Пасынок судьбы - Русанов Владислав Адольфович. Страница 32

В погоню помчались лучшие из лучших.

Пан Крыштоп герба Груган [35].

Пан Леська Белоус из Шебуршицы.

Пан Стойгнев герба Ланцюг и его оруженосец Годимир.

Они мчались, забыв обо всем на свете, отдавшись безумному полету коней. Выбивали дробь копыта. Воздух со свистом врывался в распяленные от натуги ноздри скакунов.

Годимир наклонился вперед, привстав в стременах, и «качал» повод, стараясь добиться невозможного от подуставшего коня.

Рядом сверкал глазами из-под кустистых бровей пан Стойгнев. Слева пан Леська – прославленный во многих сражениях рыцарь – яростно шевелил белыми усами.

А впереди, все ближе и ближе, волчьи малахаи басурманов!

Степные лошадки неприхотливы и выносливы, но сравниться с северными скакунами на коротком рывке не могут.

Вот сейчас задний аскер окажется досягаем для клинка. Сейчас, сейчас…

Годимир взмахнул мечом, спеша обрушить всю накопленную за время неудачного похода ненависть на спину кочевника. И в это миг его конь – серый в яблоках, отлично вышколенный красавец – угодил ногой в сурчину. Молодого оруженосца вынесло из седла, как гранитную глыбу из требушета. Только и успел ноги из стремян выдернуть. Меч в одну сторону, всадник в другую. Да не куда-нибудь, а прямо под копыта буланому коню шебуршицкого пана Леська.

Белоусый рыцарь сделал все возможное, чтобы спасти непутевого. Вздыбил шпорами коня, вытолкнул его в немыслимом прыжке вверх-влево, уходя от столкновения. И тут же буланому в бок врезался светло-рыжий пана Крыштопа Гругана. От удара лопнули подпруги на седле рыцаря Леська. Не выдержали напора. Белоус грянулся оземь. Пан Крыштоп тоже потерял стремя, был вынужден обхватить шею коня руками, чтобы остаться верхом.

Все это Годимир увидел снизу, стоя на четвереньках и ошалело тряся головой. А еще он увидел, как сунется боком по земле вороной пана Стойгнева. Бедолага зацепился передними ногами за круп сломавшего ногу серого. Пан Ланцюг выругался по-черному, совсем не так, как приличествует благородному рыцарю изъясняться, и с маху вогнал меч в землю едва ли не на половину клинка.

Черные клобуки, отъехав на безопасное расстояние, придержали коней. Махали мечами, орали что-то обидное. Предводитель аскеров приподнялся на стременах и похлопал себя по заднице. Что он хотел этим сказать? Догони и поцелуй? Или накося выкуси? Теперь уж точно никто не ответит.

Вот тут пан Стойгнев осерчал по-настоящему. Годимир понял, что раньше были цветочки, а пришла пора ягодок. Если бы не Леська, мог бы пан Ланцюг и зарубить бестолкового неудачника. Но первый удар, наносимый сердцем, а не разумом, пан Белоус принял на свой щит, а тут и пан Крыштоп повис у Стойгнева на плечах.

Короче говоря, от немедленной и кровавой расправы они оруженосца спасли, но от справедливого наказания кто же, будучи в своем уме, спасать станет? Наказание, оно для того и придумано, чтобы заставить исправиться, чтобы виновный постарался искупить проступок.

Но пану Стойгневу одних наказаний, навроде чистки сапог, коня и доспехов, показалось мало. Но, с другой стороны, не в колодки же заковывать? И на кол не посадишь, как бы не хотелось.

И пана Ланцюга, от безысходности, надо полагать, прорвало.

Бесчестил он Годимира долго. Какими только словами ругательными не называл.

Горемыка бесталанный и неудачник. Пустым мешком из-за угла пришибленный и бездольный. Бездарь, которому не меч в руках держать, а веретено, не на коне скакать, а на шелудивом псе облезлом вокруг выгребной ямы гарцевать. И руки у него из задницы растут, и ноги правую с левой в детстве мамка перепутала, когда рожала обалдуя. И много еще обидного и не вполне справедливого…

В конце обличительной речи сказал пан Стойгнев, что не бывать такому косорукому, кривоногому и дурноглазому… ни за что не бывать рыцарем. В оруженосцах старость встретит. А лучше всего, чтобы ни себе, ни честным людям вреда не приносить, сразу в монастырь уйти, как пан-отец Ладибор некогда советовал.

Недорыцарю не быть рыцарем!

Вот и весь сказ.

И указал непутевому на все четыре стороны.

Годимир ушел.

Не стал унижаться, просить прощения. Тем паче, что и вины особой-то за собой не чувствовал. Ну, скажите на милость, разве он мог предвидеть, что дурацкий сурок нору вырыл в самый раз в том месте, куда его серый ногу поставил? Да и ни одному человеку не дано подобным даром предвидения обладать. Даже чародеям…

Ушел Годимир как был. Без коня и припасов. С мечом за спиной и кольчугой на плечах. Пешком. От Дядичей до Хороброва путь не близкий. Верхом дней двадцать, если не больше. А на своих двоих и подавно…

По дороге изгнанный с позором оруженосец прибился к купеческому обозу из Загорья. Все-таки навыки боя с мечом в руках он не оставил вместе с воинской службой. Пятнадцатилетний мальчишка живо доказал охранникам, среди которых попадались и седые, в деды ему годящиеся, что не задаром хлеб есть вознамерился. А поскольку выглядел он лет на семнадцать, то к концу месяца предводительствовал десятком суровых воинов, каждый из которых был старше его. Потом, словно по заказу, случился набег лесных молодцев. До Хороброва оставалось не больше пяти дневных переходов, скоро должны были начать встречаться заставы княжеской стражи и разъезды служивых рыцарей. Вот разбойники и решили – или пан, или пропал.

Бой оказался яростным и скоротечным. Грабители удрали несолоно хлебавши. Охранники отделались четырьмя ранеными, да ротозей-купец получил стрелу в шею. А Годимир, орудуя мечом в первых рядах защитников обоза, заслужил почет и всеобщее уважение. Настолько высокое, что его звали подождать возвращения купцов обратно, в широко известный южный город Жулны, славный ремесленниками и виноделами.

Но оруженосец по-прежнему грезил рыцарскими шпорами, а потому отказался от любезного предложения, взял плату, которой ему хватило на полгода безбедной, но весьма скромной жизни в Хороброве, и погрузился в чтение манускриптов. Тут, в городском хранилище рукописей, он и познакомился с трудами архиепископа Абдониуша и магистра Родрика, а также проштудировал от корки до корки «Естественную историю с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным» Абила ибн Мошша Гар-Рашана, прозванного… Да неважно, как прозвали современники старого басурмана, старательно собравшего и занесшего в манускрипт правдивые и не очень истории о всевозможных чудовищах.

Там же Годимир сочинил и записал первые в своей жизни рифмованные строчки:

Он не захотел и не смог изменить себе, ибо свято верил – если хочешь стать рыцарем, то станешь им. И никто не сможет тебе воспрепятствовать. Ни пан Стойгнев герба Ланцюг, ни Славощ-Бычок, ни родной отец.

Из Хороброва молодой упрямец вышел в начале весеннего месяца кветня. Вишневые сады, которым столь славятся окрестности величайшего города в правобережье Оресы, стояли будто в пене. Жужжали пчелы. Плечи оттягивала увесистая надежность меча.

Годимир радостно подставлял то одну, то другую щеку ласковым лучам еще не вошедшего в полную силу солнца и шагал на север. Он знал, что на этом пути ждут его волколаки и кикиморы, людоеды и драконы. В особенности драконы…