Книга воспоминаний - Абрамович Исай Львович. Страница 24

Если ядро узкое, то почему не обсудить этот вопрос в Политбюро и на пленуме ЦК? Когда Троцкий, на основе согласованной резолюции от 5 декабря 1923 года, выступил с разъяснением в своей брошюре «Новый курс», Сталин обвинил его в том, что он сделал это без предварительного обсуждения вопроса в Политбюро. Сталин говорил тогда: «Перед партией стал вопрос: существует ли у нас ЦК… или существует сверхчеловек, для которого законы не писаны». А тут, после ХIII съезда партии, Сталин сам, без согласования с Политбюро, выступает на курсах секретарей укомов с обвинениями в адрес двух членов Политбюро, да еще по вопросу, по которому существовало решение ХII съезда партии!

Нет, не в том дело, что «ядро» было слишком узким. «Ядро» было для Сталина, наоборот, слишком широким. Он хотел заменить «тройку» своим единоличным руководством. «Тройка» устраивала его, пока Зиновьев и Каменев помогали ему устранять из руководства Троцкого.

Зачем же Сталин выступил в защиту Троцкого на ХIV съезде? Мне думается, что Сталин, имея ясную конечную цель — убрать всех своих соперников — в период ХIV съезда еще не был уверен, что это удастся ему быстро и без сопротивления. Выбирал он пути и средства осторожно, ощупью. Авторитет Троцкого и в партии, и в стране еще был велик. Почему же на данном этапе не использовать его для нанесения удара по очередному сопернику? Тем более, что он был уверен: Троцкий не забыл злобных атак Зиновьева и Каменева. Он надеялся создать впечатление, что Троцкий поддерживает его против этих двоих. Троцкий не поддержал ни Сталина, ни Зиновьева. Он занял выжидательную, нейтральную позицию. Для Сталина и этого было достаточно.

Вторая причина, по которой Сталин в примирительном тоне заговорил на ХIV съезде о Троцком, заключалась в том, что он хотел продемонстрировать: опасность раскола партии идет-де не от него, как предполагал Ленин, а от Зиновьева. Они-де хотели отсечь сначала группу Троцкого, затем Бухарина, а ему, Сталину, удалось сорвать этот коварный план.

Таким же способом завоевывал Сталин и расположение Бухарина.

«Дальше, — говорил Сталин на ХIV съезде, — вопрос о Бухарине, я имею в виду лозунг „обогащайтесь!“. Я имею в виду апрельскую речь тов. Бухарина, когда у него вырвалось слово „обогащайтесь“…… Чем объяснить, что, несмотря на это, все еще продолжается разнузданная травля Бухарина? Чего, собственно, хотят от Бухарина? Они требуют крови тов. Бухарина. Именно этого требует тов. Зиновьев, заостряя вопрос в заключительном слове на Бухарине. Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови. Так и знайте». (Там же, стр. 504–505)

Не это ли имел в виду Ленин, когда говорил о грубости и нелояльности Сталина?

На самом деле, как известно, не кто иной, как Сталин, вынашивал и осуществил планы уничтожения по очереди всех вождей партии.

Куда повел Сталин партию и сколь губительно повели себя многие, работавшие в аппарате старые большевики, понимали далеко не все. Но это поняли, наконец, Каменев и Зиновьев. Поняли, какую крупную ошибку совершили они, помешав выполнению завещания Ленина, воспротивившись отстранению Сталина с поста генерального секретаря. Поняли, но было уже поздно. Когда Зиновьев сказал на ХIV съезде, что члены ЦК не выполнили завещания Ленина и не сыграли роль обруча, о которой говорил Владимир Ильич, нельзя было не вспомнить о роли Зиновьева и Каменева в этом деле. Ленин и не расcчитывал на то, что сплотить партию смогут партийные чиновники: он предлагал для этой цели ввести в ЦК рабочих. Зиновьев же и Каменев на ХII съезде помогли Сталину подменить рабочих чиновниками.

Разногласия между сталинско-бухаринской и зиновьевской фракциями определились еще до XIV съезда: по вопросам о госкапитализме, об отношении к кулаку, о строительстве социализма в одной стране и о внутрипартийной демократии. На Политбюро было договорено: разногласий этих на ХIV съезд не выносить, а спорные вопросы уладить путем компромисса. Было также решено, что с отчетными докладами ЦК на областных конференциях выступят сторонники как той, так и другой фракции.

Несмотря на все это, накануне открытия съезда в передовой статье «Правды» и в напечатанной в «Правде» резолюции Московского комитета партии было сказано: «Мы точно так же полагаем, что точка зрения товарищей Каменева и Зиновьева выражает неверие во внутреннюю силу нашего рабочего класса и идущих за ним крестьянских масс, мы полагаем, что она есть отход от ленинской позиции». (там же, стр.462)

Сталинская фракция нарушила соглашение. Она первой открыла огонь против зиновьевской группировки, поставив ее перед фактом открытого разрыва. В ответ на это зиновьевская группировка открыла огонь на ленинградской партконференции, а на съезде потребовала слова для содоклада, чтобы изложить свою позицию.

Обосновывая необходимость содоклада, Г. Е. Зиновьев говорил: «И вы думаете, что мы, как мертвые, будем молчать и останемся со всеми ярлыками, которые хотели нам приклеить, а не попытаемся объяснить партии, что мы не ликвидаторы, не аксельродовцы, не пораженцы. (Голоса: „Троцкий молчал“, Орджоникидзе: „Вам не разрешат“). Никогда это, товарищи, не было в жизни нашей партии (Голос: „А Троцкий?“)… Назовите мне пример, чтобы за неделю до съезда объявить пораженцами, писать передовицы, а потом заявить, что нужно кончать эту дискуссию. Вы скажете, что мы сами виноваты, что мы сами себе построили такое положение. (Голоса: „Конечно“.) Нет, товарищи, мы виноваты в том, что были слишком доверчивы, что надеялись на ликвидацию разногласий без вынесения их на широкое обсуждение. У нас иногда возникало предположение: а что, если большинство за недельку до съезда заставит нас говорить о разногласиях? Но мы отбрасывали эту мысль, так как не допускали, что это предположение может осуществиться. Худшие предположения осуществились». (Там же, стр.453)

Делегаты съезда репликами с мест дали понять Зиновьеву, что он сам еще на ХII съезде создал такую обстановку, когда всякое критическое выступление в адрес ЦК расценивалось как меньшевистский уклон.

Центральный вопрос, вокруг которого обострились отношения между Сталиным и оппозицией, был вопрос о коллективном руководстве — тот же по существу, который поставил Ленин в своем завещании. Пока Зиновьев вел ожесточенную борьбу против Троцкого, он не видел недостатков в «коллективном руководстве». Но, оказавшись в меньшинстве, он почувствовал, что Троцкий был прав, что никакого коллективного руководства фактически не было и нет.

На ХIV съезде, с помощью лиц, чьи выступления были инспирированы Сталиным (например, Ворошилов), вопросу о коллективном руководстве было придано другое направление, чем давал ему Ленин. Владимир Ильич в своих письмах говорил о том, что центральные органы партии должны охранять целостность узкого коллектива вождей. Не так стали толковать это сталинские подпевалы. «Наше коллективное руководство, — говорил Ворошилов, заключается в том, что мы считаем, что весь ЦК нашей партии есть тот ленинский коллектив, который после съезда получает в свои руки всю полноту власти».

Выступление Ворошилова, как сказано выше, было инспирировано Сталиным. Ворошилов дал понять новым членам ЦК, что именно они «должны сменить наших уставших и иной раз шатающихся из стороны в сторону товарищей из старого кадра». (там же, стр.396) Устами Ворошилова Сталин подбросил такую мысль: а что случится в партии, если будут отсечены старые, уставшие и шатающиеся ленинские кадры? Ничего страшного не случится, говорил Ворошилов, лишь бы сохранилось единство большинства ЦК.

Таким образом были сначала обойдены, а потом и совсем забыты предложения Ленина об обруче для сохранения узкого коллектива вождей партии.

Зиновьевская оппозиция решительно отвергла сталинские принципы организационной работы ЦК, ведущие к единоличной власти. В выступлениях оппозиции на съезде была полностью раскрыта вся механика сталинских махинаций.

Подчинив себе секретариат ЦК, Сталин держал в своих руках все нити подбора, назначения и перемещения кадров. Таким образом Политбюро оказалось лишенным возможности влиять на формирование руководящих органов партии.