Последняя ночь с принцем - Романова Галина Владимировна. Страница 39

Баловнев молчал. Он чувствовал, как на спине между лопатками собирается пот и крупными каплями стремительно падает вниз и пропадает где-то под ремнем брюк. Чувствовал, как норовисто подпрыгивает сердце и учащенно долбит в висках. И еще этот холод… Отвратительный, гадкий холод в желудке, собравший все его внутренности в одну горсть и стремительно их сжавший до размера крохотного кулачка.

Ему было очень страшно. Он был сейчас один на один с этим одичавшим от одиночества и старости мужиком. Один на один с его обидой за бывшего соседа и один на один с горечью по безвременно ушедшей дочери все того же соседа. С которым прожил долгие годы бок о бок и знал о нем буквально все. И не раз за жисть говорил под бутылку водки…

Жизнь Романа сейчас не стоила и трех копеек. Тех самых, что ходили в их государстве давным-давно, и существование которых он с трудом припоминал. Сейчас… Вот сейчас этот мужик нажмет на курок, и его – Романа Баловнева – не станет. Потом этот мужик не торопясь завернет Романа в старый холст, наверняка такой найдется среди его рухляди, и свезет его труп ночью на его же машине к какому-нибудь затянутому ряской пруду и утопит там. И полетят к чертовой матери все благие и не очень намерения Баловнева, растворятся в небытии так и не сбывшиеся его мечты и желания…

Роман невольно поморщился. То, о чем он сейчас думал, было неправильным, пошлым и противным. Он не должен!.. Не может умереть прямо сейчас из-за чьих-то глупых подозрений, обвинений и предположений! Он ничего такого не совершал, чтобы умереть от руки этого нечесаного мужика.

– Гмм-мм… – прокашлялся Баловнев, прочищая горло, сунул руки под мышки, чтобы не особо было заметно, как они у него дрожат, и проговорил: – Уверяю вас, вы ошибаетесь.

– Рассказывай! – Мужик вскинул ружье на изготовку. – Деньги!!! Твои проклятые деньги купили тебе свободу!!! Сидел бы ты уже!.. Как миленький срок мотал бы, кабы не твои паршивые деньги!.. И убил бы я тебя! Как пить дать убил бы, если бы… – Он снова каким-то ухарским неуловимым движением спрятал ружье себе за спину, ухватился за голову и проговорил с неподдельной болью: – Если бы Виталька тебя не простил!!!

– Как это?! – Роман только-только начал двигаться в сторону длинного коридора, устланного домоткаными половиками, чтобы удрать от этого психопата как можно быстрее и дальше, но ему пришлось остановиться снова. – Как простил?! Что значит, простил, если он звонил мне накануне гибели моей жены?! Это он убил ее!!! Что значит, простил??? Еще вопрос, простил ли я его?! Простил ли и не захочу ли обратиться в милицию!!!

Мужик ему не поверил.

Оторвав от своей кудлатой головы заскорузлые ладони, он нахмурился и несколько раз смерил Баловнева с головы до ног. Потом вдруг выпрямил спину, оперся руками о колени и, по-птичьи склонив голову к плечу, ехидно поинтересовался:

– Это откудава же Виталька мог тебе позвонить, мне интересно?!

– Уж не знаю! Но звонил мне ночью домой. И угрожал, между прочим!!! – Баловнев распалялся все сильнее, налицо были какие-то несоответствия, они тревожили его и сбивали с толку, оттого он и злился. – Он звонил и угрожал! И потом он привез мою Настю ко мне в ресторан под видом таксиста и поднял ее на воздух вместе с машиной! И тут же позвонил мне по ее мобильному и… говорил что-то гадкое… Я не помню точно, был в шоке!..

Роман, живо все вспомнив, тут же отвернулся к окну. Переживать снова и снова момент гибели Насти было ему очень тяжело. А еще несноснее было показывать этому постороннему человеку ту боль, что продолжала терзать его день за днем.

– Ты это… а ну погодь!!! – взревел вдруг мужик, слышно было, как он поднялся с дивана и ушел из комнаты.

Баловнев проводил взглядом его острые лопатки, вернулся на прежнюю позицию и снова облокотился о подоконник. В соседней с этой комнатой, по всей видимости, в кухне, что-то происходило. Грохотень там стояла несусветная. Что-то звенело, падало и даже, кажется, разбивалось. Хозяин без конца матерился и пропадал там довольно долго. Наконец он вошел в комнату, крепко прижимая к себе обеими руками полбутылки водки, два граненых стакана, обгрызенную буханку хлеба, тарелку с огурцами и пучок зеленого лука. Все это он с шумным выдохом опрокинул на стол, еле успев подхватить покатившийся стакан. Без лишних разговоров залил в оба стакана граммов по сто пятьдесят водки. Двинул один в сторону Баловнева и приказал:

– Пей!

– Но я как бы… это… за рулем, – замялся тот, не зная, что и делать.

Пить в такую рань водку он не привык. Но, с другой стороны, отказывать мужику было опасно. Тот имел скверную привычку чуть что хвататься за ружье. Роман неуверенно взял стакан в руки, понюхал его и слегка сморщился.

– Пей, пей! – приободрил его хозяин с хмурой ухмылкой. – Девочку нашу помянем, ну и бабу твою заодно, коли ты не брешешь. Давай выпьем и поговорим по-трезвому…

По-трезвому не получилось. Приняв изрядную долю содержимого бутылки на старые дрожжи, мужик мгновенно охмелел, принялся плакать, жалеть своих несчастных соседей и то и дело бить себя кулаком в грудь, полный намерений отдать жизнь за оставшегося в живых Виталия Саввина.

Роман очень долго и безуспешно пытался добиться истины и понять, каким же все-таки образом простил его незнакомый ему Виталик. Ответы следовали один за другим все по большей части маловразумительные. Но одно Баловневу все же удалось уяснить.

Виталий Саввин никак не мог звонить ему ночью в то самое время, когда предположительно звонил ему.

В то время он все еще жил в этом бараке на этой улице. А улица эта знаменита тем, что не имеет ни одной телефонной точки, начиная от забора табачной фабрики и заканчивая торцом их дома, упирающегося в чахлую поросль березовой посадки. Так мало того, что телефонов не имела эта улица, здесь не брал так же и мобильный. Неуверенная зона приема была здесь, хоть убейся. Ни один усилитель ее не брал, эту самую зону, и победить не смог в ее непробиваемости.

Отлучался ли Витек когда-нибудь по ночам? Нет! Съехал недели две как, ну три от силы. А до того момента и с момента похорон они с ним пили горькую. Пили и спали прямо тут, в этой самой комнате, кто на полу, кто на диване. Очередность значения не имела. Кто был трезвее и в состоянии добраться до дивана, тот его и занимал.

Он бы и не уехал, Виталик-то, если бы не брат его. Порядочный человек! Очень порядочный и обеспеченный! Многого в жизни добился сам. Только вот с родней ему не повезло. Виталик со своими проблемами, да еще сын от родной сестры. Вечно у того были с ними проблемы…

Вот с новой квартиры Виталик мог звонить. Братан ему телефон там установил. Но если и звонил, то недавно. А отсюда… Не-ет, отсюда не мог…

А теперь что касается мести…

Виталик не тем был человеком, чтобы мстить. Да и на какие, извините, шиши он стал бы мстить?! Да еще машину взрывать! Да не просто так, а с дистанционным управлением!.. Нашел Джеймса Бонда! Он бы скорее с кулаками на обидчика полез, нежели стал исподтишка взрывать кого-то. Тем более ни в чем не повинную женщину!..

– Кто же тогда это был?! – опешил Баловнев и одним глотком допил водку, которую успел согреть в своей руке. – Кому был нужен весь этот спектакль?!

– Кому-то был нужен, – выдал вдруг мужик, к этому моменту уже минут десять клюющий носом свои коленки. – Ищи, кому успел еще насолить.

– Да я вроде… – начал было Баловнев и тут же осекся.

Мужик вдруг поднял на него голову, и на Романа глянули совершенно трезвые карие глаза, обнаружившиеся в набрякших от водки и старости морщинах.

– Ты же широко по жизни шагаешь, парень, – проговорил он заплетающимся языком. – Мог кого и не углядеть. Посиди в своем дому-то большом да покумекай, обо что и где ты споткнуться мог…

Проговорил и тут же отключился, словно последние слова вытянули из него разом все силы. Баловнев еще какое-то время постоял над ним, вслушиваясь в его дыхание и, найдя его вполне сносным, поняв, что его жизни не угрожает внезапный инсульт или сердечный приступ, поспешил убраться из этого дома.