Тайна лорда Моргана - Романова Галина Львовна. Страница 5
Наконец, дилижанс остановился, и мы с облегчением выгрузились на прохладный осенний воздух. Дилижанс стоял посреди просторного внутреннего двора громадного средневекового замка. Мои попутчики подхватили свои пожитки и быстро затопали к высокому крыльцу. Я поспешил за ними, решив, что парни могут указать мне дорогу.
Навстречу мне выступил озаренный неугасимыми огнями постамент, где в вечном покое замерли семь статуй. Подростки прошли мимо, а я остановился, забыв обо всем на свете.
Это были они, Семеро Великих Магов всех времен и народов, которые в давние времена создали современную школу магии. Они первыми основали семь школ, где обучали своим искусствам будущих магов, и им до сих пор молились многие из нас.
Впереди стоял — сперва мне показалось, что это Гэндальф из «Властелина Колец» — тот же длинный плащ, та же надвинутая на глаза широкополая шляпа, тот же посох и белая борода, спускавшаяся на грудь. Справа на боку висела странническая сума, слева — меч. Он так же часто бродил по земле и тоже имел много имен: Один, Отец Битв, Создатель Рун, Похититель Меда Поэзии, покровитель гадательной магии и рун.
Справа от него стоял другой старец, уже в римской тоге — Аполлоний Тионский, современник Иисуса Христа, урожденный полубог, прославившийся созданием иллюзий и покровительствующий всем, кто занимается чувствами. Случайность помешала ему стать верховным богом для трети простых смертных людей.
Место слева досталось Веланду, покровителю предметной магии. Он был изваян полуобнаженным, с кузнечным молотом и клещами в опущенных руках. Вместо левой ноги у него была деревяшка. Говорят, он единственный из Семерки до сих пор жив, ибо в его жилах течет кровь эльфов.
Рядом с Веландом, если обходить постамент слева, стоял единственный человек, кельтский бард Талейсин, простой смертный, причисленный к лику богов за непревзойденный дар песенного слова, покровитель магии слов. Он был изваян с лютней в обнимку. Возле него в одной из своих бесчисленных поз замер Шива, бог-танцор и покровитель магии жеста. Талейсин и Шива редко оказывались порознь, ибо слово и жест объединяла музыка, превращая в песню и танец.
За их спинами нашлось место еще двоим, и этим великим магам я поклонился особо, ибо это были мои покровители.
Первым был Волх Змеевич, сын смертной женщины и зверя, бог превращений и покровитель зверей. Кольчуга сидела на нем, как вторая кожа, славянское лицо было холодно и красиво. Он был похож на зверя, ставшего человеком. У его ног сидел Цернуннос, бог-полузверь, человек со звериной головой и ветвистыми рогами. Он замер в главной своей позе — скрестив ноги и уперев руки в колени. Маг стихий — и этим все сказано. В Беловежской Пуще и Неврской Школе Колдовских Искусств мы почитали его славянского двойника, Белеса.
Неугасимые огни горели у подножия каждой статуи, и казалось, что Семеро Великих не просто так сомкнули свой строй — они ждут нападения неведомого врага и готовы дать отпор всякому, кто дерзнет нарушить их единство.
Пока я глазел на тех, чьи деяния мы, маги, почитали больше, чем простые смертные всех своих святых и пророков, вместе взятых, подростки куда-то исчезли, и я остался один. Хорошо еще, что главные двери замка были приотворены, и к ним вела широкая лестница, озаренная такими же огнями. Залит огнями был и замок, напоминая «Титаник» сразу после отплытия. Светился весь первый этаж и последний, шестой. На остальных четырех горели отдельные огоньки, да и главные башни были полны света. Вспомнив, какой сегодня день — 22 сентября, начало осени и седьмого месяца годоворота магов, — я направился в замок. Понедельник — праздник, значит, все в замке еще не спят.
Но едва я переступил порог, как меня постигло разочарование. Просторный холл был пуст. Только колонны, многочисленные статуи, украшенные гирляндами стены и несколько лестниц и плотно закрытых дверей.
Я крикнул, зовя кого-нибудь. Тишина. Где-то смеялись, танцевали и пили брагу и пунш, но холл казался вымершим. Понимая, что торчать на одном месте глупо, я со вздохом поднял свои вещи и затопал вверх по первой попавшейся лестнице.
На сто сороковой ступеньке я был готов впасть в отчаяние. Я слышал звуки музыки, иногда до меня доносились смех и голоса и даже топот ног, но никого не видел. Лестница, извиваясь, как змея среди лиан, вела меня сквозь этажи. Я был уверен, что не сходил с нее, но она шла то вверх, то вниз, а то закручивалась, как спираль. Она меня просто дурила!
— Выход в свет! — не выдержав, громко произнес я, нашарив под рубашкой амулет.
Короткая вспышка — и лестница, сразу став послушной, завершилась в начале длинного темного коридора, в дальнем конце которого горел огонь. Я с новыми силами устремился вперед, но не прошел и пяти шагов, как послышался протестующий визг и в воздух взвилось что-то белое.
— Ну это просто уму не растяжимо! — завизжало привидение, зависая над моей головой. — Нельзя уже прикорнуть в уголке и помечтать о смерти! Совсем наглость потеряли! Грязными ногами по народному достоянию! Эх, видел бы тебя дядя Федор!
— Какой дядя Федор? — машинально спросил я.
— Ну, Федор Иоаннович Рюрикович, сын Ивана Грозного! — Привидение обрело вид огромной летучей мыши с уродливой мордочкой.
Собразив наконец, кто передо мной, я отступил на шаг и вытащил из-за пазухи амулет, стиснув его в кулаке.
— Вот только этого не надо! — вскрикнуло привидение, закрываясь крыльями. — Ну что за нервный народ пошел — чуть что, сразу заклятие кидают, да поубийственнее! Помереть тебе надо, вот что! Сразу выздоровеешь! А то ходят тут всякие…
— Вот я тебе покажу — «помереть»! — рассердился я и сделал пасс свободной рукой.
— О-ой! — Привидение кувыркнулось в воздухе, бледнея на глазах. — Ой, какие мы сердитые!.. Давай так! Ты снимаешь свое заклятие, а я не говорю преподам, кто тут шатается по этажам после отбоя. Идет?
— Не идет, — я все еще не отпускал амулета. — Я — новый учитель.
— Да ну? — Привидение всплеснуло крыльями, причем с такой силой, что они слились в одно, и, пытаясь разъединить их, летучая мышь рухнула на пол и некоторое время возилась у моих ног белесым клубком. Наконец из него вынырнула мордочка со вздернутым носом.