Облачные замки - Роэн Майкл Скотт. Страница 64

Она обнажила в усмешке свои крупные зубы и ткнула меня локтем в бок с такой силой, что у меня чуть не треснули ребра. К тому времени, когда ко мне вернулся дар речи, она уже была такова, сбежав по трапу вниз.

Почему-то, несмотря на отчаянность положения, я внезапно ощутил удовлетворение. Если все эти бойцы приняли свою судьбу такой, какая она есть, и решили стоять до конца, неужели я могу поступить иначе? Если они считают меня своим вождем, я должен сделать ради них все. Рядом со мной Молл и Джип – и еще Элисон. Ради них я должен сделать еще больше. Какие бы силы ни скрывались во мне, мои товарищи вправе на них рассчитывать.

Облака пролетали мимо нас, целые бастионы из облаков, облачные башни, фантастичные воздушные замки, огромные крепости, сотканные из заоблачной истории и туманных идеалов. Они нависали над нами, как все трудности, с которыми я когда-либо сталкивался, как все высоты, которые я когда-либо надеялся покорить, – серые и неприступные, какими их только могло нарисовать воображение. Все жизненные уроки, экзамены, колледж, хороший диплом, подходящая работа, подписание выгодных контрактов, повышение по службе, запуск моего детища, «Си-Трана», – туман, все сплошной туман. Вязкое покрывало, заслонявшее действительно важные вещи. Они превратились в обольстительные фантомы, которые я мог догнать и поймать, но которые тут же пропадали в руках и не оставляли ни удовлетворения, ни настоящего чувства победы, ни твердой почвы под ногами.

И вот однажды, ведомый неясными побуждениями, я попал на Спираль. Здесь, в этом вечно меняющемся калейдоскопе пространства и времени, реальных событий и легенд, я столкнулся с настоящими трудностями, с настоящими приключениями, за которые жизнь была наградой или расплатой. Другие люди, мои знакомые, переходили, подобно мне, эту границу – мой коллега Дейв, моя бывшая подружка Джеки, – но только для того, чтобы поспешно отступить назад. Увидеть и отступить, закутаться в Сердцевину, как в спасительное одеяло. Дейв давно обо всем забыл; я надеялся, что с Джеки такого не произошло, что она хоть что-то помнит хотя бы из-за меня. А я, как и Элисон, я разрывался на части, боясь отвергнуть то, что, как говорил мне рассудок, было твердой, прочной и единственно возможной реальностью. Теперь, когда я готовился попасть в самую отвратительную бесовскую западню из всех, с которыми я уже имел дело – а к этому времени у меня их накопилось уже довольно много, – все сомнения испарились. Это Настоящее было здесь, по крайней мере для меня. Здесь я действительно жил, существовал. Моя прошлая жизнь, казавшаяся в свое время такой привлекательной, такой важной, оказалась лишь иллюзией. А воздушные замки, высившиеся здесь, были абсолютно реальны.

Джип крутанул штурвал, и мы пошли на снижение. Облака стали тоньше и превратились в летящие узкие ленты, мы же теперь летели на запад, прямо к последнему взгляду умирающего солнца. Я встал рядом с Джипом, и меня качало от легких толчков, сотрясавших корабль.

– Уже здесь?

– Ясное дело. Ближе не подобраться: спугнем их.

– О'кей. Оставайся в нижнем слое облаков, – предупредил я его. – Скрывайся, пока это возможно, маневрируй – в этом наша надежда.

Он усмехнулся; зубы его едва ли не выбивали дробь.

– Не-а. Надежда не в этом, а только в тебе. Не забывай.

Я вцепился в медные поручни и вперил угрюмый взгляд в иллюминатор. И не я один; до меня доносились легкие шорохи, пробегавшие по кораблю и слышные, несмотря на тихое постукивание мотора. Тусклый горизонт поглотил солнце, обесцветил небеса, и все окружающее обрело свинцовую окраску. Свет в кабине был выключен, и мы погрузились во мрак. Это была земля, которую искромсали огромные древние ледники, просторная гористая местность, изрезанная лентами рек, на фоне бледных облаков неровные зубцы древнего горного хребта Гарц казались темно-серыми, а над ними, в два раза превосходя их по высоте, устремлялась вверх огромная гора. Из венчавшей ее короны лесов выступал главный пик, голый и отвесный, а его выступы и ущелья поблескивали сероватым снегом. Вихревые воздушные потоки гнали облака вокруг вершины, а она пронзала их, разбрасывая, разрывая в клочья и откидывая в сторону всходившей луны.

Я видел Брокен раньше, в Сердцевине. Даже там он производил мрачное и величественное впечатление, нависая над маленьким уютным городком в долине. Только прелесть железной дороги в горах Гарца с ее сохраненными в первозданной красоте старинными паровозами смогла заставить меня подняться сюда – меня, бедного студента, путешествующего по Европе по льготному билету. Да, гора уже тогда произвела на меня впечатление. Густой зеленый лес, покрывавший ее склоны внизу, был все еще заметно разделен неровными шрамами, похожими на следы от юнкерской сабли, там, где так недавно были воздвигнуты пограничные укрепления, отделявшие Восточную Германию. Голые ничейные земли, на которых только теперь начинала появляться зелень; громадные утесы, вокруг которых кружили огромные птицы; костлявые склоны пика, на вершине которого стояло казарменного вида строение, увенчанное острой антенной, установленной здесь, чтобы сигналы пограничных раций были более четкими, а для всех прочих блокировались.

Тогда я задержался здесь совсем ненадолго, решил, что нужно купить открытки с местными видами (я так этого и не сделал), и потащился по склону в городок. На уме у меня были только гостиница для студентов и девчонки, которых я мог там встретить. Ну и местная Bierstube. [114] Вот и все – никакого загадочного холодка, никаких знамений, ничего. Ничего, что содержало бы хоть малейший намек на таинственное появление этой горы из пентаграммы у Лутца. В тот раз я бы хохотал до потери пульса над возможностью такого превращения, но теперь мне было совсем не до смеха.

На небе сияла полная луна, и ее призрачный свет падал на жуткие очертания. Словно саваном покрытый, лес был дремуч и темен, представляя собой скопление изломанных, раскиданных по всему склону, перекошенных деревьев, будто сцепившихся и застывших в нескончаемой смертельной схватке. Кружащиеся сгустки тумана обволакивали кривые сучья, прильнув к ним подобно призракам, а между ними вились клубы дыма, поднимавшегося с земли. Тени деревьев озарялись огоньками – бледными, нездоровыми фосфоресцирующими огоньками желтого и зеленого цвета, иногда вдруг загоравшимися актинической голубизной, от которой глазам становилось больно, а порой мигавшими алыми искорками рубинового оттенка свежей крови, что вспыхивали прямо в дыму. Сверкающие белизной лунные лучи пробивались сквозь черноту ночи, выхватывали лишь какое-то непонятное хитросплетение ветвей, и темнота тотчас поглощала их. Лесной шум долетал даже до корабля, хотя расстояние было нешуточное, превращаясь в сплошной гул, прерываемый невероятно глухими, неторопливыми звуками, которые, казалось, исходили от самой горы, а приносил их к нам завывающий ветер. Сквозь эту невнятную какофонию время от времени прорывались какие-то отдельные звуки: внезапное причитание на разные лады, резкий звон или стук, как будто молота по наковальне. На фоне огней беспрерывно носились тени, быстрые всполохи движения, то вздымающиеся, то опускающиеся чуть ли не ритмично, подобно огромной колышущейся сети из лент, то вздымающихся аркой из глубин вверх, то снова падающих. Возникало ощущение, что гору окружила стая собравшихся отовсюду летающих существ – мотыльков, а может быть, чудовищных летучих мышей. И надо всем этим вздымался голый остроконечный пик с выступающими гранитными утесами, невероятные очертания которого отбрасывали в свете луны жуткие тени, падавшие на полотно тумана.

Чувство, которое прежде всего вызывала эта картина, – ужас. Несмотря на расстояние, он проник в мою душу, причем так же глубоко, как в тот раз, когда он исказил пространство и время, чтобы затащить нас в логово этого гнусного муравьеда. Ужас все усиливался, это всепроникающее, леденящее чувство, казалось, высасывает у меня из костей мозг. Отчасти оно было вызвано самими размерами горы, которая снизу доверху дышала той неведомой жуткой силой, которая на ней жила. Но за всем этим скрывалось нечто большее; внутренне я весь как-то сжался, и в то же время что-то во мне, что было смелее, но гаже, ликовало и любопытствовало. Именно этого я больше всего и боялся. Я машинально вытянул вперед руку и почувствовал, как ее крепко схватила другая рука. Рядом со мной стояла Элисон.

вернуться

114

Пивная (нем. ).