Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович. Страница 89

VI

Они спускались все ниже и ниже. Бесплодная зона кончилась, появились первые кактусы. Обрадованные парды набивали отощавшие животы, и люди тоже повеселели. Наступило время цветения. Великолепные соцветия всех возможных окрасок украшали мясистые стволы, лопасти и отростки кактусов. Режущий лицо холодный ветер вершин наконец-то сменился теплым дуновением. Мертвые горы остались позади.

Через два дня после гибели Ортрана всадники спустились на каменное плато. С западной стороны хребта осыпей и каменных нагромождений оказалось меньше. Путешественникам ни разу не пришлось воспользоваться канатами. Не было сложностей и со свежей едой. Сочная мякоть кактусов, тушенное с пряностями нежное мясо ящериц, в изобилии шнырявших между камнями. Калан показал известное ему растение, маленький серо-голубой кактус, полый изнутри и полный терпкого сока, похожего на молодое вино. Люди пили его трижды в день и чувствовали себя превосходно. Каждому казалось: впереди ожидает что-то очень хорошее. Каждому, кроме Эрда. И, пожалуй, вагара, который не любил, когда все идет слишком гладко.

Отряд, уже вразброд, а не цепью, потому что места хватало, бодрой рысью пересекал плоскогорье, объезжая часто растущие темно-зеленые столбы кактусов. Над ними пламенело солнце, куда более приятное здесь, в горах, чем в жарких низовьях Конга.

Биорк ехал первым, внимательно оглядывая местность. Кто поручится, что впереди не поджидает враг? Моросы не нападают по собственной воле. Ее у них нет. Недавно он поделился своими сомнениями с Нилом, но сын отреагировал легкомысленно:

– Не ломай голову, отец! Должно быть, кто-то из магов поставил их стеречь перевал. Место подходящее. Ортрана жаль! Остальное – ерунда. Не тревожься!

«Нил стал совсем беспечным, с тех пор как вышел из Руны», – решил вагар.

Но после отповеди сына обращаться к фьёль не стал. Если бы она хотела предупредить, Нил узнал бы первым. Нет так нет. Биорк был даже рад, что не надо спрашивать Этайю: старый воин робел перед фьёль, как мальчишка.

Впрочем, вагар, как всегда, был настороже. Однако на сей раз глаза, слух, обоняние – все, кроме интуиции, – подвели бывшего туринга.

Ни он, ни кто-либо другой из отряда не заметил никаких признаков опасности, пока тройная цепь солдат не преградила всадникам путь.

Даже для вагара было полной неожиданностью, когда они поднялись в двухстах локтях впереди – нестрашные с виду, маленькие фигурки в бурых, под цвет почвы, плащах. Но арбалеты, направленные на всадников, не оставляли сомнений в их намерениях.

Одного поворота головы хватало, чтобы убедиться – бежать не удастся: такие же шеренги поднялись слева и справа, а четвертая – позади, отрезая путь к бегству.

Конгаи заняли круговую оборону, но северяне не присоединились к ним – бессмысленно. Врагов слишком много. Целая армия.

– Спрячь меч, брат Пирон! – сказал Нил старшине контрабандистов. – Мы сможем справиться с сотней, если повезет. Но не с тысячей!

Солдаты приблизились. Санти не без любопытства глядел на них. Урнгриа. Узкие лица с кожей цвета старого пергамента, горбатые хищные носы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.

«Тай! – мысленно позвал Санти. – Сделай что-нибудь!»

«Не бойся, – получил он ответ. – Нас не оставят!»

«Нас! А других?»

«Кому ведомы пути Судьбы?»

– Эй! – сказал Нил дружелюбно. – Опустите ваши игрушки! Мы не враги! – И поднял обе руки в знак мира. Великан говорил на конгаэне, надеясь, что его поймут.

Поняли его или нет, но обращение осталось без ответа. Между всадниками и плотно сомкнутыми шеренгами урнгурских солдат оставалось пустое пространство в десять шагов.

Время шло. С тех пор как отряду преградили путь, миновало почти полчаса. Солдаты безмолвствовали, но арбалеты держали наготове. Всадники спешились, парды легли. Если их захотят убить, то сделают это, будут они в седлах или нет.

Миновало еще полчаса, и вдали раздался топот пардов. Отряд в две дюжины всадников появился из-за кактусов. На прибывших, всех, кроме одного, – те же бурые плащи с капюшонами, то же конгское вооружение, только лучшей работы. Всадник, одетый особо, был облачен в желто-коричневый полосатый хитон. Тощие ноги в красных сандалиях сжимали бока упитанного парда. Он был без оружия, но держался как главный. Его длинные, не слишком чистые волосы удерживал обруч с медным подобием горящего факела надо лбом. «Полосатый» бесцеремонно разглядывал путешественников. Нил не менее бесцеремонно разглядывал его самого.

При виде девушек лицо урнгурца оживилось. Он что-то сказал своим спутникам. Один из них тут же возразил «полосатому». И достаточно грубо. Они заспорили, закричали друг на друга пронзительными гортанными голосами. Судя по всему, возразивший выиграл спор. По его знаку солдаты зашевелились и принялись отделять конгаев от северян. Один из солдат попытался присоединить к девушкам и Этайю, но, едва коснувшись ее, с криком отдернул руку. На его ладони, буквально на глазах, вздулся пузырь, как от ожога. Желто-коричневый велел ему подойти, долго разглядывал руку. Потом слегка поклонился Этайе, и ее оставили в покое. То есть – с северянами. Зато Санти попал в одну компанию с контрабандистами и девушками. Возразивший урнгурец сразу же, как только произошло размежевание, взял десяток солдат и уехал, забрав с собой конгаев. Причем у людей Пирона даже не отняли оружие. Остальные солдаты таким же плотным кольцом окружали четверых оставшихся. И у тех уже не оставалось сомнений, кому приготовлена столь «торжественная» встреча.

– Оружие – дать! – по-конгайски скомандовал желто-коричневый.

Три воина повиновались. Даже светлорожденный безропотно отдал меч, но с принявшим его солдатом случился конфуз. Он завопил, уронил меч и затряс рукой. Порезаться он не мог, так как Эрд отдал меч вместе с ножнами. Всадники урнгриа воззрились на него, и солдат быстро-быстро заговорил, видимо, объясняя.

Желто-коричневый с помощью одного из солдат спешился и с опаской поднял меч с земли. Он не обжегся, и на его узком длинном лице появилась довольная улыбка. Но улыбка сразу пропала, когда ему не удалось вынуть меч из ножен. Он тянул изо всех сил, но безрезультатно. Тогда желто-коричневый предложил попробовать одному из военных. Но тот отказался, красноречиво кивнув на пострадавшего солдата. Жрец, пожав плечами, протянул меч Эрду.

– Что это есть оружие? – спросил он.

– Не оружие! – опередив Эрда, быстро ответил Нил. – Жезл. Дал отец.

Жрец кивнул, видимо, удовлетворенный. И посмотрел на Эрда с уважением.

Разоружили и вагара. Маленький воин пожалел о том, что перестал брить лицо. С четырехдневной щетиной на щеках он уже не мог выдавать себя за ребенка.

Колонна двинулась. Только Этайе разрешено было остаться в седле. С ней вообще обращались с подчеркнутой вежливостью. У мужчин же отобрали пардов и заставили идти пешком. После нескольких дней верховой езды это было даже приятно. Пленников окружали всадники, всадников, перестроившись в каре, – солдаты. Меньше чем за полтора часа они прошли оставшуюся часть плато и оказались на грунтовой дороге, спускавшейся к озеру. На берегу его теснились приземистые домишки.

Архитектура урнгурских домов отличалась от конгайской. И не в лучшую сторону. Построенные из бурого камня дома плотно примыкали один к другому, располагались уступами и из-за плоских крыш напоминали гигантскую лестницу. Верней, три лестницы, потому что две прямые улицы разрезали поселок на аккуратные ломти.

Пленники и их многочисленный конвой спустились почти к самому озеру. Эрда, Биорка и Нила отделили от Этайи и заперли в большом одноэтажном доме с толстыми стенами и крохотными оконцами под самой крышей.

Изнутри здание напоминало склад. Толстые стены и прочные двери оказались очень кстати для тех, кто решил использовать дом как тюрьму. Брошенные на пол старые, не очень чистые шкуры, как предполагалось, должны были служить мебелью.