Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт. Страница 13

– Гитанна, не путай войны с мелкими стычками. Их не избежать, пока наша земля процветает на зависть нищим соседям. Что говорить о тза'абах, если даже Праканса только и ждет возможности отхватить у нас кусок земли? Нет, Тза'аб Ри больше никогда не отважится воевать с нами по-настоящему. У него нет воли к победе, есть только голос, который очень красноречиво жалуется и требует репараций.

– Но…

– Гитанна, уж ты поверь… Сам Верро перед своей кончиной уничтожил Кита'аб. Без Пророка и Святой Книги у тза'абов нет воли, нет единства. Даже вождю, который назовется Пророком, без Кита'аба ни за что не собрать под своим знаменем Всадников Златого Ветра, не повести их за собой. – Юн протестующе покачал головой. – Уверяю тебя, они сломлены окончательно. Настоящий Тза'аб Ри пал. Пророк убит, Всадники разгромлены. Их потомки – всего лишь бандиты, для Тайра-Вирте они не представляют угрозы. Они способны лишь досаждать нам пограничными стычками и грабежами.

. – Но Грихальва знают магию!

Он рассмеялся. К нему вернулось хорошее настроение.

– Как и ты, вива мейа. Как и ты. И пока ты знаешь магию и умеешь ею пользоваться, я ни за что тебя не брошу. – Он поднял камзол. – А теперь встань и одень меня так же быстро, как и раздела. Я тороплюсь в Палассо.

Когда Гитанна вставала и помогала ему натянуть камзол, ее губы упрямо кривились.

– Ты не прав, Бальтран. Ты слишком легко отмахиваешься от наших опасений.

– Я тебе скажу то же, что и твоему брату: докажи вину Грихальва, и я сделаю все возможное, чтобы развеять ваши опасения. Дались вам эти Грихальва! Нерро лингва сломила их точно так же, как тза'абов – битва на Рио Сангве. В их семьях слишком редко рождаются дети, и многие из них умирают в младенчестве. Их кровь – кровь незаконнорожденных, чи'патро, как ты говоришь, – слишком слаба. Как и их семя.

Ее тонкие пальцы ловко управлялись с камзолом – там одернут, тут отряхнут, здесь застегнут.

– Бальтран, достаточно одного-единственного колдуна, чтобы погубить тебя.

Он улыбался, когда она завязывала кружевной ворот его просторной батистовой рубашки, а затем разглаживала полы камзола.

– И кто бы это мог быть, а, Гитанна? Есть у тебя кто-нибудь на подозрении?

– Бальтран, повторяю: ты слишком легко отмахиваешься от наших опасений.

– Потому что они беспочвенны. У Грихальва нет ни способа, ни причины совершить то, чего ты так боишься. Они верны своему родовому кодексу чести – тому самому, между прочим, который побудил Верро Грихальву ценой собственной жизни спасти моего прадеда Ренайо. Грихальва не правят, а служат. Будь у них желание править, они бы захватили власть над Тайра-Вирте, превознося до небес свои заслуги в войне с тза'абами. Но они предпочли поддерживать нас, до'Веррада.

Ее рот превратился в тонкую линию – напрочь исчезли алые полумесяцы, которые так возбуждали его.

– Бальтран, Верро Грихальва погиб. Кто знает, кем бы он стал, если б выжил?

– Его любили как героя, а не как политика. Еще при жизни. Она смотрела ему прямо в глаза.

– Когда-то вы, до'Веррада, стояли не выше Грихальва. Вы были полководцами, не более того, но вам хватало ума и силы, чтобы брать и удерживать. А взгляни на себя сейчас! Твоя власть абсолютна. Вся Тайра-Вирте обожает до'Веррада – конечно, не более чем Матру эй Фильхо и екклезию, – и кто докажет, что Грихальва не мечтают о таком же могуществе?

– Эйха, женщина, ты начинаешь меня раздражать! Повторяю еще раз: Грихальва – маленькая семья, до предела ослабленная мором. Многие женщины не в состоянии зачать ребенка, у многих мужчин бесплодно семя. Этот род никогда не вырастет до былой величины, не вернет прежнюю силу. К тому же в его жилах, как ты сама говоришь, кровь тза'абов, которую и екклезия, и большинство граждан считают скверной, ведь тза'абы – язычники, проклятые Матерью и Сыном. – Он укоризненно покачал головой. – Неужели ты действительно веришь, что Тайра-Вирте способна посадить Грихальву на герцогский трон?

Она тут же парировала:

– Бальтран, твое счастье, что умер Верро Грихальва. Никто не знает, что бы он учинил, если б выжил.

– Наш народ сражался с именем Алессио на устах, а потом с именем Ренайо создавал единую страну. Но не с именем Верро Грихальвы. – Он посмотрел на Гитанну в упор и жестко добавил:

– И конечно, не с именем Серрано.

Она обладала способностью краснеть.

– Да, – прошептала она, – мы, Серрано, никогда не стремились к вершинам…

– Кроме вершин любовного искусства. Он улыбнулся, как бы прощая ее.

– Вива мейа, я благодарен тебе за заботу, но в подобных делах лучше доверять мне, чем твоему честолюбивому семейству.

– Мы и хотим всего лишь сохранить свое место и не дать Грихальва сбросить до'Веррада.

– Матра Дольча! Гитанна, умоляю, давай прекратим этот разговор. Я сыт по горло.

Сейчас ее нагота не бросалась в глаза – твердость воли служила ей покровом.

– Бальтран, пусть никто из них не поселится в твоем дворце. Никогда!

Он устало вздохнул, уже не пытаясь скрыть раздражение.

– Пока я жив, твой брат – Верховный иллюстратор. Для Грихальва единственный путь к моему двору – живопись. И уже после моей смерти сын будет решать, кто заслуживает предпочтения.

– Бальтран, но ведь он ребенок.

– Да, Гитанна… И если я сгорю до срока в огне твоих ласк – а такая смерть гораздо лучше, чем гибель от тза'абской отравленной стрелы, – Алехандро никого не назначит ни на какую должность до своего совершеннолетия. – Он одернул под жесткими обшлагами камзола белые с красной окантовкой манжеты. – Ну а теперь пора нанести герцогине визит вежливости. Сегодня мы официально, перед екклезией, дадим имя дочери.

Он наклонился к Гитанне, поцеловал в лоб и вышел.

После длительных занятий Сааведра отправилась искать Сарио и очень не скоро увидела его в картинной галерее Палассо Грихальва.

Ей все еще нездоровилось. Десять дней, что минули после Чиевы до'Сангва, они с Сарио избегали друг друга, словно боялись вспоминать об увиденном. Но сегодня Сааведра его отыскала. Их дружба была слишком давней, чтобы вот так одним махом взять и покончить с ней, а тайна – слишком велика, чтобы хранить ее в одиночку. Более того, она принадлежала двоим, а значит, у Сааведры была возможность поделиться своими переживаниями с тем, кто видел то же, что и она.

Галиерра Грихальва нисколько не походила на Галиерру Веррада. Она была значительно меньше, без роскошеств в отделке и открыта далеко не для всех. Предусматривалось разрешение на вход, которое не мог получить никто, кроме Грихальва, – а их и так пускали в любое время.

– Сарио…

Он был маленьким изящным призраком в сумраке у противоположной стены зала – длинного, побеленного известью и пустого, если не считать двоих детей и многочисленных полотен давно умерших мастеров. Никто, кроме Сарио, не мог ее услышать (а и услышали бы – что тут такого?), но все-таки она окликнула его шепотом.

Сарио не шелохнулся.

– Сарио, почему ты не был на уроке живописи? Он оторвал взгляд от картины и обернулся. Сааведра с изумлением отметила, что он очень похудел. В заде, где только белизна стен противилась мраку, на его изможденном лице пролегли тени, которых Сааведра никогда прежде не видела. В одиннадцать лет мальчики растут как на дрожжах, у них ломкие голоса и разболтанные движения, – но тут возраст был ни при чем. Тут было что-то более серьезное.

– Сарио! – Она поспешила одолеть протяженность зала, чтобы встать рядом с другом. – Ты что, заболел? Он снова повернулся к картине.

– Нет.

Его губы были скорбно поджаты – слишком скорбно для подростка.

– Почему тут у нас одни копии?

– Копии? – В ее уме роились совершенно иные мысли, потому вопрос сначала показался нелепым. Но ответ пришел сразу:

– Так ведь оригиналы в Галиерре Веррада и частных палассо.

В Галиерре Грихальва были вывешены только копии, тщательно каталогизированные и расположенные самым выигрышным образом в отношении палитры и композиции. Резные и позолоченные рамы, холст, дерево, бумага; отпечаток времени, превосходно видный в естественном освещении благодаря строго определенной высоте подъема жалюзи на умело размещенных окнах и столь же удачно расставленным железным канделябрам, подле которых на случай пожара находились неприметные глиняные кувшины с водой и песком.