Час испытаний - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 16

— Мамалыжники поминают свои корыта, — усмехнулся один из итальянцев.

— Я не понимаю твоей шутки, Гвидо, — заметил коренастый, крепко сбитый Анастазио. — Румыны — наши союзники, и гибель их транспортов — факт довольно печальный.

— Иди ты к богу со своими наставлениями, — огрызнулся тот.

— Друзья, перестаньте спорить, — вмешался старший по званию Фарино. — Мы не за этим сюда пришли.

— Как хочешь, Умберто, — пожал плечами Гвидо. — Но я считаю, что русская субмарина просто классически потопила эти лохани. Надо быть объективным.

— Я не уверен, что это была подводная лодка, — покачал головой Фарино. — Но прекратим этот разговор. С нами девушки, и мы можем показаться невежливыми.

Подошел официант.

— Мускат «Красный камень», как всегда?

— К дьяволу мускат! — встрепенулась притихшая было Вильма. — Галина, скажи ему, чтобы принес водку. Только холодную. Хочу напиться!

— Что с тобой? — удивился Фарино.

— Синьорина Мартинелли не может забыть эту историю с госпитальным судном, — вмешался Анастазио.

— Не у всех такая короткая память, как у тебя, — сердито буркнул Гвидо.

— Какие нежности! Слушая вас, можно подумать, что вы святоши, а не боевые моряки.

— Не много мы прибавили вчера к нашей боевой славе.

— Война есть война, — вмешался Фарино. — Пора примириться с тем, что на войне убивают.

— И с убийством раненых примириться тоже? — вспыхнула Вильма.

— То была ошибка.

— Когда встречаешься с врагом, у тебя нет времени спрашивать, залечил ли он прошлогоднюю рану, ты просто стреляешь, — хмыкнул Анастазио.

— Но топить госпитальное судно подло! — крикнула Вильма. — Неужели вы не понимаете?

— Мы не виноваты, — спокойно возразил Фарино, вытирая салфеткой бокал. — Немцы подвели нас. Однако хватит об этом. Синьорине Гале наскучил наш разговор.

Галка едва сдерживала негодование. Она старалась не глядеть на своих новых знакомых, чтобы не выдать себя. Еще полчаса назад они казались ей простыми, симпатичными парнями, ни в какое сравнение не идущими с гитлеровскими бандитами, но теперь она поняла, что эти «симпатичные» парни недалеко ушли от своих немецких союзников. Потопить госпитальное судно! Что может быть подлей, трусливей этого омерзительного преступления? Даже Вильма с ее застольным возмущением стала неприятна Галке. И все же девушка внимательно прислушивалась к отдельным репликам офицеров. Он еще не все понимала, но то, что она слышала, было чрезвычайно важно. Итальянский военно-морской отряд все больше и больше интересовал ее.

Однако разговор за столом не клеился. Было душно. Анастазио настойчиво ухаживал за Галкой. Фарино о чем-то тихо говорил с Вильмой. Гвидо сосредоточенно тянул вино. Четвертый офицер — чернявый лейтенант с франтовскими усиками — пытался рассказать какой-то анекдот, но его не слушали.

— …Рейнгардт — старший по званию, и командир должен был подчиниться, — уловила Галка обрывок фразы. Фарино Пытался в чем-то убедить Вильму. Та молча слушала, поглядывая на графин с водкой.

— За честь знамени, за короля! — явно некстати поднял бокал четвертый офицер, имени которого Галка не запомнила.

Мужчины встали.

— Это девиз нашего отряда, — шепнул Галке Анастазио.

— К черту! О какой чести теперь говорить! — ударила кулаком по столу Вильма. — Ненавижу этих варваров, этих убийц стариков и детей! Они и нас сделали палачами! Какая может быть честь у палачей?

— Старший лейтенант Мартинелли! — надулся Анастазио. — Вы забываетесь! Я не позволю в моем присутствии…

— Пойди, донеси на меня в овра! note 3 — заорала Вильма.

— Вильма, ты сошла с ума, — попытался остановить ее Фарино. — Достаточно на сегодня и одного скандала. В соседнем зале немцы. Сейчас же замолчи! Тебя могут услышать.

— Пусть слышат! Жаль только, что никто из этих скотов не понимает по-итальянски!

— Простите, я не помешал? — на довольно сносном итальянском языке произнес кто-то за Галкиной спиной.

Все обернулись. Галка увидела черный мундир, перехваченный ремнем с портупеей, серебряные молнии на бархатных петлицах и свастику на рукаве.

— Позвольте представиться, — щелкнул каблуками гестаповец. — Штурмбаннфюрер Хюбе, или майор Хюбе — как будет угодно.

Итальянцы быстро переглянулись.

— Чем могу быть полезен, господин штурмбаннфюрер? — поднялся Фарино. Вид у капитан-лейтенанта был не особенно приветливый.

— Прежде всего, — не замечая недоброжелательных взглядов, продолжал Хюбе, — от имени полиции безопасности и командования СС я приношу вам, синьор капитан-лейтенант, и вам, синьоры, извинения. Офицеры, оскорбившие ваших дам, будут строго наказаны.

Штурмбаннфюрер, казалось, заискивал перед младшим по званию Фарино, и это, видимо, льстило тому.

— Я и мои друзья незлопамятны, — уже добродушно сказал итальянец. — Вашу руку, майор!

— Рад познакомиться, — улыбнулся Хюбе. — Я много слышал о вас, капитан-лейтенант, и даже имел честь присутствовать на церемонии вручения вам Рыцарского креста. Вы, безусловно, заслужили эту высокую награду. От души поздравляю!

Фарино, пряча самодовольную улыбку, представил штурмбаннфюреру своих товарищей. Когда очередь дошла до Вильмы, она демонстративно повернулась к Галке и заговорила о каких-то пустяках. Но гестаповца смутить было трудно.

— Синьорина Мартинелли, — обратился он как ни в чем не бывало, — вам и вашей подруге я приношу извинения особо. Я слышал мнение некоторых морских специалистов, что флот, в котором служит такая женщина, как вы, непобедим. Теперь я полностью разделяю это мнение. Любой моряк, встретясь с вами, должен сразу же признать себя побежденным. Если он, конечно, мужчина.

— Приберегите комплименты для девчонок из соседнего зала, — ответила Вильма, но в голосе ее уже не было злости. — К тому же вы не моряк, штурмбаннфюрер, и, следовательно, вам не грозит поражение, — смягчаясь, добавила она.

— Синьорина, я сегодня же подам рапорт о переводе на флот.

Вильма снисходительно улыбнулась.

— Если не ошибаюсь, — госпожа Ортынская? — вдруг по-русски обратился к Галке гестаповец.