Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич. Страница 56

Нарезая по внутреннему двору один круг за другим, Хэнк обдумывал эту проблему. Одно он знал наверняка: ошейник не покинет шею Волка, а пульт управления — ладонь Тарана. Череп сможет отрядить кого-нибудь за этим прибором через день (лучше — через неделю) либо, если пожелает, снимет ошейник с метаморфа на собственный страх и риск… Ну а как обеспечить сохранность “груза” по дороге? И, в чем Хэнк по иронии судьбы тоже был заинтересован, жизнь охранников?

Первое же решение, пришедшее в голову, оказалось единственно верным. Клетка. Обычная клетка из сваренных металлических прутьев. Та же Яма, только меньших размеров.

Приняв такое решение, владелец Подворья незамедлительно приступил к его реализации.

На поиски подходящей клетки, хотя выбирать было в общем-то особо не из чего, пришлось потратить целых три часа. В Клоповнике не было зоопарка (разве что сами обитатели), как, впрочем, и во всем прочем Гетто. Диковинные зверушки, которых полагалось содержать в прочных клетках, давно перекочевали в Ульи и частные заповедники, доступ в которые был открыт только для посвященных. У Тарана не было знакомых в Ульях, не говоря уже о яйцеголовых из правительственных лабораторий. Зато он знал в Клоповнике всех, кого знать полагалось любому настоящему “клопу”. Эти люди гордились тем, что знают друг друга.

Один из таких знакомых — примерно на семнадцатом телефонном звонке — смог Тарану помочь. Направил по адресу, где, предположительно, хранилась “хреновина, которая может тебе пригодиться, Хэнк, дружище”… Так оно и оказалось.

Искомая клетка предназначалась для содержания клона непальского тигра, которого один господин приобрел в какой-то полулегальной лаборатории. Надо отметить, большинство биологических видов, обитавших на поверхности планеты, ныне встречались только в качестве' замороженного ДНК-материала, ну и дубликатов генетических оригиналов. В один прекрасный день, как и следовало ожидать, зубастый питомец совершил бегство на вольные хлеба, закусив по дороге четырьмя домочадцами упомянутого мецената. В течение суток тигр был оперативно обезврежен кожевниками, которых чрезвычайно манила идея эксклюзивной шубы полосатой мохнатости, которую, как Таран узнал в процессе “установки”, приобрел для своей супруги какой-то криминальный босс средней руки. А меценат, убитый горем, остаток жизни провел в добровольном заточении.

В той самой клетке.

Все это Таран узнал от домушника, к которому упомянутая “тара” попала в результате еще более удивительной, но менее трагичной истории. Хэнк торговался недолго. Не зная, сколько весит клетка, он захватил с собой пятерых парней. Это был сильный аргумент. Цена оказалась более чем смехотворной — в конечном итоге домушник стал уверять Тарана, что собирался сдать клетку на лом, но “все чего-то откладывал”. Хэнк не без труда отбился от вороха бонусов, которые торгаш пытался всучить “презентабельным господам”. Погрузить покупку в старый пикап тоже стоило немалых усилий.

Но в конце концов клетка оказалась на Подворье.

Таран принялся ждать.

“Безрукавочники” пришли за ним вечером. Днем не было ни тренировки, ни праздной прогулки. Действительно, какой в этом смысл? Но завтрак, обед и ужин поступали по расписанию. Это, по-видимому, входило в договоренность с Черепом.

Последний явился за “товаром” вечером, когда солнце село. Страйкер понял это благодаря тому, что вибрация стен и потолка ощутимо усилилась. На протяжении всего дня обитатели Подворья носились по двору как угорелые, вечером же наступила кульминация. Количество ног усилилось, судя по всему, в два раза.

Охранники спустились в камеру обычным составом — Нож и Топор. Процедура конвоирования узника была доведена ими до автоматизма. Но то ли они за сегодняшний день не на шутку набегались, то ли были крайне взволнованны, только Топор допустил одну ошибку. Одну-единственную, которая, впрочем, могла стать роковой. Зазевавшись, безволосый уставился совсем в другую сторону, тогда как Нож трудился над замком решетчатой двери. План родился мгновенно, в долю секунды (и столь же быстро потух) — мощным пинком распахнуть решетку, которая, в свою очередь, отшвырнет безволосого к стене, и одним безумным, отчаянным прыжком достать Топора… Ударом лапы разодрать глотку, а второй оторвать безволосому — по локоть — руку, в которой тот держал ненавистный, доводивший Волка до безумия пульт управления… Но что дальше? Куда бежать? Наверху, во внутреннем дворе, собралось не менее тридцати безволосых. Собрались ради него, Курта Страйкера.

Рассчитывать на то, что он необходим гангстерам исключительно живым, было верхом безрассудства. У Волка и прежде возникали подозрения, что Череп был неким образом связан с Ковбоем. Это было маловероятно, и все-таки не исключено.

Поэтому Курт предпочел оставить сиюминутный шанс (впрочем, бывают ли другие?) в покое. Вместо же необдуманных действий позволил сопроводить себя наверх.

Дверной проем маячил в конце лестницы едва освещенным пятном. Ночь оказалась самую малость светлее черных стен. Где-то на расстоянии находились источники света. Неожиданно у Курта вырвался умиротворенный вздох, совершенно неуместный. Казалось, он целую вечность не видел ночь. Она манила его, навевала странные мысли, соблазны и непрошенные воспоминания. В груди кольнуло остро и резко.

На протяжении дня Волк старательно избегал мыслей о том, что случится вечером. Какой прок об этом гадать? Мечась по камере, терзаясь понапрасну, он не добился бы совершенно ничего, разве что довел бы себя до душевного и, вероятно, физического истощения. Он спал, ел, медитировал и просто плевал в потолок. Мечтал, что сделает в первую очередь, когда наконец-то вырвется на свободу. Вариантов оказалось бессчетное множество.

Но все заливали реки крови.

Внутренний двор был полон безволосых. Таран, “безрукавочники”, даже некоторые из бородатых гладиаторов, по-видимому, заслужившие особое доверие и ради такого случая получившие боевое оружие. В общей сложности — не менее двух десятков.

И — масса незнакомцев. Волк не поверил собственным глазам. Впервые на его памяти ворота были распахнуты настежь. Впервые на внутреннем дворе собралось такое число пришлых. Не меньше дюжины. И, конечно же, Череп со своей лысой головой, так туго обтянутой сухой кожей, что на нее было даже как-то неловко смотреть. Все до единого были бритые наголо, плечистые парни в куртках из черной кожи. У некоторых на плечах, спинах или груди красовались изображения черепов.

Все выглядели опасными и сильными бойцами — даже в сравнении с “безрукавочниками”. Как Хэнк мог допустить такую оплошность?! Это было на него совершенно не похоже. Но Таран стоял лицом к воротам и Черепу, являя собой полную невозмутимость. “Безрукавочники” рассредоточились по двору (кое-кто засел на крыше в стратегических точках), а “черепа” окружили своего предводителя. Они не толпились бестолково, а со знанием дела окружили Черепа заслоном из человеческих тел. Пройти через такой “буфер” было бы непросто самым опытным гладиаторам.

Во всем чувствовался какой-то подвох.

Настолько очевидный, что Курт не мог его разглядеть. Он искал среди частностей, тогда как нужно было всего-навсего отступить, чтобы вообразить перспективу.

Эти догадки почти обрели овеществленную плоть, когда Волк, продолжая оглядываться, нашарил взглядом какую-то фигуру. Человек стоял в стороне, вроде бы не таясь и в то же время словно невзначай оказываясь за спинами остальных “черепов”. Разглядеть его было непросто. Силуэт находился в тени, покачиваясь из стороны в сторону в те моменты, когда заслонявшие его крепыши зачем-то переступали с места на место. Курт не сомневался, что большинство “безрукавочников” его даже не заметили. Возможно, заметил Таран. Нож с Топором вряд ли. Странный субъект ухитрялся скрываться даже в такой немногочисленной толпе.

Наконец Курту удалось разглядеть кое-какие детали. “Череп” был явно нестандартный — уступал в росте всем остальным, включая Черепа, и, по-видимому, даже в шубе не смог бы похвастаться косой саженью в плечах. Он был скорее стройный и гибкий, нежели массивный и тяжелый, как другие, не считая разве что главаря. Нижнюю половину лица скрывали то ли повязка, то ли воротник. Над лбом и глазами нависал глубокий капюшон. И незнакомец НЕ БЫЛ одет в черную кожу.