Кто последний за смертью? - Рокотов Сергей. Страница 25

Николаев поехал в морг на опознание убитого преступника Варнака. Несколько сотрудниц банков и обменных пунктов, два охранника, внимательно вглядевшись в убитого, признали в нем одного из нападавших и грабивших. Он в тулупе был, с бородой. Но улыбочка эта, он и мертвый словно улыбается, ее с лица не уберешь. Он это, точно он, — подумав, сказал охранник. — Он меня ударил пистолетом в висок. Этот человек был в шикарном длинном пальто и темных очках, я подумала — иностранец. А вот волосы у него мне показались какими-то странными, точно — парик это был, — подтвердила одна из сотрудниц сбербанка. — Страшный он какой мертвый. И улыбается, точно сейчас встанет. Живой был еще страшнее, — сказала ее сослуживица. Помнишь, как он меня на пол уложил… — Губы ее скривились от страшных воспоминаний, она была готова разрыдаться. Ничего, — утешил ее Николаев. — Он многих навсегда на пол уложил, так что вам крупно повезло.

Он составил протокол опознания, поблагодарил свидетелей и поехал в Управление. Настроение у него поднялось еще больше, когда ему сообщили, что и номера банкнот, найденных у Варнака в кейсе и дома совпадают с похищенными из банков и обменных пунктов. Через связи Варнака необходимо было выйти и на остальных налетчиков. Но полнейшей загадкой для следствия остался этот удивительный звонок, сообщивший о трупе Варнака. Неужели настолько процветали эти бандиты, если они готовы были пожертвовать такой суммой, чтобы убив Варнака, свалить все на него? А выстрел был сделан очень профессионально, один, и в голову. Объяснить такую щедрость убийцы было невозможно. Но дело сдвинулось с мертвой точки, и это уже радовало.

Варнака было довольно легко опознать уж очень характерная у него внешность. Яркие черты лица, этот рельефный нос с горбинкой, эти большие, глубоко запавшие глаза и рот, большой рот, скривившийся в омерзительной улыбке, не сошедшей с его лица даже после смерти. Такому человеку трудно затеряться в толпе. А вот бывают лица…Лица… Внезапно Николаев вспомнил лицо того человека, которого он встретил недалеко от дома Веры Георгиевны. Вспомнил, и холодный пот пробежал у него по спине. До него дошло, внезапно дошло, кто это был, и его хорошее настроение улетучилось, как дым… Ну и денек же сегодня, тринадцатого февраля. И впрямь — несчастливое число. Это же был Андрей Полещук, тот самый Полещук, которого они искали уже второй месяц. Никакой черной бороды, и без усов — тогда, в квартире Воропаевых у него были черненькие, коротко подстриженные усики, как же его меняло отсутствие усов! И эта потертая ушанка, пальтецо мышиного цвета… А тогда черное кожаное пальто на меху, норковая шапка, шикарный красный длинный шарф, запах французского парфюма, наполнивший комнату…Совершенно другой типаж.

Это был длинный, сутулый, безусый, некий замшелый интеллигент, не получающий полгода зарплату…Но это был он, безусловно, он. Глаза…Черные хитрые глаза, густые брови…Значит, Кирилл и его приятель Федя не солгали. А он уже просто уверился в их лжи. Значит, Полещук, действительно, в Москве. И каждый день меняет свою внешность. А он-то… Вот тебе и бессонная ночка… Ну, олух, ну осел… Никому, никому он про это не расскажет, какой ляпсус, какой стыд. Если бы он его узнал и задержал, все дело раскрылось бы мигом. Что бы там не было, как бы все не было запутано, но Полещук, безусловно, в курсе всего…

Николаев поглядел на часы — уже половина третьего. На три часа он назначил встречу одному свидетелю по делу Варнавского, он мог дать ценные сведения о связях Варнака за последнее время. Это очень важный свидетель. А часам к пяти он хотел съездить в больницу к Тамаре. Это надо было сделать обязательно, ведь, когда он ночью провожал ее в больницу, она была в ужасном состоянии. Но Николаев понимал и то, что ему совершенно необходимо снова встретиться с Верой Георгиевной. Немедленно встретиться.

Павел Николаевич сидел в кабинете, курил сигарету за сигаретой и мрачно глядел за окно — на вьюгу, все усиливавшуюся и усиливавшуюся, хотя, казалось бы, дальше некуда. Настроение было соответствующее погоде. Это бесподобно — вести дело, опрашивать свидетелей, вызывать к себе, ездить к ним, строить свою версию, и вдруг — встретиться нос к носу с разыскиваемым преступником, о котором он, кстати, и шел говорить со свидетельницей, и как ни в чем не бывало, пройти мимо. А ведь Полещук-то, наверняка, его узнал…То-то он смеется над ним теперь. Эта мысль поразила его больше всего, он прикусил губу от бешенства и стыда. Самое страшное — быть смешным, казаться дураком, хотя бы, самому себе…

Отказаться от допроса свидетеля он не мог, слишком уж важные сведения он мог дать, послать к Вере Георгиевне кого-нибудь вместо себя, например, Костю Гусева, он не хотел, могло бы получиться еще хуже, так и сидел как на иголках.

В каком-то сомнамбулическом состоянии провел он допрос свидетеля. Тем не менее, записал очень важные для дела сведения. Допрос длился более двух часов, свидетеля трудно было расшевелить, он был изрядным тугодумом, а, скорее всего, старался казаться таким. Однако, все, что было необходимо, он поведал Николаеву.

Николаев позвонил в больницу, и ему сообщили, что Тамаре значительно лучше. Тогда он решил ехать сразу в Ясенево. Шел уже шестой час вечера. Встреча с Полещуком не давала ему покоя, жгла его огнем стыда. Он сообщил в уголовный розыск, что по поступившим сведениям разыскиваемый Полещук каждый день меняет свой облик и теперь выглядит совершенно иначе. О том, что он сам видел его, разумеется, умолчал.

— … Ну, Павел Николаевич! — рассмеялась Вера Георгиевна. — Вы теперь два раза на дню ко мне ездите, не иначе, как скоро свататься ко мне придете.

Николаев был мрачен и суров. Ему вовсе было не до шуток.

Я пройду? Извините, вьюга не прекращается, я весь в снегу, пока от машины дошел. Проходите, проходите, я еще не такая пришла. Обратно-то я как всегда пешочком целую остановку. Для променада.

Николаев разделся, прошел в комнату. Я вижу, что настроение у вас, как и днем прекрасное, — прищурился он, внимательно глядя на нее. А что же мне, вешаться, что ли, от такой чудесной жизни? Мне еще и пятидесяти нет, может быть, еще поскриплю. Дай-то Бог. А сегодня у вас вообще день визитов. До меня-то кто у вас был?

Вера Георгиевна сразу резко помрачнела, глаза стали злыми, неприступными. Был один знакомый, — глядя куда-то в сторону, ответила она. Какой именно знакомый? Вы как, в уголовном кодексе немного разбираетесь? Или мне дать вам некоторые пояснения? Дайте, — продолжая глядеть в сторону, сказала Вера Георгиевна. Поясню, это мой долг. Статьи 189 и 190 УК — укрывательство преступлений и недонесение о преступлениях. Речь-то ведь не о краже яблок из соседского сада идет…Итак, какой именно знакомый был у вас сегодня днем? Андрей Полещук, — тихо ответила Вера Георгиевна. Вы можете сообщить, где он находится сейчас? Нет.

Вы просто лжете, Вера Георгиевна. Да не знаю я, где он сейчас! — вдруг закричала она, глядя прямо в глаза Николаеву.Что он, будет мне сообщить, куда он поедет от меня?! Он же не дурак совсем, знает, что ко мне следователи часто наведываются. Зачем он приезжал к вам? Он сообщил мне, что Лена жива-здорова. Я же мать, в конце концов! У меня одна дочь, а больше никого на свете нет! А вы говорите прекрасное настроение, еще бы — первая весточка за все время, я такое передумала… А сам он приехал в Москву по каким-то своим делам еще несколько дней назад. А уж какие у него дела, этого он мне не докладывал. А ко мне зашел передать привет от Лены. Он бы мог сделать это по телефону. Рисковал ведь. Наверняка он передал вам письмо. Ну передал, допустим. Где оно? Я его уничтожила, прочитав. Вы поймите меня тоже — мою дочь ищут, неужели мне хочется, чтобы она оказалась в тюрьме? Перескажите мне содержание письма. Примерно так: «Мама, прости меня, из-за любви к Андрею я предала всех — и тебя, и Вику. Сейчас я в порядке, нам с Андреем очень хорошо вдвоем». Ну, вроде бы, и все. Вы, Вера Георгиевна, вроде бы, считаете меня за идиота. Я следователь из Управления Внутренних дел, а не досужий репортер, собирающий жареный материал для статьи. Я веду дело о взрыве машины и гибели четырех человек. Ваша дочь имеет прямое отношение и к этому, и, возможно, к другому преступлению. А вы мне морочите здесь голову. Мне что, делать больше нечего, как по нескольку раз на дню мотаться к вам? Я просто возьму у прокурора санкцию на ваше задержание, и вы будете отвечать, как соучастница преступления. Хватит! Где Лена? Где они скрываются?!