Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич. Страница 10
Проигрыши случались постоянно, ведь в этом, собственно, и состояла суть боев. И все-таки, когда опытные ветераны арены проигрывали новичку, что, как правило, случалось раз в пятилетку, это могло одним ударом поставить крест на всей школе. Обычно фанаты имели представление о возможностях гладиаторов и делали ставки соответственно. В случае с Волком поверить в поражение “темной лошадки”, противостоявшей ЧЕТЫРЕМ известным гладиаторам, казалось логичным и будто бы правильным… Но когда победу в конце концов одерживают не ветераны, а неизвестно откуда взявшийся метаморф, все шишки, естественно, валятся на проигравшего. А победителя, как известно, осудить не так-то просто…
Те, кто поставил на Курта какие-то гроши, через считанные минуты стали богачами (вернее, станут, как только должники соберут всю требуемую сумму, что, как известно, также очень непросто). Именно поэтому школа Клинка не очень скоро начнет представлять для школы Тарана серьезную опасность. Сам же Хэнк, похоже, в мечтах уже вознесся к вершинам Ульев, как и предсказывал, в Клоповнике ему станет тесновато…
Рано или поздно.
После активных поисков в конце концов Таран отыскал “волчонку” сразу двух противников. Они спустились в Яму один за другим, причем второго пришлось заталкивать внутрь едва ли не под дулом пистолета. Он видел, ЧТО Волк сделал с предыдущим.
Но толпа требовала продолжения, а кроме того, оба гладиатора чем-то не угодили своему хозяину. Пустить их в расход — под волчий меч — было гораздо прибыльнее, нежели все остальное…
Первый был облачен в кожаные доспехи, закрывавшие лишь шею, руки и ноги. На голове у него был причудливого вида шлем с широкими “полями” и решетчатое забрало.
Мускулистая грудь сверкала бисеринками пота, ноги переступали с плавной неторопливостью. Руки же вращали грозное оружие — металлический шар с десятком острых шипов на длинной цепи. Моргенштерн со свистом летал над раскаленным песком Ямы. Гладиатор орудовал им с завидным мастерством. Оружие было не из простых и в умелых руках могло натворить немало дел. Об этом говорили как багровые полосы на речном песке, так и перемотанные тела, которые Страйкер заметил у дальней стены. Они, похоже, уже никого не интересовали.
Приободренный недавними победами, которые были словно первые лопаты угля в прожорливую топку, гладиатор осыпал Волка оскорблениями и угрозами. Курт стоял неподвижно, дожидаясь, когда Таран выстрелит из своего пистолета. Стоял и молча слушал, как противник обзывает его “мохнатым мешком с дерьмом”, “генетическим уродом” и всякими другими словами. Да уж, далеко не каждый день его так величали. Таран, тот выражался литературно и правильно…
А “утренняя звезда” тем временем продолжала свой стремительный полет. В голову Волка, как и рассчитывалось, лезли малоприятные мысли о расколотых черепах и переломанных ребрах. Тяжелый металлический шар мог бы перебить хребет, будто тростинку.
Потом грянул выстрел…
… Безволосый изумленно воскликнул, когда цепь моргенштерна оказалась на его собственной шее. Волк тянул за оба конца, пока звенья цепи не впились в шею гладиатора, — аккурат под причудливым шлемом. Возглас сразу же сменился протяжным хрипом. Металл расплющил трахею и двинулся дальше, передавливая артерии, мышцы и хрящи.
— Убей! Убей! Убей! — бесновалась толпа.
Но Курт не нуждался в подсказках. Наученный предыдущим горьким уроком, он и так собирался ЭТО сделать. Чтобы выжить в Яме, следовало научиться убивать самому. Его благородство и милосердие, как и в прошлый раз, никто не оценит. А в спину наверняка устремится металлический шар с десятком острых шипов…
Ноги безволосого заколотили по песку, а пальцы потянулись к цепи, но протиснуться между шеей и цепью было уже невозможно. Страйкер продолжал методично закручивать цепь по часовой стрелке. Руки безволосого пытались схватить Волка за шерсть, однако в скрюченных пальцах уже не было силы. Из-за решетчатого забрала доносились лишь тихие, неестественные звуки, напоминавшие скрип старого часового механизма, который требовалось заводить специальным ключом. Глаза безволосого выпучились и, казалось, вот-вот вывалятся из шлема и покатятся по арене, круглые шарики с ярко-красными нитками набухших сосудов. Металлический шар лежат на песке, забытый и никому не нужный.
— Убей! Убей! Убей!
Курт напряг мышцы. Мгновение спустя под лапами что-то хрустнуло, и голова безволосого безвольно упала набок. Цепь глубоко вдавилась в шею, кое-где на голую спину текла кровь.
Волк разжал онемевшие пальцы, отступил на шаг. Обмякшее тело безволосого плавно опустилось на песок, казалось, он о чем-то раздумывает, отказываясь поверить в свою смерть.
Толпа притихла.
Потом раздались традиционные аплодисменты.
Второй был практически гол, если не считать черной набедренной повязки и кожаных сандалий. Высокий и статный, с могучей мускулатурой, гладиатор словно был вырезан из черного дерева. На жестком лице сверкали белками глаза, затравленно и бешено. Парень, очевидно, собирался стоять до последнего… Хотя, с другой стороны, ничего иного ему не оставалось.
Время мольбы и переговоров с хозяином прошло; лестницу подняли, люк Ямы захлопнулся. Обратный путь лежал через мохнатое тело противника, и безволосый намеревался это проверить.
Несколько секунд спустя сверху сбросили оружие — звякнув, оно отскочило от арены. Гладиатор кинулся вперед и подобрал оба предмета, опасаясь, как бы противник не проделал это раньше, лишив его последней надежды на спасение. Но Курт не шевелился — отдыхал после первой схватки. Она была на редкость тяжелой…
Оружием гладиатора оказались два коротких, изогнутых меча. Лезвия блестели в солнечном свете и походили на огненные полумесяцы. А когда безволосый скрестил их, подняв над головой, они стали похожи на грозные ножницы. Мышцы гладиатора сократились, а вместе с ними щелкнули лезвиями оба меча— демонстрация того, как именно голова Курта отделится от мохнатого туловища.
Кивнув, Курт нетерпеливо посмотрел на Тарана.
Темнокожий гладиатор прыгнул вперед. Мечи в его руках крутились, будто серебряные пропеллеры. От былой неуверенности не осталось и следа. Грудь и живот лоснились от пота и крови, что стекала из длинного косого разреза, которым “гладиус” отмахнулся от безволосого. Фокус повторился: Курт отступил в сторонку и просунул меч между вращавшихся “лопастей”. Пропеллеры сразу же заклинило, а сам негр с поспешностью отскочил, дабы избежать проникающего ранения в грудную клетку…
Курт не включился в бой и наполовину — гораздо больше его интересовали обитатели Клоповника, обступившие решетчатый конус Ямы. Волк понимал, что это невозможно, и все-таки подсознательно выискивал глазами во всей этой толпе одного-единственного человека. Лысый Хью отчего-то сегодняшнее представление решил пропустить, однако Курт интересовался вовсе не им. Чтобы попасть на Подворье Тарана, коротышке требовалось преодолеть пару кварталов.
Ковбою же — спуститься с одного из верхних ярусов Улья.
Но, как Волк ни старался, он не обнаружил ни костюма цвета слоновой кости, ни роскошной шляпы, ни ухоженных усов, ни даже какого-то намека на аромат жасмина. Вонь немытых тел забивала все. Что же до костюма, то его можно было и не искать — не станет же такой господин ходить два раза подряд в одном и том же наряде!
Конечно, Ковбой мог явиться сюда, замаскировавшись под традиционного обитателя Клоповника, закутавшись в серые лохмотья и искусственный запах затхлой немытости… Просто для того, чтобы проверить, как поживает его незадачливый киллер. Только… зачем ему это?
Вряд ли Ковбою вообще сообщили, что последний Волк уцелел. Ему должно быть достаточно известия о том, что Стая полегла в своем же Убежище, все стены которого стали похожи на абстрактное граффити в кроваво-бетонных тонах…
Если же каким-то чудом Ковбой был в курсе событий, то это известие наверняка его не слишком взволновало. С высоты пентхауса Улья обитатели Гетто, не говоря уж о Клоповнике, казались такими мелкими и незначительными. Яма же, вероятно, и вовсе казалась чем-то вроде Марианской впадины. У того, кто туда попадал, было столько же шансов выбраться наверх, сколько обладатель билета головизионной лотереи имел шансов выиграть миллион долларов. А Ковбой, судя по всему, не привык полагаться на чудо. За него всю работу сделают другие, их мечи, похожие на блестящие ножницы…