В постели с врагом - Роуз Эмили. Страница 7

— Волшебно, — сказала Карен. Майкл обнял жену.

— Да, правда, волшебно.

Лайам поглядел на мать, затем повернулся к отцу.

— То есть ты понимаешь эту картину? Майкл быстро отодвинулся от Карен.

— Твоя мать просто влюбилась в один рисунок Джильды Рейне, который висел в больнице. Я спросил, что уж такого замечательного в этой картине, и мне объяснили.

Лайам понимающе посмотрел на отца.

— Мне тоже пришлось выслушать объяснения, прежде чем я понял.

Отец вышел из комнаты и вернулся, держа в руках два пригласительных билета с золотым обрезом.

— Раз уж ты здесь, я хотел попросить тебя об услуге. В субботу вечером будет благотворительный бал, мы с твоей матерью решили не ходить. Но кто-то из Эллиотов должен присутствовать. Тебе нужен смокинг и дама. Найдешь кого-нибудь?

Перед мысленным взором Лайама возникли фиалковые глаза Обри. Нет. Ни в коем случае. Ему придется найти кого-нибудь еще, у кого есть вечернее платье и нет планов на субботний вечер.

— Конечно.

— Вот и хорошо.

— Ну что, тогда я ставлю шампанское на лед и заказываю обед в мамочкином любимом ресторане? — предложил Лайам.

Где он возьмет эту девушку в вечернем платье? До субботы осталось так мало времени. У него не было свиданий с того незабываемого рождественского обеда, на котором дед выкинул свой легендарный фортель. Но не станет же он объяснять это отцу. Если его родители хотят, чтобы Лайам пошел на благотворительный бал, он пойдет на благотворительный бал, в смокинге, с дамой и всем, с чем положено.

Обри смотрела на мужчину, стоявшего рядом с ней, и грезила о постели. Мягкой постели с шелковыми простынями и пышными подушками. Забраться в нее и уснуть. И никакого секса!

Мысль о сексе сразу повлекла за собой мысли о Лайаме Эллиоте.

Обри сердито вздохнула и посмотрела на свои украшенные бриллиантами часики. Как долго удалось продержаться на сей раз? Меньше часа назад она в очередной раз поклялась себе никогда не думать о Лайаме Эллиоте и о том, что между ними было. Как мало у нее силы воли! Но это только потому, что она устала. Последние пять ночей Обри почти не спала, стоило улечься в постель, как она сразу начинала думать о Лайаме, а когда удавалось уснуть, снился ей тоже он.

Черт бы его побрал!

Как будто для того, чтобы Обри вообще не забывала о Лайаме ни на секунду, на другом конце бального зала появилась Триша Эванс. Кстати, Триша ведь видела, что Лайам и Обри приехали в галерею вместе, но это не помешало ей всучить Лайаму свой номер телефона — с мерзкой настойчивостью и откровенно приглашающей улыбкой.

Ведьма.

И тут Обри заметила спутника Триши. Лайам. Что ж, даме недолго пришлось ждать его звонка. Обри задохнулась от… От чего? От гнева? От ревности? Что бы ни было, Обри не имела права на эти чувства. Как она могла сердиться или ревновать? Они с Лайамом были и навсегда останутся чужими друг другу.

— Кто эта цыпочка?

— Прошу прощения? — Обри повернулась к своему спутнику, футболисту огромного роста. Один из журналов ее отца поместил несколько статей о Баке Парксе и его недавнем выходе из Национальной футбольной лиги. Ее отец предложил Обри и Баку «немного подогреть интерес публики», появившись вместе на благотворительном балу.

— Та брюнетка в откровенном красном платье. Ты смотришь на нее так, будто собираешься выцарапать ей глаза.

Неплохая мысль.

— Никто. Она вообще никто.

В этот момент Лайам повернул голову и посмотрел на Обри через огромный, наполненный народом зал. Сердце замерло у нее в груди. Он прекрасно смотрелся в смокинге. Элегантно. Сексуально. Шикарно.

— А, теперь я понял, в чем дело. Обри оглянулась на Бака.

— О чем ты?

— Дело не в ней. Дело в нем. Он что, читает ее мысли?

— Ты ошибаешься. Просто этот человек — финансовый директор главного конкурента «Холт Энтерпрайзиз».

Бак усмехнулся.

— Кого ты пытаешься обмануть, Обри?

Бак был высоким, симпатичным и забавным. Ему тоже очень шел смокинг. Почему он ей не нравится? Не нравится, и все тут. Ее пульс не подскакивает, когда он произносит ее имя, руки не дрожат, когда он смотрит на нее, искры не пробегают по телу, когда он ее касается. Судя по всему, это чувство — точнее, его отсутствие — было взаимным.

В глазам Бака заплясали чертики.

— Ну что, заставим парня понервничать? Он идет сюда.

Сердце Обри остановилось, а потом застучало, как кузнечный молот. — Да?

— Ага. Давай я тебя поцелую. Сделаем вид, что мы без ума друг от друга.

Прежде чем она успела что-либо сообразить, Бак обнял ее за талию и притянул к себе.

— Решайся, а то будет поздно, — прошептал он.

— Обри.

От голоса Лайама она вся покрылась мурашками.

Обри помедлила секунду, чтобы взять себя в руки, и с равнодушной, как она надеялась, улыбкой повернулась к Лайаму.

— Добрый вечер, Лайам, Триша. Вам нравится бал?

Обри избегала взгляда Лайама, стараясь смотреть только на торжествующе усмехавшуюся Тришу. Бак по-прежнему обнимал Обри за талию, и она была ему за это очень благодарна. Другую руку он протянул сначала Трише, затем Лайаму.

— Бак Парке.

Трише, очевидно, было мало одной рыбы на крючке: она захлопала своими ресницами, на которых было не меньше фунта туши, и буквально пропела Баку свое имя, а потом еще что-то про свою необыкновенную и страстную любовь к футболу. Большую часть этого бреда Обри не расслышала из-за стука собственного сердца.

— Лайам Эллиот. — Тестостерон потрескивал в воздухе, когда мужчины обменялись рукопожатиями.

Обри рискнула посмотреть на Лайама.

— Маме очень понравилась картина, — сказал он с непроницаемым лицом.

— Я была в этом уверена. Его губы дрогнули.

— Она попросила повесить ее в спальне. Я не спросил, почему.

Обри посмотрела ему в глаза, вспомнила, как он дотрагивался до нее, целовал ее, и колени задрожали. Нужно было немедленно уйти отсюда или по крайней мере подальше от него. Она не могла уйти с бала, пока не «засветится» перед газетчиками, как обещала отцу.

— Было очень приятно с вами обоими встретиться, но я обещала Баку танец. Извините. — Она с немой мольбой посмотрела на своего спутника. К счастью для нее, Бак шевелил мозгами так же быстро, как и ногами.

Чтобы поменять места в банкетном зале, Лайаму пришлось выложить пятьдесят долларов. Фактически он заплатил ути деньги за пытку и теперь чувствовал себя круглым дураком.

Он специально дождался, пока Обри и ее кавалер займут места, прежде чем подать Трише руку и подвести ее к тому же столу. Фиалковые глаза распахнулись, а румянец и светская улыбка сползли с лица. Обри уставилась в свою тарелку и выпрямилась. Лайам сел рядом с ней, их плечи соприкоснулись, а ее знакомый аромат ударил ему в голову.

— Ты кое-что оставила у меня дома, — тихо шепнул он.

Она не только услышала его, но и поняла, о чем именно он говорит, потому что щеки ее залил румянец. Но она делала вид, что его вообще нет рядом, и это начинало его бесить.

— Не хочешь забрать их?

— Нет. Выкинь, — ответила она едва слышно. К счастью, гул в зале заглушал их разговор.

Он подождал, пока официант подаст салаты и удалится.

— На это у меня никогда не хватит духу. Она уронила вилку. Официант немедленно вырос рядом со столом с новой вилкой в руке. Что плохо на обедах стоимостью в пять тысяч долларов — рядом постоянно вьется кто-то из обслуги.

Бак обнял Обри рукой и за ее спиной показал Лайаму кулак. Лайам повернул голову в его сторону и наткнулся на жесткий взгляд. Это была откровенная угроза. Лайам сжал челюсти.

Приятель, если бы она была твоей, то не оказалась бы в моей постели.

Обри посмотрела на Лайама и быстро повернулась к Баку. Лайам тоже отвел взгляд.

Черт возьми, Эллиот, что ты делаешь? Отбиваешь женщину, с которой все равно не сможешь встречаться?

Тут он вспомнил, что тоже вроде бы с кем-то пришел. Забыть о женщине, которая весь вечер прижималась к нему всеми частями тела, а во время танцев во всех подробностях описывала, что она хотела бы сделать с ним после бала, вообще-то довольно трудно, но ему это удалось в одну секунду. Откровенные предложения Триши не вызывали у него ни малейшего интереса. Вот если бы это исходило от Обри… Тогда они уже ехали бы к нему домой. Забудь про Обри. Она не для тебя. Но сколько Лайам ни уговаривал себя, он не мог ни на секунду отвлечься от этой женщины. Она не для него, но он стремился к ней каждой клеткой своего тела, каждым ударом своего сердца.