Твои нежные руки - Роджерс Розмари. Страница 11

Едва заметная улыбка коснулась сухих губ. Старец слегка наклонил голову, явно восхищенный такой выдержкой.

— Прекрасно, мисс. Если вдруг что-то понадобится, позвоните.

Видя, что Амелия непонимающе хмурится, он кивнул на вышитую ленту, висевшую на стене у камина.

— Это сонетка. Дерните — и придет горничная.

Он исчез, оставив ее одну. В большом мраморном камине пылало пламя. Полка была украшена гигантскими позолоченными часами, вокруг которых теснились фарфоровые статуэтки, разительно отличавшиеся от уродливых дешевых собак мистрис Ковинтон. Эти были тонкими, изящными, слишком хрупкими и, казалось, рассыплются от первого же прикосновения, поэтому Амелия предпочла любоваться ими издалека. Ноги утопали в густом толстом ковре со сложным многоцветным узором. Несколько диванов и мягких кресел манили к себе, обещая уют; хрустальные лампы на сверкающих столах лили мягкий свет. Тяжелые шторы, обрамлявшие ряд высоких окон, надежно отгораживали комнату от внешнего мира. Картины в позолоченном багете украшали отделанные панелями стены. Похоже, любимыми сюжетами леди Уинфорд были пасторальные сцены и пухленькие херувимчики.

Расстроенная, скованная, нервная девушка опустила саквояж на пол и пересекла комнату, чтобы полюбоваться портретом женщины с херувимчиком. Она долго не двигалась с места, пораженная мастерством художника, и даже наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть детали. Потом осторожно коснулась резной рамы.

— Змей в садах Эдема.

Испуганная незнакомым мужским голосом и насмешливым тоном, девушка встрепенулась, повернула голову и увидела чей-то силуэт, казавшийся особенно темным на фоне тусклого серого свечения, проникавшего в окна через плотную ткань. Неясная фигура сделала шаг вперед и приостановилась. Амелия прищурилась, но не сумела разглядеть лицо незнакомца, хотя что-то в походке и манере держаться неприятно, хоть и безосновательно, напомнило о пиратах. Она так растерялась, что не смогла найти нужного ответа, а бой часов окончательно вывел ее из себя.

Девушка остро ощущала пристальный взгляд мужчины, видела раздраженный блеск глаз, да и в очередной нетерпеливой фразе слышалась легкая издевка.

— Картина. Она называется «Змей в садах Эдема», кисть прославленного Джошуа Рейнолдса. Весьма подходящее название для той милой сценки, что я застал. Кстати, вы просто любуетесь ею или замышляете стянуть?

Амелия, от возмущения потерявшая дар речи, тихо ахнула, не зная, как отвечать на столь оскорбительные обвинения. Он подвинулся ближе, так, что теперь одна сторона лица оказалась освещенной. Амелия рассеянно отметила необычайно высокий рост и сардоническую усмешку; куда неприятнее было терпеть его бесцеремонный осмотр и презрительные замечания.

— Поскольку, откровенно говоря, вы не из тех женщин, которые обычно заглядывают сюда на чай, разумнее всего предположить, что передо мной обычная воровка. Но должен предупредить, цыганочка, что ты жесток?, ошиблась, забравшись в этот дом. Правда, забавно будет посмотреть, как ты вытащишь картину из дома. Смею заверить, она довольно тяжелая. Ах нет, — продолжал он, едва Амелия нерешительно дернулась к двери, — не выйдет. Оставайся на месте, пока я не позову слуг, чтобы отвести тебя к судье.

Девушка затравленно озиралась, вне себя от возмущения. Как он мог принять ее за воровку?! Она — воровка? Не будь Амелия так измучена и напугана, возможно, просто рассмеялась бы и объяснила, кто она на самом деле, но невзгоды и горести последних недель окончательно лишили ее способности сопротивляться. Она молча уставилась на обидчика, понимая, что любые слова сейчас бессильны. Он все равно не поверит. Даже когда он направился к ней странной, скованной, как у марионетки, походкой, она не подумала отпрянуть и покорно ждала своей участи.

До тех пор, пока его рука не легла ей на плечо. Совсем легкое, беззлобное прикосновение теплой ладони. Ничуть не грубое. Но живо воскресившее в памяти наглые ласки пирата, а вместе с ними и пережитую панику. Панику и возмущение. Амелия на миг снова очутилась на борту корабля, среди ужаса и хаоса, ощущала мерзкий запах и тяжелые руки, ползущие по шее и груди. Ее опять пытаются запугать и выпачкать в грязи!

Накопившиеся муки пережитого, гнев на несправедливость судьбы вызвали неожиданную реакцию. Амелия молниеносно уперлась ладонями в грудь незнакомца и, не помня себя, оттолкнула так, что тот покачнулся, отлетел в сторону и с воплем боли согнулся вдвое. Задыхавшаяся девушка сама была на грани истерики и поэтому, не обращая внимания на стоны, прошипела сквозь стиснутые зубы:

— Не смейте никогда прикасаться ко мне! Слышите? Я не игрушка и не забава…

— Черт побери… злобная сучонка! — прохрипел он, и незаслуженное оскорбление обдало Амелию холодом, как ведро ледяной воды, выплеснутой в лицо. Она осеклась, нерешительно отступила. Мужчина громко выдохнул, медленно выпрямился, и Амелия уставилась в искаженное яростью лицо. Ее затрясло от страха. Куда бежать? А если позвать на помощь? Услышат ли ее в этом огромном доме?

Амелия стала медленно отступать. Еще три шага — и она прижалась к стене. Слева — холодный мрамор камина, справа — стол. И тут что-то тускло блеснуло. Лента! Вышитая золотом лента сонетки!

Маленькая ручка сомкнулась вокруг кусочка вышивки, резко дернула раз, другой, третий. Но в ответ не раздалось ни звука. В тишине раздался зловещий стук шагов ее преследователя. Амелия снова потянула за ленту.

— Немедленно прекрати, иначе сюда сбежится весь дом с пожарными ведрами! — рявкнул он, потянувшись к ней.

Но Амелия уже ничего не слышала. Рванув ленту в последний раз, она ловко нырнула под его протянутую руку.

Но он оказался проворнее и, поймав девушку, снова притиснул к стене, несмотря на ее отчаянное сопротивление.

Наконец она громко, жалобно вскрикнула, так пронзительно, что сорвала голос, и незнакомец снова выругался. Обезумев от ужаса, она стала отбиваться, несколько раз лягнула его, и он, поймав ее за плечи, бесцеремонно тряхнул, пробормотав при этом:

— Странно, что у такой воровки, как ты, совершенно отсутствует инстинкт самосохранения!

— Я не воровка!

Она высвободила руку и попыталась ударить его по лицу, но он успел увернуться, поймать ее запястья и сжать так безжалостно, что она охнула.

— Уймись! Я ничего тебе не сделаю. Но если станешь вырываться, тебе же будет хуже. Ну вот, а теперь стащим с тебя эту дурацкую шляпку и посмотрим, что под ней…

Неумолимо-ловкие пальцы вмиг справились 6 лентами, завязанными под подбородком, и шляпа небрежно полетела в сторону. Его глаза словно прожигали ее насквозь, но она отказывалась взглянуть на него. Кто знает, что он намерен сделать с ней? И отчего так обжигают несправедливые, пренебрежительные упреки?

— Глупое отродье… кто послал тебя? И что тебе нужно? Господи милостивый, они уже так обнаглели, что заставляют детей делать за них грязную работу!

Он навалился на нее так тяжело, что дышать становилось все труднее. К тому же их лица почти соприкасались.

От него едва заметно пахло табаком: неуловимый запах, так хорошо знакомый уроженке Виргинии. Высший сорт, хорошее качество, чудесный аромат. Суженные черные глаза под густыми ресницами, казалось, могут взглядом разить наповал. Бездонные. Беспощадные.

Она вынудила себя расслабиться и прислонилась затылком к стене. Длинные пряди выбились из аккуратно заплетенной утром и заколотой на макушке косы. Подумать только, что она мечтала произвести достойное впечатление на леди Уинфорд! Теперь же они в беспорядке падают на лоб, плечи — и во всем виноват этот безумец.

Он явно живет здесь, но почему воображает, будто все так и рвутся его обокрасть?

При других обстоятельствах ее, вероятно, заинтересовал бы этот странный человек. Но сейчас она думала лишь о том, как бы поскорее скрыться.

Он продолжал пялиться на нее, и Амелия отметила неестественную бледность лица под густым загаром. Губы обрамляли две глубокие морщины, словно он еще не совсем оправился от тяжкой болезни. Такие же темные, как глаза, брови угрожающе сведены в одну линию.