Оковы страсти - Роджерс Розмари. Страница 89
Глава 38
Вездесущий мистер Доуз не только тщательно собрал и вымел все осколки — немые свидетельства взрыва ее ярости, но также зажег огни в обеих комнатах и проворно расставил на столе, предварительно застлав его скатертью, серебряную и хрустальную посуду, пояснив, что мадам Оливье ничего не жалеет для своих гостей, особенно самых дорогих.
— И я надеюсь, милорд, что вас устроит холодный ужин? Вы дернули за звонок три раза, а потому я принес вам то, что вы обычно заказываете, но если хотите, чтобы я принес что-нибудь еще, буду рад выполнить ваше приказание!..
Пока Доуз говорил все это, Николас стоял прямо перед камином и раздраженно смотрел в огонь. Заметив, что тот неожиданно замолк, Николас поднял голову и, проследив за направлением его взгляда, на мгновение замер от неожиданности.
— О! — нерешительно сказала Алекса и сделала эффектную паузу, стоя в дверях спальни. — А я и не знала… Вы не сердитесь на меня, не так ли? Я только позаимствовала то, что походило на ваше старое одеяние — разумеется, не то, которое от Стультца, — поскольку мне хотелось вас удивить.
— В самом деле?
Определенные нотки в его голосе заставили Алексу заторопиться, чтобы не дать ему вставить ни слова:
— Ну, видишь ли, дорогой, я действительно хотела выглядеть для тебя привлекательной, но твоя последняя любовница была намного толще, чем я, и намного ниже, поэтому, когда я надела тот пеньюар, я поняла, как ужасно в нем буду выглядеть… Я вспомнила, что моя подруга Леони однажды сказала мне, что мужчин возбуждают женщины, одетые подобным образом. Неужели это неправда? Я выгляжу слишком мужеподобной?
Она надела его брюки, подвернув их так, что они открывали ее лодыжки, перетянула их в талии лентой из собственного гардероба, а на плечи накинула его тонкую белую сорочку из полотняной ткани, завязав ее на талии узлом. Она вовсе не выглядела мужеподобной, и сама это прекрасно знала! Вот мегера! Так вот почему она заставила себя ждать, постепенно приводя его в ярость!
Каждое их столкновение напоминало схватку фехтовальщиков с выпадами и парированием ударов, и все это продолжалось снова и снова. Та долгая пауза, в течение которой он изучал ее наряд, имела своей целью лишить Алексу присутствия духа и заставить нервничать; но она выдержала ее, не меняя своей кокетливо-вопрошающей позы, — как танцовщица на сцене, мрачно подумал Николас.
— А каково ваше мнение, мистер Доуз? — живо поинтересовалась Алекса, проворно переводя на него свои блестящие от возбуждения глаза и стремясь прервать это зловещее молчание. Хотя ее сердце уже начало биться глухими, тяжелыми ударами, словно предчувствуя что-то скверное, она продолжала говорить тем же самым легким и игривым тоном: — Я, разумеется, знаю, что вы именно тот самый мистер Доуз, о котором я слышала столько лестного и который является мастером на все руки!
— Ну, милорд, сейчас это именно то, что вы и заказывали!.. — Его неподвижные глаза скользнули по Алексе изучающим взором, но обращался он не к ней, а к Николасу: — Я уже видел таких беспокойных дам и прежде — и даже кое-что похуже. Но в данном случае нет смысла принимать какие-либо меры предосторожности, ваша светлость, если только мне позволено будет высказать свое мнение. Иногда действительно бывает так, что без ремней не обойтись. А если не…
— Я уверен, что вполне могу положиться на вас в этом отношении, Доуз, хотя вам всегда следует помнить, чтобы на ней не оставалось никаких следов. По крайней мере, до тех пор, пока она не разозлит меня настолько, что я от нее устану.
Отчасти ее упрямая гордость, а отчасти явная трусость заставили Алексу немного попятиться назад от таких откровенно презрительных слов, которыми они обменивались между собой, словно обсуждая кого-то постороннего. Только потом Николас насмешливо обратился прямо к ней:
— Я все-таки надеюсь, что ты не утратила способности двигаться одновременно со способностью говорить, дорогая! На это она ответила почти спокойно:
— Я… прости меня, но я была захвачена врасплох. Я не думала, что твои наклонности так похожи на наклонности Ньюбери — особенно с тех пор, когда ты рассердился на меня за подобное предположение.
С распущенными волосами, прикрывавшими ее грудь и спину наподобие гривы, с ярким румянцем на скулах и странным взглядом серых глаз, отражавших темно-красные отблески пламени камина, она в этот момент напомнила Николасу пиратку, которой не хватает только пистолета за поясом или абордажной сабли. Сквозь тонкое полотно его любимой сорочки легко угадывались упругие соски грудей, которые казались еще более желанными от того, что были слегка прикрыты. То время, которое она провела перед зеркалом в его туалетной комнате, превратило ее в обольстительную и интригующую куртизанку. Черт возьми! Мужские брюки и то, как она их надела, лишь подчеркивали ее непередаваемую женственность, которую она так любила выставлять напоказ. От ведьмы до обольстительницы — какое удивительное и неожиданно быстрое превращение!
Она, правда, только что сделала какое-то нелепое замечание, имеющее явно провокационные цели, ведь так? Он позволил своему цинизму взять верх над всем остальным и небрежно пожал плечами, прежде чем напомнить ей, что она сама заявляла, будто умирает от голода и жажды, не так ли? Или она уже передумала? Он тут же пожалел о той заботливости, которую выказал в отношении ее, особенно когда понял, что она действительно голодна. Алекса немедленно принялась за еду с почти крестьянским аппетитом, вместо того чтобы только слегка поклевывать, как это обычно делают леди в свойственной им жеманной манере. С одинаковым энтузиазмом она съела и холодный ростбиф, и телятину, и каплуна, фаршированного устрицами, и несколько различных видов сыра, запивая все это вином, которое он тоже позаботился заказать. Едва удерживаясь от едкого комментария, Николас просто сидел и наблюдал за ней, втайне любуясь, пока вдруг раздраженно не задумался над тем, что заставило ее так измениться и стать непредсказуемой, как морской ветер.
— Благодарю тебя. Ты и представить не можешь, до чего же я проголодалась, — наконец сказала Алекса, откусывая яблоко. — М-м-м! И яблоко тоже замечательное! Самая вкусная вещь — это фрукты. Ты чем-то немного озабочен? Из этого роскошного ужина почти половина осталась, и я не думаю, что смогу съесть еще кусочек.
— А я уже стал задумываться, когда же ты придешь к этому заключению, — недоверчиво заметил Николас и продолжил: — Но ты уверена, что всем довольна, дорогая?
— Ну… возможно, мы могли бы выпить коньяка? Я обнаружила, что это не только способствует пищеварению, но и делает меня… более страстной. Хотя, возможно, ты предпочитаешь, чтобы я притворялась, что делаю это с неохотой? — Она бросила в его сторону вопросительный взгляд, а затем сделала ласковый вывод: — Я, разумеется, заметила, что, когда бы я ни находилась с тобой, в наших отношениях всегда есть что-то от изнасилования. Впрочем, это не является очень необычным. Я имею в виду, что некоторые особы…
Когда он поднялся со своего стула, на котором до этого небрежно раскачивался, не отводя от нее глаз, от него исходил такой стремительный поток флюидов, что Алекса даже не успела удивленно раскрыть глаза, как он уже перегнулся через стол, резко схватил ее и заставил подняться на ноги, проделав это с такой силой, что у нее мелькнуло подозрение, не собирается ли он тащить ее к себе через стол. Небольшая чаша для ополаскивания пальцев после десерта, которой она только что пользовалась, полетела на пол, а ее бокал с вином опрокинулся. Тарелка, стоявшая слишком близко от края стола, с грохотом разбилась.
— Алекса, — довольно любезным тоном произнес Николас, — ты получишь свой коньяк и продемонстрируешь мне свою страстность в постели, однако ты вынуждаешь меня овладеть тобою здесь и сейчас — на столе или на полу или любым другим способом, каким ты сама предпочитаешь. Итак?
Когда она покачала головой и попыталась вырваться, он после непродолжительной борьбы освободил ее и вновь опустился на стул.