Гобелен - Плейн Белва. Страница 53

Фон Медлер открыл глаза.

– Рискну предположить, что вдова очаровательна? Да?

– Герр фон Медлер, я не видел эту женщину тринадцать лет.

– Так вы беспокоитесь только о том, чтобы спасти другого еврея?

– Чтобы исправить преступную ошибку. В вашей стране есть еще тысячи таких людей, которым я помог бы, если бы имел возможность, и не все из них евреи, кстати.

– А если я не смотрю на эти дела как на преступные ошибки, зачем мне тогда помогать? Вы можете сказать мне?

Этот человек начинал наслаждаться ситуацией. Он почувствовал силу власти: жизнь и смерть были у него в руках, от его прихоти зависело многое. Это чувство было приятно.

Поль выпрямился на стуле.

– Вы должны мне оказать любезность. Мы с отцом защищали ваши интересы в Америке во время прошлой войны и во времена Депрессии. Мы хорошо поработали для вас.

– Так сейчас вы хотите платы.

– Не платы. Мы получали свои комиссионные, нам заплатили. Я говорю о любезности. Это совсем другое.

Фон Медлер взмахнул сигарой, роняя пепел на живот.

– Пустая болтовня! Мелочность! Доплата – вот что это такое. Евреи всегда требуют свою цену.

– А вы нет, герр фон Медлер? Наступила пауза.

– Я действительно потребую цену. Вам придется заплатить за вашу просьбу. Мои знакомые захотят получить свою долю.

Сердце Поля забилось быстрее.

– Я готов и охотно.

– Это не будет дешево, обещаю вам. Но вам все равно, вы богатый человек.

– Я не бедный человек.

– Будете платить в долларах. Отчизне требуется иностранная валюта.

Поль расслабился:

– Это нетрудно устроить.

– Потребуется где-то между десятью и пятнадцатью тысячами долларов. Вы получите мои инструкции завтра у себя в отеле. Или послезавтра, но не позже.

– Я буду ждать, герр фон Медлер.

Машина пришла на второе утро. Шофер был бесцветным типом, одетым не в форму шофера, а в дешевый костюм и кепку.

Поль поинтересовался, куда они поедут.

– За город, – был краткий ответ.

– Далеко?

– Три часа езды.

Лицо водителя отражалось в зеркальце обзора. Это было холодное, отчужденное лицо, не располагающее к вопросам, и Поль больше ничего не спрашивал. Но в какое-то мгновение его охватил страх: а что если его везут, чтобы расправиться с ним? Он вспомнил, что говорил о новой Германии, о своем отвращении к новым порядкам. Но нет, это же просто сделка. Товар доставляется и за него платится, вот и все – пятнадцать тысяч долларов в кармане Поля надо передать кому-то, кто в нужный момент представится как «Дитрих О.».

Во всяком случае, Марио, должно быть, жив. Они бы не просили деньги за труп, не так ли? Не просили бы?

Сельская местность, живописная даже в тусклых красках зимы, мелькала за окном. Пруды, коттеджи, пасущиеся овцы и деревенские улицы. Ближе к полудню, когда они подъехали к ресторану, водитель предложил принести Полю ланч.

– Я не голоден, – сказал Поль, – но вы идите, если хотите. Я погуляю, разомну ноги.

Он пошел вдоль главной улицы. Это был красивый городок с ящиками на окнах, сейчас заполненными ветками елок, но весной в них будет цвести герань. На боковой улице была гостиница, одно из тех старых приветливых заведений, которые напоминают о домашнем уюте, горячем супе и перине в комнате с низким потолком. Он остановился посмотреть на нее.

Около двери под кованым названием гостиницы был прикреплен плакат: «В этом доме строго запрещается находиться евреям». Он снова прочитал плакат. Теперь он понял предложение водителя принести ему ланч и поспешил к машине.

Люди проходили мимо по своим делам. Художник тащил палитру и кисти. Домашние хозяйки несли свои корзины. Они все выглядели как нормальные люди. Он закрыл глаза и притворился спящим, когда вернулся шофер. Автомобиль тронулся, и он открыл глаза примерно через час, когда почувствовал, что они снизили скорость.

Они проехали в ворота в высокой каменной стене с колючей проволокой наверху. Идентификация, разрешение и обмен приветствиями. У Поля осталось смутное впечатление ужасного холода, бараков, голого бетона и пустого пространства. Автомобиль остановился у небольшого здания, охраняемого солдатами, которые взяли на караул.

Водитель сказал только:

– Вас ждут внутри.

В большой комнате, разделенной перегородками, стучали машинки, звонили телефоны, бумаги складывались аккуратными стопками на столах. Это мог быть офис какого-то страхового агентства. Стройный молодой человек в черной форме передал Поля другому стройному молодому человеку в такой же форме. Этот сидел за столом. Его лицо ничего не выражало, и эта полная бесстрастность в нем, отсутствие какого-либо чувства вызвали у Поля страх, сковавший его горло; казалось, даже открытая враждебность была бы более человечной.

– Дитрих О., – произнес этот человек.

– Поль Вернер.

– Вы привезли, что требуется?

– У меня в кармане. – Поль прикоснулся к карману пиджака.

Человек протянул руку. Поль заколебался:

– Марио Хершфельд?

– Совершенно верно. Его освободят, когда вы передадите это мне.

– Тогда я смогу забрать его с собой?

– Нет. Существуют формальности. Его отправят домой завтра.

Поль облизал сухие губы. Это мог быть обман, простой обман. Он не мог проверить.

– Могу я спросить, как он доберется домой?

– Вас это не должно касаться.

Рука была еще протянута. Поль неохотно вытащил пакет с банкнотами, посмотрел, как они исчезли в кармане формы, и понял, что его прогоняют.

Он сделал еще одну попытку:

– Мне бы хотелось увидеть Марио.

– Это невозможно.

– Я не прошу долгого свидания. Только на минуту, чтобы сказать ему…

– Повторяю: это невозможно.

Дитрих О. поднял телефонную трубку, забыв о Поле. Ничего не оставалось, как повернуться и возвратиться к машине.

По дороге к главным воротам машина остановилась, чтобы пропустить группу узников. Поль посмотрел на них и отвел глаза. На них были полосатые робы из тонкой хлопчатобумажной ткани; Полю было холодно даже в его тяжелом пальто. Их головы были обриты, так что на первый взгляд они могли показаться одного возраста, стариками со смертельно бледными, уродливо обнаженными черепами. Молчаливые и согнутые, они шли между конвоирами. Ужас охватил Поля. Он, свободный человек в теплом пальто, съежился в машине.

Как будто одурманенный, Поль проспал всю дорогу обратно в отель. Из отеля он позвонил Илзе и, боясь непредвиденных случайностей, осторожно сообщил ей новости, окончательно не обещая ничего. Потом, вспомнив, что ничего не ел с утра, он заказал тосты и яйца на ужин и опять погрузился в тяжелый сон, который дается нам, когда действительность становится невыносимой.

На следующее утро он спешил к Илзе. Она открыла дверь и обняла его. Она плакала.

– Я надеюсь, это слезы счастья?

– Да. Но что они сделали с ним… Хочешь посмотреть на него? Он теперь долго не проснется. Я хотела, чтобы он немного забылся.

Они вошли на цыпочках в спальню, комнату молодого человека с фотографиями, множеством книг, теннисными ракетками и проигрывателем. На кровать падал тусклый свет из окна. И Поль, посмотрев на Марио, едва сдержал крик.

Темная голова, которую он помнил по фото, была выбрита. Длинный порез с засохшей кровью шел по голому черепу. Губы распухли, одна из щек была ярко-синей. Рука, лежащая у щеки, была перевязана от запястья до кончиков пальцев: пальцы были размозжены.

Они молча стояли. Когда они наконец посмотрели друг на друга, в их глазах стояли слезы.

– И его зубы тоже, – прошептала Илзе, – все передние зубы выбиты. Как я поправлю его?

Поль обнял ее за плечи. Наконец она успокоилась, а Поль нашел нужные слова:

– Завтра вы будете в безопасности в Италии. Отведи его к хорошему врачу и дантисту. Отдохните на солнце, в спокойствии и мире…

Это были шаблонные слова, произнесенные, чтобы ободрить и успокоить. Он сам не очень верил им.

– Нам следовало бы уехать в Палестину. Он хотел уехать туда еще с детства. Помнишь, я рассказывала тебе?