Рассветный шквал - Русанов Владислав Адольфович. Страница 5
– Рябчиков, говоришь?
– Ага, рябчиков, – кивнул головой парень – от его пылающих щек уж можно было раскуривать трубку.
– Противник сурьезный. – Берк развел руками. – Ничего не скажешь. Куда там остроухим.
Строй заржал, как табун молодых жеребчиков. Храбрец переминался с ноги на ногу, проклиная свою смелость и желание отличиться.
– Видишь мишень, Рябчик? – Прищуренный махнул рукой за спину, где у замковой стены болтались на сбитой из прочных жердей виселице соломенные чучела.
Кивок.
– Не слышу.
– Вижу, господин десятник.
– Уже лучше. Всади стрелу куда сможешь.
Парень поднял лук. Неторопливо, страшась опростоволоситься перед товарищами, натянул тетиву. Тщательно прицелился. Стрела, свистнув, воткнулась чучелу на половину ладони ближе к правому боку.
Крученая тетива больно ударила по запястью, не прикрытому рукавицей, оставляя багровый рубец, но Рябчик пересилил себя и даже не скривился.
– Попал? – стоя по-прежнему спиной к мишеням, весело поинтересовался Берк у строя.
– Попал, попал, господин десятник, – услужливо подсказали несколько голосов.
– Ну, молодца, Рябчик. Будешь у этих олухов за старшего.
Новобранец зарделся пуще прежнего. Хотя куда уж боле? И так еще немного – и замок тушить придется. Гордо расправил плечи. Командир. Правда, с новой кличкой.
– Давай мне лук, свеженареченный, и возвращайся в строй. С правой стороны становись, с правой. Ты ж теперь командир.
Рябчик занял свое место, еще не вполне доверяя счастливой судьбе.
Прищуренный подкинул, примериваясь, отполированную многими ладонями деревяшку кибити и вдруг, резко развернувшись, пустил неведомо как оказавшуюся в его руке стрелу. Тяжелый боевой наконечник – других в армии Витгольда даже на учебных стрельбах не признавали – ударил по торцу застрявшей в соломе стрелы Рябчика и протолкнул ее в глубину мишени.
Гул восхищения прокатился над сломавшими строй новобранцами. Ребята вставали на цыпочки, тянули шеи, стараясь разглядеть результаты чудесного, по их мнению, выстрела.
Берк медленно, давая разгореться одобрительным выкрикам, набрал полную грудь воздуха...
– Молчать! Смирно!!! – От громоподобного голоса, казалось, зашевелились волосы на головах мальчишек. – Распустились тут... Деревенщина немытая!
«Деревенщина», для которой десятник, как по волшебству, стал кумиром и образцом для подражания, моментально выстроилась в шеренгу, стараясь придать детским лицам уморительную серьезность.
– Учитесь, сынки. – Берк мягко по-стариковски улыбнулся, будто и не он только что орал, надсаживая луженую глотку. – И вы так будете стрелять. Ну, когда пооботретесь маленько и дурь свою деревенскую забудете.
Новобранцы молчали, пожирая глазами наставника.
– Не знаю, что вам пели вербовщики – они-то свое дело знают... Оно у них не пыльное – побольше олухов под цвета короля заманить. Да Сущий Вовне им судья. А я вот что скажу. Вы теперь будете королевскими лучниками, ребята. Такие же, как вы, парни били под моей командой остроухих в заварухе у Кровавой лощины. Знатное дело было. И если б не мы, умылись бы вдосталь кровушкой и веселины лохматые, и наши, из благородных которые. Ох как умылись бы...
Берк замолчал ненадолго, буравя новичков тяжелым взглядом.
– Вы, верно, наслушались сказок бабкиных, что победили мы тварей безбожных? Хрена с два, ястребы вы мои желторотые. Я, Берк Прищуренный, там дрался и точно знаю – не победил никто. Да, мы утыкали остроухих, как игольничек твоей любимой бабушки, лопоухий. Да, черепа семи ярлов торчат на нашей стене, как горшки на деревенском тыне. Но из моего десятка вышли живыми из боя трое. Один из них – я – хромец, не годный ни на что, кроме как драть вас, мои красавчики, как тронькиных баранов. Еще один парень, которого я звал когда-то другом, помер в обозе. Кровью истек. Третий служит десятником в пограничном форте. Помоги ему Сущий не попасть в нелюдские руки! И если доведется встать вам лицом к лицу с погаными тварями, выживете вы или нет, будет зависеть от того, как быстро и метко вы бьете из этих милых штучек. Ясно, герои мои?
Строй сохранял безмолвие. Вчерашние мальчишки на глазах серьезнели, внимая жестокой правде из уст старого вояки.
– Так вот, ястребы Трегетрена... – Десятник скривил рот в презрительной гримасе, поскольку через замковые ворота, легонько рыся, въехали трое в коричневых табардах с оранжевым пламенем на груди и веревочными аксельбантами – петельщики, элитное войско короля Витгольда, гвардия и каратели одновременно. – Что я вам говорил? Тот лук, что каждый из вас сегодня получил, станет вашей невестой, мамкой и сестрой. Спать вы будете с ним и вставать с ним... И любить его, как никого на свете. А иначе я вас так полюблю – мало не покажется!
Петельщики спешились, бросили поводья на руки подбежавшим оруженосцам и не торопясь направились к стражникам, несшим охрану на входе в мрачный донжон.
– А теперь, – возвысил голос Берк. – Взяли лук в левую руку. Ровнее, засранцы! Стрелы не трожь! Правой рукой натянули тетиву... Отпустили... Плавнее, плавнее! Да не к носу тяни – к уху! Еще! Раз – два, раз – два... К уху, сказал! Не дергать левой! Мать вашу через коромысло!
Двое гвардейцев, перекинувшись парой неслышных на таком расстоянии слов с охранниками, отошли в сторонку и уселись на тюки соломы, с нескрываемым интересом наблюдая за упражнениями новобранцев. Третий, плечистый, с наголо обритым, блестящим, будто полированный шишак, черепом, вошел в башню.
Берк искоса глянул на петельщиков, смачно плюнул на кучу навоза, благоухавшую в непосредственной близости от места учебных занятий, и скомандовал:
– Так, желторотые. Стрельбу отставить. Не будет из вас добрых лучников, пока оружие держать не научитесь. Стали ровненько. Правую руку – вниз. Левую вытянули. Ровненько, ровненько, я сказал! Держим лук. Я пошел пивка попью. Рябчик старший. Если вернусь, а у кого-то лук криво торчит, зубы прорежу. А командиру плетей. Все ясно? Тогда крепитесь, лучники, в десятники выйдете.
Поднимаясь по выщербленным ступеням, Прищуренный оглянулся невзначай: «Терпят, стараются. Толк будет. Но как же болит мозоль...»
Солнечный луч, проникший сквозь плотно задернутые шторы, позолотил пылинки, которые вели бесконечную пляску в спертом воздухе опочивальни. Без скрипа, без шороха отворились массивные, окованные бронзой двери. В дверном проеме появилась сутулая фигура человека в темной тунике до колен, с подносом в руках. В собранных хвостом на затылке волосах – серебристые нити. Густая проседь в бороде. Мягкие башмаки, утопая в длиннющей шерсти пещерного медведя, шкура которого покрывала пол от стены до стены, бесшумно донесли вошедшего наискось к колченогому столику в изголовье ложа, заваленного ворохом шкур.
Неподвижные веки старика, обложенного подушками, чуть дрогнули, тонкие ноздри затрепетали, как у почуявшего дичь гончего пса.
– Завтрак, ваше величество, – негромкий, но твердый голос нарушил замогильную тишину. – Просыпайтесь.
– Пошел вон, – не открывая глаз, монотонно отозвался Витгольд, волей Сущего король Трегетрена, сюзерен Восточной марки. – Я тебя не звал.
Его слова не произвели ни малейшего впечатления. Глухо звякнул поставленный на стол поднос.
– Просыпайтесь, ваше величество.
– Герек, если откроешь окно, клянусь Верхним и Нижним Мирами, я скормлю твою печенку воронам.
Четыре чуть слышных шага. Шорох раздвигаемых портьер.
– Я тебя предупреждал...
С неожиданной силой старческая рука, перевитая синими жгутами вен, запустила тяжелую, набитую ароматическими травами думку в голову слуги. Герек привычным движением уклонился, и подушка вылетела в настежь распахнутое окно.
– Ваше величество... – с мягким укором проговорил постельничий.
Король со стоном рухнул обратно на постель, корчась от невыносимой боли, которая наступала всегда, как расплата за излишнюю резвость движений. Дряблая желтоватая кожа лба и шеи мигом покрылась холодным потом.