И прольется свет - Рыбкина Наталья. Страница 53

—52-

Пауки били поклоны, они боялись. Как, оказалось, страх посетил их не напрасно. Разум слегка недооценил степень, с которой могут «не очень сильно расходиться» чувства, а они разыгрались не на шутку. Глаза Верзуна налились кровью, лицо стало серым, рот открылся для яростного крика воина, но звук превратился в огонь. Он опалил ближайших пауков, восьмирукие не смели поднять головы.

Верзуна трясло, он готов был сжечь лежащие перед ним тела, превратить в пыль жалкие создания. Глаза заливал пот, руки дрожали, гнев разгорался в нем с невероятной силой. Чувства разбушевались, они стали неподвластны разуму. Холодный разум сделал логическую выкладку, по всем параметрам получалось, чувства не остановить. Проанализировав несколько вариантов поведения, разум решил переждать бурю.

Могучий нелюдь издал страшный рык, мышцы напряжены, в руках невесть откуда взявшаяся молния. Молния блеснула и пропала в потемневшем от гнева небе, гром ударил в свой гигантский барабан. Он топнул ногой, от ступни заветвилась трещина. Сначала тонкая, она все расширялась, пока не достигла дерева на котором мирно спал Шаман.

После того, как Шамана покинула Морковка, торопясь, поклонится грозному Верзуну, беднягу сморил нежданный сон. Словно кто-то проник ему в голову и заставил уснуть на самом интересном месте, когда-то нечто подобное ощутил на себе маленький гном Ро. Дерево покачнулось, и Шаман упал на землю. С криком вскочил он, сонный не понимающий что происходит, готовый рвать и метать. Потом крылатый мужчина на миг замер. Протер глаза, посмотрел, снова протер и стал «рвать когти» подальше от опасного места, потому что увидел перед собой свой ночной кошмар. Громадный мужчина размахивает руками-кувалдами, лицо его серое, словно изваянное из камня, из ушей валит дым, волосы искрятся. Вдобавок ко всему перед ним лежат Пауки, не шевелят ни единой из рук, явно мертвые. Сейчас он поднимет руку, дотянется до Шамана, и ой…страшно. Он бежал, кричал до хрипоты, старался спастись. Через какое-то время вспомнил, что за спиной крылья, расправил их. Ощутил, как сквозь перья проникает ветерок, воспарил к солнцу. Его ждали. Десять крылатых кругами летали над лесом, не решаясь взглянуть вниз. В их птичьих мозгах гнездилась мысль, что они что-то потеряли. Это важно, неизвестную пропажу необходимо было отыскать, но первоначально надо вспомнить, что она из себя представляет. Только увидев взлетающего Шамана, крылатые люди вспомнили, о чем забыли. Они плакали и обнимали своего Шамана. Потом они улетели. А внизу, под деревьями плакал маленький паучок под номером сто двадцать пять.

Тлж, Гее и Лина с Селеной благоразумно спрятались под высокой сосной, стоящей на самом дальнем краю опушки. Они сидели тихо, словно маленькие серые мышки. Гее закрыл глаза, перед ним возникло лицо Авра, брови нахмурены, пухлые губы поджаты. Казалось, возлюбленный сердится. Но почему, ведь он не сделал ничего плохого? А что вспоминал не так часто, как хотелось бы, так и обстановка не всегда была самая подходящая. Лицо Авра стало четче, губы зашевелились. Гее безмолвно прочитал по ним: «Где мама Рипа?». Открыл глаза. Он оставил маму в лесу, неподалеку от опушки, подозрительно напоминающей эту. Только бы она не попалась под руку Верзуна, зашибет и не заметит. Гее покосился на Селену, хорошо, что Авр не явился сестре, и так проблем достаточно.

Ангрий в восхищении смотрел на серое от гнева лицо Верзуна, особенно поражали красные глаза нелюдя с невероятно яркой золотистой обводкой вокруг зрачка. Облик настоящего Верховного Повелителя, не жалкая подделка, вроде погибшего вампира. Такому не стыдно и подчиниться, склонить перед грозным владыкой голову. Однако, будущий Верховный Повелитель слишком разошелся, может ненароком зашибить своего верного слугу, будущего советника, получателя богатых даров. Может Земля и переживет такую потерю, но никак ни Ангрий. Оборотень попятился к одному из деревьев, собираясь спрятаться, ощутил звериным чутьем, место занято. В длинном прыжке вознесся на толстую ветвь старой липы, забрался повыше и притих.

Корделия прижимала к себе кошку. Только они непоколебимо остались стоять возле бушующего мужчины. Кошка царапала ее нежные руки, старалась вырваться, убежать подальше, но девушка крепко держала любимицу. Она понимала, часть ее силы заключена в пушистом дымчатом комке. А сейчас ей понадобятся вся магическая энергия. Ее подруги сбежали, Пауки раболепно просили пощады, даже невозмутимый оборотень, похоже, праздновал труса. Что оставалось делать бедной девушке? Только попытаться пробиться в разум любимого мужчины, воззвать к чувствам и вытащить из темного уголка разум. Кстати, насчет разума, может он способен утихомирить своих соседей?

— Не способен, — ворчливо ответил разум Верзуна. — Прячусь в подсознании. Чувства совсем с катушек соскочили.

— С каких катушек? — не поняла Корделия.

— Ну…— разум замялся. — Чтобы под ногами не путались, я их обычно на катушки с нитками сажал. Они их то разматывали, то заматывали, в общем, делом заняты были. А теперь вот сошли с катушек. Надо же, сам древний маразматик, попросил их погневаться. Чума на мои извилины.

— Что толку заниматься самокопанием. Надо исправлять положение.

Крылатая девушка прикрыла глаза, вновь ощутила силу. Кошка прекратила вырываться, ее глаза загорелись белым огнем.

Верзун буйствовал. Его чувства были неуправляемы, гнев душил, цепкими лапами хватал за горло. Только что Верзун разбил несколько голов пауков, жалкой кучкой валяющихся у его ног. Ничтожные черви, как посмели они дышать с ним одним воздухом, ходить по одной земле. Головы раскалывались как спелые дыни, синеватые лица чернели почти мгновенно, языки вываливались из безвольно раскрытых ртов. Верзуну было приятно это зрелище, как давно он не убивал, не пил крови поверженных врагов. Облизнув губу, нелюдь посмотрел на пауков, они не шевелились, их снедал страх. Мазнул пальцем рану, лизнул, кровь была кисловатой, словно муравьиная кислота. Поморщился, вкус конечно специфический, но ему не понравилось. Перевел взгляд на крылатую девушку, она прижимала к себе кошку. Облик красавицы показался странно знакомым, сердце учащенно забилось, но гнев не допустил других чувств. Властелином Верзуна стал он, и только он. Нелюдь протянул руку к прекрасной девушке, она прикрыла глаза, прижала к груди кошку, прохрипел:

— Кровь, хочу крови.

Свет больно ударил его по лицу. Верзун прикрыл глаза, но ненавистный свет проникал сквозь веки. Поднялся ветер, заметались молнии, деревья застонали, моля прекратить непогоду. Раскинув руки в стороны, нелюдь закричал.

Корделии показалось, что кричат несколько человек. Она едва удерживала мощный магический поток, исходящий из тела и подпитывающийся энергией кошки. Оказалось, что проникнуть в голову Верзуна было необыкновенно просто, поток не встретил на своем пути преград. Разбушевавшимся чувствам было не до защиты мозга, они хотели уничтожать и крушить, а разум отсиживался в подсознании. В голове Верзуна стоял туман, носились вихри, кто-то безумно хохотал. Девушке стало не по себе, нелюдь редко проявлял эмоции, и то, что происходило с ним теперь больше напоминало сумасшествие. Корделия не представляла, что делать дальше.

— Пой, пой же, — подсказал разум Верзуна.

И она запела.

И Свет пришел, пролился на землю чистым белым сиянием. Корделия подняла лицо к небу, наслаждаясь мягкими прикосновениями тепла к коже. Сила оставила ее, и кошка спрыгнула на землю, прижалась к стройной ноге хозяйки. Крылатая красавица сделала шаг в сторону Верзуна, протянула к нему руки. Ведь она всего лишь слабая женщина, нуждающаяся в любви и защите.

Под чистым неземным светом из глаз Верзуна ушли кровавые отблески гнева, он удивленно коснулся своей щеки. На миг показалось, что его коснулась длань Солнцеликого Бога. Он посмотрел на Корделию, прочел в ее глазах любовь, шагнул к ней. Потом их губы слились в поцелуе.