Ничто не вечно под луной - Романова Галина Владимировна. Страница 21

– Пошла! – с горьким сарказмом едва не выплюнула Аля. – Вы должны были бежать туда!..

– Простите... – Румянец наконец-то окрасил побелевшие щеки сестры. – Я вошла в палату, когда он уже скончался.

– Вам ничто не показалось странным в этот момент? Ну, я не знаю... Может быть, беспорядок какой-нибудь или следы борьбы?

– Здесь не было ниндзя, если вы это имеете в виду! – фыркнул вывернувшийся из-за плеча медсестры доктор. – Все было в порядке. Вы сами поймите: человеку под семьдесят, обширный инфаркт, семейные неурядицы. Да и ваши визиты, простите, не способствовали его скорейшему выздоровлению. Эти его бесконечные звонки, против которых я возражал с самого начала. Куча бумаг, которые вы с ним перетряхивали часа по два. Всего этого более чем достаточно!

Возникший из коридора служитель Гиппократа обрел наконец былую уверенность и пытался сейчас свалить с себя груз ответственности за случившееся.

Алевтина скользнула по нему холодным взглядом, отчего он обиженно засопел, и вновь обратила свой взгляд на девушку:

– Попробуйте вспомнить... пожалуйста! Сколько времени прошло с тех пор, как отсюда вышел этот рыжеволосый парень, до вызова вас в палату?

– Минут десять, не больше. Поверьте, все было тихо, как всегда. Ничего необычного. Иван Алексеевич показался мне слегка задумчивым, а может, это не так... Я не знаю... – Личико ее вдруг странным образом сморщилось, и из глаз закапали слезы. – Он был такой... хороший. Мне его так жаль...

– Сколько времени прошло с момента смерти? – не унималась Алевтина, стараясь не обращать внимания на слезы девушки и на боль, возникшую в сердце.

– Тоже минут десять, – вставил доктор.

– Интересно... – Аля мысленно сложила эти временные промежутки и не нашла путного объяснения двадцатиминутной задержке Сенькиного пребывания в больнице. Теперь-то она была абсолютно уверена, что в лифте был он. – Так, говорите, все стояло на своих местах? Никаких опрокинутых стаканов. Смятых салфеток. Разбитых градусников и так далее...

– Ага, – шмыгнула носиком медсестра. – Только дверь...

– Что дверь?! – разом выстрелили вопросом врач и Алевтина. Причем первый сделал это с заметным раздражением, очевидно, по поводу излишней болтливости вверенного ему медперсонала.

– Она чуть покачивалась, – сестра пропустила его интонацию мимо ушей. – Я, уходя, ее плотно прикрыла. А тут – приоткрыта и слегка покачивается. Меня это еще удивило: сквозняка-то нет. Такое ощущение, что ее только что неплотно прикрыли...

– Спасибо вам. – Алевтина подняла вверх руку, предостерегая доктора от дальнейших внушений, и еще раз повторила: – Спасибо вам...

Она обошла их и медленно побрела к лифту.

– Когда сможете забрать тело? – выкрикнул ей в спину лечащий врач.

– Что? – не сразу поняла она. – К-какое тело?!

И только после того, как они недоуменно переглянулись между собой, до нее наконец дошел истинный смысл вопроса.

Господи! Ивана больше нет!!! Этого сильного, кряжистого мужика! Аля всегда шутила, что он, подобно трем китам, держит все на своих плечах. Что же теперь будет? Что будет с ними всеми?

Она медленно брела вдоль коридора. Куда-то то и дело сворачивала, не замечая заглядывающих ей в лицо людей. Удивительно, но слез не было. Пустота и ощущение безысходности встали комом в горле, поглощая и боль, и страх, и желание разреветься от жалости.

Иван! Не одним и не двумя годами было отмечено их знакомство, сотрудничество, а затем и искренняя дружба. Восприняв поначалу его вмешательство в свою жизнь с опаской, Алевтина со временем оттаяла. Его хитроватый взгляд, легкое похлопывание тяжелой ладонью по плечу, отеческий поцелуй в лоб, когда он бывал ею особенно доволен или, наоборот, когда сердился и переживал за нее. Боже мой! Как же она теперь будет без всего этого?! Ведь он по сути дела заменил ей отца, жившего в далеком провинциальном городке, взаимопонимания с которым у нее не было никогда. Редкие письма и поздравления к дню рождения – и все. Ни разу за эти годы папаша не удосужился поинтересоваться ее делами. А Иван... Он же создал ее! Узрев в ней своим купеческим острым глазом недюжинный характер, он выпестовал ее в личность. Пусть она взбрыкивала время от времени, пусть был период, когда ему не доверяла, но не признать того, что своим положением она обязана только Ивану, Аля не могла...

На улице шел дождь. Крупные капли вовсю хлестали ее по лицу и стекали грязными дорожками, смешиваясь с тушью и слезами. Не разбирая дороги, она добралась до машины и, рухнув на водительское сиденье, уткнулась лицом в руль.

Когда Скоропупов нашел ее здесь, то лицо ее было распухшим от слез, а соседнее сиденье сплошь усыпано мокрыми комочками бумажных носовых платков. Он смел все это в ладонь и, повертев по сторонам головой, потрусил к урне.

– Что мы будем теперь делать? – заикаясь, прорыдала она, когда Валентин Иванович вернулся и уселся рядом с ней.

– Только не надо меня убеждать в том, что ты думала, будто он бессмертен, как Кощей, – фыркнул Скоропупов, заранее успев настроиться на ее возможную истерику. – Наверняка, когда он попал в больницу и пролежал в реанимации неделю, ты о чем только не размышляла. Думала ведь? А, то-то же... Все мы смертны, девочка. Никто еще не остался в этом мире после отмеренного нам рубежа...

Аля подняла к нему зареванное лицо, несколько минут моргала, непонимающе разглядывая спокойное лицо Скоропупова, а затем, неожиданно для самой себя, согласно кивнула:

– Да... Наверное, вы правы... Я о многом думала, оставшись одна у штурвала...

– Ну, вот, видишь, – подхватил Валентин Иванович и слегка коснулся ее волос. – Едем домой. Тебе нужно отдохнуть. Подумать. И... достойно проводить его в последний путь.

– Да, – вновь кивнула она. – Да, домой...

Глава 16

Сергей Олегович изнывал от сознания собственной никчемности. Третий день он сидел, запершись, у себя дома и отказывался отвечать на телефонные звонки.

– Нет меня, – слабым голосом умирающего отвечал он на вопросительный взгляд жены. – Оставь меня.

Та, серой мышью скользнув за дверь, тихонечко ее прикрывала и более уже не показывалась до следующего телефонного звонка. Затем история повторялась. Она открывала дверь, входила в его кабинет и, протягивая трубку, шептала:

– Ге-ена...

– Я же просил, дорогая, – едва не плакал Сергей Олегович. – Пусть катятся ко всем чертям. Меня нет больше... Они меня сломали...

Но, говоря так, он думал совсем о другом.

Не-ет, это не они его сломали, это он сам оказался дешевой бесполезной тряпкой. Ведь, казалось, все козыри были у него в руках. Все! Он мог, легко ими манипулируя, завоевать и доверие, и весомость в глазах нового хозяина. И как вытекающее отсюда – кресло генерального, но... Но все оказалось не так-то легко.

Когда та полоумная дамочка выложила перед ним все карты, Сергей Олегович испугался. И не то чтобы мелко струсил, нет. Он был по-настоящему объят ужасом! Это же надо до такого додуматься! Верь потом в то, что женщина – слабое и хрупкое создание. Эта дьяволица, с сатанинской ухмылкой предложившая ему этот чудовищный план отмщения, не могла называться женщиной. Кем угодно, но только не женщиной! Пусть и он в ее глазах не был мужчиной с большой буквы, о чем она не преминула ему заметить, но такое...

– Ты рохля! – фыркнула она и принялась со злостью запихивать в маленькую сумочку пудреницу и пачку сигарет. – И если Шаталов поставит тебя руководителем фирмы, то он будет последним идиотом.

– Посмотрим... – высокомерно поднял подбородок Сергей Олегович, все еще пытающийся сделать хорошую мину при плохой игре.

Она встала, отряхнула подол короткой дорогой юбки и процокала каблучками к двери. Взявшись за ручку, она обернулась и ехидно процедила:

– Готовься сдавать дела, слюнтяй! Я иду к твоему заместителю...

Именно такого исхода боялся Сергей Олегович, как, впрочем, и был уверен в нем.