В постели с врагом - Роуз Эмили. Страница 9

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Обри стояла перед столом отца, изображая спокойствие, которого она совсем не чувствовала. Зачем он ее вызвал?

Отец, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания, погруженный в чтение гранок. Вообще-то это была не его работа, но Мэтью любил проверять все за всеми, особенно за дочерью. Он проверял каждое решение, которое она принимала, отслеживал все распоряжения, которые она отдавала. Он говорил, что добрался наверх потому, что не гнушался грязной работой и вникал во все детали. Наконец она решилась подать голос:

— Ты меня вызывал?

Он отложил гранки в сторону, и она увидела газету, лежавшую под ними. Обри вздохнула с облегчением. Если он видел фотографию в светской хронике, то должен быть доволен. Она и Бак Парке сделали все точно, как он просил, и попали не только в газеты, но и в несколько глянцевых журналов.

Но она не увидела на лице отца одобрения.

— На обеде ты сидела рядом с Лайамом Эллиотом. Что ты узнала?

Она вздрогнула. Да, лицо Лайама было хорошо видно на многих фотографиях, но она надеялась, что отец его не заметит.

— Ээээ… ничего. Я была с Баком. Я разговаривала с ним, а не с Лайамом Эллиотом.

Она на самом деле искренне старалась игнорировать Лайама. Но ей это не удавалось. Она чувствовала каждое движение его тела. Ночной разговор окончательно свел ее с ума. Обри закусила губу и еще раз поклялась никогда больше не думать о нем.

Отец очень медленно поднял газету.

— Ты упустила свой шанс за ланчем. Ты могла исправить эту оплошность на балу. Сколько раз я должен тебе повторять? Никогда не упускай возможность выведать информацию у конкурента.

Обри почувствовала себя очень виноватой.

— Да, сэр, я понимаю. Но Лайам Эллиот сразу умолкает, как только речь заходит о холдинге. Его просто невозможно разговорить.

— Нет ничего невозможного, Обри. В холдинге что-то происходит.

Он вытащил лист бумаги из аккуратной стопки у него на столе.

— Сын Патрика, Майкл, последнее время несколько отошел от дел, потому что его жена лежала на химиотерапии и он все время проводил у нее в больнице. Второй сын Патрика, Дэниел, уступил место главного редактора «Снепа» своему младшему сыну. Внучка Эллиота, одна из близняшек, обручилась с рок-звездой, а ее бывший жених достался ее же сестре.

Мэтью бросил газету на стол.

— Это — только то, что можно найти в газетах. В «Издательском Холдинге Эллиот» идет какое-то брожение, и я хочу выяснить, что же там происходит. Выясни.

— Но я коммерческий директор, а не папарацци, — возразила Обри.

— Я дал тебе задание, Обри. Ты знаешь Лайама Эллиота. Так используй это.

Используй это.

— Я… я не думаю, что смогу тебе помочь.

— Я не просил, чтобы ты думала. Просто сделай это. — Своим тоном он ясно дал понять, что разговор окончен.

В моей семье и так достаточно проблем. Не хватало мне еще связаться с дочерью врага, — пронеслись в голове Обри слова Лайама.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Но она не собиралась обращаться к Лайаму. Она поговорит с их общими рекламодателями. Если в ИХЭ что-то не так, это наверняка кто-нибудь заметил.

Но все равно это грязно.

Ее отец вернулся к своим бумагам, а это означало, что он ее больше не задерживает. Обри пошла в свой кабинет. Бывали дни, когда она просто ненавидела свою работу. Это был именно такой день. Она открыла дверь кабинета и замерла от неожиданности. На ее столе в хрустальной вазе стоял огромный букет цветов.

Розы и азиатские лилии нежнейшего бледно-розового цвета благоухали на весь кабинет. Кто их прислал? Она никогда ни от кого не получала цветов, не считая дежурного букета ко дню рождения от отца. Она подбежала к столу и перевела дух, прежде чем открыть запечатанный конвертик, лежавший в цветах.

«Их цвет напомнил мне твое платье, а аромат — тебя. Еще раз спасибо за картину. Л.».

Лайам. На балу она была в платье из бледно-розового шелка, расшитого стразами. Он это помнил. Она приложила руку к колотящемуся сердцу, потом достала из сумочки визитницу, вытряхнула все ее содержимое на стол и нашла карточку Л а йама, которую он дал ей в баре. Почерк был тот же. Он написал это сам, а не продиктовал по телефону цветочнику. Это было очень важно, хотя она и не знала, почему.

Только не впадай в романтику, Обри.

И что теперь? Поблагодарить его по электронной почте? Она не смела писать отсюда, где все поступающие и исходящие были доступны любому, но могла сделать это с домашнего компьютера. Послать ему вежливую, но холодную открытку? Или лучше позвонить? Опять-таки не отсюда.

Не придя ни к какому решению, Обри сунула обе визитки в сумочку и попыталась прогнать с лица улыбку.

Зачем он себя мучает? Надо сделать так, как она сказала. Выкинуть трусики и попытаться уснуть.

Но Лайам не выкинул их. Он лежал в кровати, перебирая пальцами черный атлас.

Он лег рано в надежде отоспаться, но теперь вертелся с боку на бок, вдыхая ее запах, исходивший от шелка. Потом бросил трусики на ночной столик, включил свет и приготовился провести еще одну ночь, глядя в потолок.

Что такого в Обри Холт, что ее так трудно забыть? Фиалковые глаза? Стройное тело? Ее аромат? Или то, как она сводила его с ума в постели? Если бы он мог понять, в чем ее очарование, ему было бы легче от него отделаться.

И что такого в нем, что его все время тянет к «не тем» женщинам? В колледже это была старшекурсница. Он узнал, что она замужем, только после месяца бурного романа и немедленно порвал отношения с ней. В университете он встречался с женщиной, искавшей в его объятиях утешения после неудачного брака. Она разбила ему сердце, вернувшись к мужу.

Все это научило его с первого взгляда определять, есть ли у женщины мужчина.

У Обри мужчины нет.

Остановись.

Зазвонил телефон, и он был рад, что его оторвали от этих мыслей. Лайам поглядел на часы у кровати. Одиннадцать. Наверное, Кейд. Он поднял трубку.

— Привет.

Тишина.

— Привет, — повторил он.

— Лайам.

У него разом подскочил пульс. Не Кейд.

— Обри?

— Извини, что так поздно. Я тебя не разбудила?

— Нет.

— Спасибо за цветы. Они прелестны. — Ее слова звучали не совсем естественно, как будто она их заранее отрепетировала.

— Я очень рад. Они напомнили мне тебя.

— Ты не должен так говорить.

— Может быть. — Никаких «может быть». Не должен. Но он подумал об Обри сразу, как только увидел этот букет в витрине цветочного магазина во время утренней пробежки. Он и так думал о ней всю неделю. Почему это утро должно было стать исключением? Во время перерыва вместо того, чтобы идти на ланч с Кейдом, он помчался в магазин.

— Ну… пока. Я просто позвонила, чтобы… чтобы поблагодарить тебя.

Лайам не хотел, чтобы она вешала трубку. Он снова взял в руки ее трусики.

— Что ты делаешь?

— То есть?

— Прямо сейчас… что ты делаешь? Он слышал в трубке ее дыхание.

— Собираюсь в кровать.

— Я уже там. — Что?

— Я уже в кровати.

— О! О господи. Ты один? Я не…

— Обри, ты не помешала. Я один. А ты?

— Я? Конечно… То есть да, я одна.

Он улыбнулся.

— Что на тебе надето?

— Лайам… Ты не должен…

Она была шокирована. Он перешел границу. Ему не стоило бы удивляться, если бы она бросила трубку.

— Белая шелковая ночная рубашка.

Он сразу же представил себе ее и едва не застонал.

— Короткая или длинная?

— Длинная. — Долгая пауза. — А на тебе? Его сердце тяжело билось.

— Здесь только я и твои трусики. — Зачем он так сказал?

— Ты носишь мои стринги?

Он резко сел в кровати, с трудом переводя дыхание.

— Конечно, нет. Я их держу. В руке.

Ее тихий смех отозвался дрожью во всем его теле.

— Ты меня напугал.

— Ты подумала, что я трансвестит?

— Да. А ты что, трансвестит?