Ярость on-line - Романовский Александр Георгиевич. Страница 47
«Нечто» оказалось булкой с вишневым конфитюром.
Пока Курт работал челюстями, безволосый уверенно вырулил к лестнице. Кабинет Черепа располагался на втором этаже Конторы. Собственно, «кабинет», не говоря уж о «рабочем», требовался главе Ордена постольку-поскольку. Там гангстер принимал по «личным вопросам» (четверг, с 15.00 до 17.00, о чем сообщала табличка на двери), возился с бумагами (бюрократия-неизменная часть любого бизнеса, даже столь специфического), расстреливал на мониторе полчища монстров, звонил по телефону, а также занимался иными, не менее ответственными делами.
Поднимаясь по ступенькам, Череп и «штатный киллер» стали свидетелями сцены, наводящей безобразную тень на благочестивые заявления о том, что посетители Офиса — невольные ли, вольные, — не застанут ни «гор огнестрельного оружия, ни трупов, раскиданных в творческом беспорядке». Неприглядная сцена состояла в следующем: двое «черепов», взяв мертвое тело за руки, за ноги, тащили свою ношу в неизвестном направлении. (Не на Кухню, нет.) Не исключено, боевики заблудились.
— Они мне ковры изгадят, мерзавцы! — прошипел Череп. — Уберите-ка это дерьмо!
Сомнений не оставляло одно — к процессу «умерщвления» приложил лапу Курт Страйкер. Бандиты несли Саймона С. Смита по прозвищу Снежный барс. Это открытие на мгновение парализовало глотательный рефлекс Курта. Кусок булки застрял в глотке. Сознавать, что видишь мертвеца «собственного производства», не так просто, как утверждали дорогие наемники в дешевых фильмах. Совсем не просто.
Тем не менее, Волк обуздал рефлексы, протолкнув булку по пищеводу — к адресату. Эмоциональные переживания усиливали голод. Желудку было плевать на то, что творится снаружи. Что значит визуальная картинка по сравнению с утробным, жутким голодом? Кроме того, бандиты, застигнутые врасплох криком начальства, утащили труп в ближайший коридор (который вовсе не обязательно вел в морг).
Оказавшись этажом выше, Курт и Череп прошли очередной коридор. Причем Курт, озабоченный подносом, едва не проскочил мимо нужной двери. Сказать, что та была неприметна, значило ничего не сказать. Располагаясь отчего-то посреди коридора — не в начале, не в конце, — дверь (до идиотизма) гармонировала с интерьером. Ее также покрывали обои. На уровне пола был прибит плинтус. Присутствовал даже пасторальный пейзаж в скромной рамке — кладбище в лучах заходящего светила. Могилы, кресты, надгробия.
Зловещая шутка.
Ручка отсутствовала как таковая. О том, что сюда следовало обращаться по «личным вопросам», свидетельствовала небольшая медная табличка, где и говорилось о «приемных часах». Многие, однако, тщательно изучив пасторальный пейзаж, приходили к выводу, что их проблемы вполне могут подождать. До следующего раза.
Безволосый открыл дверь чип-ключом (щель маскировалась стыком обоев), вошел внутрь. Датчики идентифицировали личность и отключили «Alarm!». Вспыхнула люстра, настольный электронный хронометр. Беззвучно пробудился монитор. С учетом позднего времени автоматически задернулись пуленепробиваемые жалюзи.
Глава Ордена устремился к рабочему столу. Сел.
— Чего стоишь? В ногах правды не сыщется… — Оказавшись в привычной обстановке, Череп вновь обрел обыденно-раздраженное состояние духа, потому как «правильный» начальник всегда чем-то недоволен. — Так, что тут у нас… Вот мерзавцы!
Гангстер защелкал клавишами, снял трубку телефона, с грохотом опустил на место. Экран коммуникатора безжизненно чернел. Сигнал, разумеется, отсутствовал.
Курт, схватив с подноса кусок колбасы, осмотрелся.
Он бывал здесь пару раз, причем ни одно посещение не ассоциировалось с чем-то конкретным. За исключением Черепа, конечно. Его личность заполняла своей экспрессией, незыблемой конкретикой — без остатка, — любое помещение, не оставляя пустотам ни единой лазейки. Здесь же, в собственном кабинете, ничто не раскрывало сущности Черепа. Будто у него не было личности вовсе. Иные руководители стремились загромоздить кабинеты дорогими безделицами, антиквариатом, живописью, стеллажами с бумажными книгами (слишком дорогими, чтобы их читать). В кабинете же Черепа отсутствовали как картины, так и книги, не говоря о безделицах. К антиквариату можно было причислить древний телевизор «Panasonic», хотя Курт подозревал, что старомодному бандиту комфортней наблюдать двухмерное изображение, чем животрепещущую голограмму…
Не кабинет, а вакуум. Ничем не заполненная, бездушная пустота. Не оттого, что нечем. Череп обладал богатым, насыщенным внутренним миром. Будь гангстер пустышкой, каких тысячи, он не достиг бы и половины того, чем владел.
По здравом размышлении окружавший вакуум представлялся Волку столь же красноречивым, как и кричащая антикварная обстановка иных кабинетов. Их-то владельцам не посчастливилось удивлять посетителей чем-то иным. К примеру, экспрессией, незыблемой конкретикой собственного мироощущения. Кабинеты этих начальников трещали от распиравшего их вакуума. Чтобы заполнить пустоты, требовалась прорва антиквариата и «многозначительных» безделиц. Кабинет же Черепа говорил о скрытной, сосредоточенной личности, для которой доверие — роскошь.
Суровой и… одинокой.
Даже в своей крепости, в сердце могущественного Ордена, безволосый не мог расслабиться. Не мог отвернуться, не опасаясь вероломного удара в спину… Не мог излить душу. Курт никогда не видел жилых апартаментов Черепа, но отчего-то верил, что те в той же степени лишены показушной индивидуальности, как и кабинет.
Ни намека на слабину. Никаких безделиц. Книжки, антиквариат… Только броня.
В этом состоял трагизм ситуации. Череп, нужно полагать, добился всего, о чем мечтал (Череп-ребенок, Череп-подросток, Череп-юноша, необщительный, замкнутый парень, возникновение, прогресс, закрепление в психике фантазий о «гангстерской романтике», о создании могущественнейшего в Гетто криминального синдиката…). Вместе с тем, обретя все, чего желал, глава Ордена вряд ли был счастлив.
Поймав себя на этой мысли, Волк чуть не подавился колбасой. Ему-то что до трагичности Черепа?! Безволосый — его враг. Ничуть не лучше Тарана. Бандит держал метаморфа на той же цепи, что и владетель Подворья. Ошейник как таковой отсутствовал, но это не меняло сути вещей. Крохотная подлодка в голове, начиненная таким количеством взрывчатки, какого (все познается в сравнении) едва хватит для убийства муравья и, с лихвой, — для обширнейшего кровоизлияния в мозг.