Впереди еще десять недель монтажа. Хотя беспокоиться нечего – это будет великий фильм. Не удивлюсь, если вы оба получите премию Академии.

Конечно, Норман не верил в то, что говорил, но на деле все именно так и случилось.

19

Нелли Данбар, шестидесятитрехлетняя, твердая, как библейская скала, женщина, пересекла комнату и посмотрела на сына.

– Ужасное существо, – тихо сказала она.

Нелли уселась рядом с сыном и положила его голову себе на плечо, машинально прикоснувшись рукой к его лбу.

– Интересно, сколько же надо времени, чтобы разглядеть ее истинное лицо? Не женись на ней – так ведь я тебе говорила.

Клод ничего не ответил, да и не было нужды отвечать. Он ощутил тепло материнских рук. Как всегда, в детстве, когда он, обиженный, прибегал из школы домой. Мать знала его. Ему незачем было рассказывать ей о своих неприятностях. Вот и теперь материнский инстинкт заставил ее приехать в Калифорнию после его женитьбы на Рине.

Хрупкий и худощавый, он никогда не был сильным. Интенсивная творческая работа еще больше истощала и утомляла его. В такие моменты мать укладывала его на несколько недель в постель, сама ухаживала за ним: кормила, приносила газеты, читала вслух любимые книги.

Иногда Клод чувствовал, что это самые счастливые дни его жизни – в комнате, которую мать обставила для него в мягких пастельных тонах, он ощущал тепло и уют. Все необходимое было у него под руками, за этими стенами он был надежно укрыт от грязи и подлости мира.

Отца Клод помнил очень смутно, он умер, когда ему было всего пять лет. Смерть отца значительно изменила их образ жизни, их семья не была богатой, но и не испытывала нужды.

– Ты вернешься домой и соберешь необходимые вещи, – сказала мать. – Ночь ты можешь провести здесь, а утром мы подумаем о разводе.

Он поднял голову с плеча матери и посмотрел на нее.

– Но, мама, я даже не знаю, что говорить адвокату.

– Не беспокойся, – просто сказала мать, – я обо всем позабочусь.

Клод почувствовал, что с плеч у него свалился огромный груз. Опять его мама произнесла волшебные слова. Но когда, остановившись перед домом, он увидел автомобиль Рины, то побоялся войти. Его приход мог закончиться очередной сценой, а у него уже больше не было сил. Он взглянул на часы, было почти одиннадцать. Скоро Рина должна была уехать, так как во время ланча у нее было свидание на студии. Клод спустился к подножию холма и зашел в бар. Здесь он мог подождать, пока ее автомобиль проедет мимо.

Он вошел в бар, и хотя в помещении было еще темно и стулья не сняты со столов, в заведении уже сидели несколько посетителей. Клд занял место у окна, через которое ему была видна улица.

Его слегка знобило, но он надеялся, что это не простуда.

– Виски с горячей водой, – сказал он бармену, вспомнив, что именно такое снадобье давала ему мать при первых признаках простуды.

– С горячей водой? – удивился бармен.

– Да, пожалуйста, – кивнул Клод. – Он поднял голову и увидел, что за ним наблюдает одинокий посетитель – молодой человек в желтом приталенном пиджаке. – Да, и пожалуйста, если у вас есть, ломтик лимона, – крикнул Клод вслед бармену.

Он отхлебнул дымящийся напиток и через мгновение почувствовал тепло в желудке. За окном шел дождь. Клод поднес стакан к губам и, к своему удивлению, обнаружил, что он пуст. Вполне можно было заказать еще одну порцию – время у него было. Он точно знал, чем в этот момент занимается Рина. Сидит перед туалетным столиком и делает макияж, добиваясь нужного эффекта. Потом начнет расчесывать волосы.

Рина никогда не приходила вовремя, всегда опаздывала по крайней мере на час, а то и больше. Иногда он злился, ожидая ее. Других, похоже, ее опоздания не трогали – к ним привыкли.

Клод посмотрел на стакан – он снова был пуст. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше и заказал еще одну порцию.

Рина будет удивлена, когда вернется домой и не обнаружит его вещей. Больше его никто не назовет «бабой». Она поймет, каков он на самом деле, когда адвокат представит ей бумаги о разводе. Она поймет, что с ним нельзя так обращаться. И не осмеет посмотреть на него так, как посмотрела в первую брачную ночь – с жалостью и презрением. Но самым страшным было то, что он увидел тогда в ее глазах понимание самых сокровенных секретов своей души, которые он скрывал даже от самого себя.

Он вошел в темную спальню, держа в руках поднос, на котором стояла охлажденная бутылка шампанского и два бокала.

– Вино для моей любимой, – сказал он.

Они начали заниматься любовью, все было нежно и прекрасно. Будучи девственником, он так всегда и представлял себе эти мгновения. Перед ним было прекрасное женское тело – равнодушное и загадочное. Он даже начал сочинять стихи во славу красоты, как вдруг почувствовал, что рука Рины коснулась его плоти.

На какой-то момент Клод буквально похолодел от ее прикосновения, а потом вдруг расслабился. Он почувствовал, как ее тело вздрогнуло, потом еще и еще раз, и его охватило тепло, исходившее от него. Раздался глубокий стон, и Рина потянула его на себя, лихорадочно расстегивая куртку его пижамы. Она уже больше не была нежной, ее больше не заботили его чувства и желания – она была неистовой. Теперь ее пальцы причиняли ему боль, когда она пыталась направить его и буквально вдавить в себя.

Внезапно его охватил ужас, страх перед ее требовательной плотью, жаждущей поглотить его плоть. Почти в панике он вскочил и встал возле кровати, весь дрожа.

Пытаясь закутаться в пижаму, Клод услышал, что ее дыхание стало спокойнее. Раздался шорох простыни, и он посмотрел на Рину. Она лежала на боку, обернув бедра простыней, и смотрела на него. Грудь ее тяжело вздымалась, соски набухли, взгляд, испепелял.

– Так это правда, что о тебе говорят?

Клод почувствовал, как запылали щеки. Конечно, он знал о разговорах, ведущихся за его спиной, но эти люди не могли понять, что он целиком поглощен работой.

– Нет, – быстро ответил он.

– Так что же ты за мужчина?

Он рухнул на колени перед кроватью.

– Пожалуйста, – сказал он, глядя на нее глазами, полными слез, – пожалуйста, ты должна понять. Я женился на тебе, потому что люблю тебя, но я не такой, как все. Мама говорит, что я слишком нервный и легко возбудимый.

Рина не ответила, и он прочел в ее взгляде ужасающее сочетание жалости и презрения.

– Не смотри так на меня, – взмолился он. – В следующий раз все будет в порядке, я успокоюсь. Я люблю тебя, люблю. – Клод почувствовал, как ее рука стала нежно гладить его по голове. Он перестал плакать, схватил гладившую его руку и осыпал ее благодарными поцелуями. – Со мной все будет в порядке, дорогая, – пообещал он.