Любовь сладка, любовь безумна - Роджерс Розмари. Страница 76

Синие глаза впились в желто-карие.

— Жаль, сеньор Альварадо! Ради вас и вашей жены я надеялся, что…

— Благополучие моей жены теперь вряд ли может меня беспокоить, поскольку вы успели о ней позаботиться. Наш брак, как, впрочем, и ваш, заключен по расчету. Так что примите мое благословение, сэр. Я очень снисходительный муж — разве Джинни вам не успела сказать?

— Довольно! Я здесь не за тем, чтобы обсуждать вашу жену. Меня интересует ваша шпионская деятельность. Кто послал вас в Мехико? Кто вам платит? У Хуареса нет таких денег. Почему ваше правительство так стремится свергнуть императора?

Стив рассмеялся, заметив гневный блеск глаз полковника:

— Но вы сами на все ответили, полковник. Зачем спрашивать меня?!

— Вы уже успели причинить нам немало неприятностей своим вмешательством, месье. Черт возьми, вы станете говорить или я буду вынужден применить крайние меры!

Полковник Деверо гордо выпрямился, подражая Наполеону, и Стив едва сдержался, чтобы не рассмеяться в лицо этому человеку. Но тут француз, очевидно, взяв себя в руки, снова обратился к нему:

— Ну же, Морган, я уверен, вы достаточно рассудительны. Стоит ли выходить из себя?! Сами понимаете, сбежать отсюда невозможно! Если взвесите все обстоятельства, то поймете, насколько я справедлив. Вы любите опасности и риск, и я уверен, мы всегда можем использовать такого человека.

Вам хорошо заплатят, и, кроме того, для вас будет лучше, если станете сражаться за правое дело. Я глубоко уважаю вашего деда, и поверьте, он будет очень рад, узнав, что вы наконец остепенились. Ну, что надумали?

Стив набрал в грудь воздуха, почти решившись высказать в лицо полковнику все, что думает о нем. Но какой смысл вступать в никчемную перепалку, тратить силы. Все же презрение к этому тщеславному коротышке, воображавшему себя героем, пересилило.

— Полковник, — спокойно объяснил Стив, — если я предам друзей, меня все равно ждет смерть. Французы проиграли войну, и, кроме того, вы лично опозорены в глазах испанцев. Будучи гостем в доме Сандовалей, вы предали гостеприимство и арестовали женщину. Должен признать, она очаровательна, моя крошка-жена, и, возможно, вы сумеете кое в чем ее убедить, но что будет, когда семья узнает обо всем? Кроме того, помните, что мой дед отныне ваш смертельный враг. И хотя мы с ним не очень ладим, он не потерпит такого оскорбления. У дона Франсиско достаточно денег и влиятельных друзей во Франции, чтобы уничтожить вас.

Поэтому предлагаю извиниться передо мной за доставленные неприятности и отпустить с миром.

— Мой Бог, ваша наглость не имеет границ! Вы еще смеете угрожать мне? Кажется, я сделал ошибку, предлагая вам джентльменское соглашение, но вы — всего лишь грязная хуаристская собака, шпион и… если забыли… мой пленник.

Посмотрим, кто будет молить о пощаде.

Побагровев от ярости, полковник повернулся и зашагал прочь. Стив мысленно пожал плечами. Ну что ж, по крайней мере стоило попытаться! Жаль, что его уже не будет на свете, когда полковник встретит свой конец!

Плохо, что приходится стоять вот так, под палящим солнцем, напрягая мускулы, и ждать, ждать… Одна надежда, что он сможет вынести пытку и не проговорится. Но сколько боли может выдержать человек?

Солнце раскаленным клеймом жгло кожу. Но кнут будет хуже. Стив облизнул губы, намеренно стараясь ни о чем не думать. Когда-то, давным-давно, Гопал объяснил, как отрешиться от всего, чтобы освободить тело от всяких ощущений. Необходимо, сосредоточившись, впасть в транс.

Стив несколько раз пытался сделать это. Однажды, проехав много миль с пулей в плече, он добрался до крохотного городишка, где не оказалось доктора, и бармен в салуне неуклюже пытался извлечь пулю ножом. Стив почти не чувствовал боли, правда, потом рана ныла так, что он несколько дней был принужден напиваться до бесчувствия.

Послышались шепот, шарканье ног, плач ребенка, тут же оборвавшийся. Они согнали жителей города! Проклятые французы! Хотят показать беднягам, как расправляются с хуаристами. Господи, что за жалкий фарс!

Солдаты выстраивали горожан в ряды, и, чувствуя себя объектом всеобщего внимания, Стив небрежно обвел глазами зрителей. Все, что угодно, лишь бы не думать о неминуемом.

И тут взгляд его остановился на незнакомой фигуре. Стив неосознанно нахмурился. Эта женщина в темном плаще… невозможно! Неужели?.. Стив едва сдержал стон.

Консепсьон! Ну, кто из них идиот? Зачем она здесь? Остается надеяться, что девчонка не вбила себе в голову какой-нибудь безумный план. Нет ни малейшего шанса сбежать отсюда. Не дай Господи, Консепсьон выкинет какую-нибудь глупость — какое удовольствие получат французы, подвергнув пыткам и ее!

Сзади послышался топот ног, обутых в сапоги. Грубые руки разорвали на Стиве рубашку, обнажив спину. Вот оно.

Ожидание кончилось. Осталось несколько секунд, прежде чем невыносимая боль затопит все его существо.

Сердце Стива глухо забилось, к горлу подступил тошнотворный страх.

— Готов, Морган? — глумливо осведомился Бил, и Стив, не в силах сдержаться, вздрогнул. Он знал, как выглядят люди после избиения кнутом, и неожиданно понял, что не выдержит — несмотря на всю решимость, не хватит сил подавить этот безумный, слепой страх, подкравшийся ниоткуда, заставляющий кричать, умолять не о пощаде — о расстреле.

Стив услышал смех Била и понял: тот почувствовал, что творится у него в душе, и наслаждается собственной властью.

— У тебя еще есть время передумать. Видишь, где полковник? Вон там, на балконе, с твоей женой! Видно, она тоже не хочет пропустить спектакль. Смотри, Морган, у тебя еще несколько минут, пока полковник не кончит речь. Ты у меня живо начнешь говорить. Трясешься от страха, ублюдок?! Куда только храбрость девалась, когда револьверы отняли?!

Стив против воли поднял глаза на балкон, где стоял полковник Деверо, в мундире, при всех регалиях. Рядом… рядом была Джинни; вечернее платье казалось странно неуместным именно здесь; распущенные волосы золотом переливались на солнце.

Полковник начал говорить, но Стив не слушал. Значит, она действительно настолько ненавидит его?! Пришла посмотреть, поиздеваться над его муками. Ну что ж, он ей такого удовольствия не доставит!

Стив, отвернувшись, снова встретился глазами с Консепсьон.

«Уходи, малышка, не нужно здесь оставаться! И не выкинь какой-нибудь глупости!»

Деверо замолчал. Ему, по-видимому, не терпелось начать. Настала мертвая тишина. Глаза Консепсьон расширились от ужаса. Стив сцепил челюсти, услышав свист кнута за мгновение до того, как он с тошнотворным звуком опустился на голые плечи.

Боль оказалась еще хуже, чем ожидал Стив. Жидкое пламя побежало по сжавшемуся телу. И не успел Стив опомниться, кнут снова впился в спину, раздирая плоть.

— Боже, — прошептал он, непроизвольно вздрагивая, Бил, услышав его, злобно рассмеялся:

— Что с тобой, Морган? Уже умоляешь?

Но Стив, собрав всю силу и упрямство, закрыл глаза, сжал зубы, чувствуя, как щепки, отколовшиеся от деревянного столба, вонзаются в лицо и грудь.

«Сосредоточиться, нужно сосредоточиться…» Только эта мысль билась в мозгу, туманила глаза, отсекая боль в израненной спине.

Бил, разочарованный, что жертва не издала ни звука, вошел в азарт.

Вновь запел кнут, еще и еще, полосуя изуродованную кожу, «Да, этот Бил — настоящий мастер, — с невольным восхищением думал сержант-француз. — Интересно, сколько еще выдержит пленник?»

Но заключенный уже не был способен мыслить. Тело обвисло; Стив упал бы, не будь ремней, которыми его связали.

Сыромятные ремни впиваются в запястья, на спине не осталось живого места. Стив почти молил, чтобы конец настал как можно скорее, прежде чем он опозорится, прежде чем окажется, что он такой же жалкий трус, как все те, кто не смог вынести тяжкого испытания.

Он отчаянно пытался отвлечься, не думать о боли, невыносимых муках… в ушах стучало, каждый удар посылал новые волны боли.

Сосредоточься! Ради Бога, ради себя, сосредоточься на чем-нибудь, забудь о боли!