Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан. Страница 55

— Вот именно!

Как бы я ни была изнурена голодом и пытками, старые навыки не забываются, к тому же я застала его врасплох. Мне повезло: старый дурень повалился, крестясь, на колени, а я быстренько накинула ему на шею кружевной передник и, придерживая концы получившегося из передника довольно крепкого шарфика, резко ударила стопой правой ноги ему в лоб. Крак!

Сняв с шеи мертвеца удавку, я пробормотала молитву смертоносной Кали и выбежала на площадь. Там я остановилась, чтобы оглядеться. Дыхание успокаивалось, сердце билось ритмично, пламя, разгоревшееся внутри меня и охватившее все тело, когда я резко выпрямила ногу, чтобы покончить с моим палачом, угасало. Посмотрев во все стороны, я призвала проклятье на этот мерзкий город за все, что он причинил мне.

— Чтоб ты сгорел! — повторяла я. — Чтоб ты сгорел!

Я верю, однажды это сбудется.

Глава тридцать первая

Интерлюдия

Проповедь брата Питера Маркуса в церкви Св. Франциска, Осни, в пасхальное утро 1460 года.

«Ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное, больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания». Евангелие от святого Матфея, глава десятая, стихи с седьмого по десятый.

Возлюбленные дети Божьи, в нынешнее пасхальное утро вы услышите очень простую проповедь. Я хочу лишь напомнить вам учение отца Джона Уиклифа и поделиться с вами мыслями о том пути, который оно нам указывает.

Бедность вот средоточие его учения. Он следовал по стопам основателя нашего ордена Франциска. Франциск в момент своего обращения к Богу услышал те же слова, что я вам только что прочитал. Он понял, что праведность несовместима с силой и властью, с богатством и собственностью. Владеть чем-то значит что-то отнять у другого. Если я на пенни богаче, то кто-то на пенни бедней. Истинная праведность не может быть источником власти и господства, не может дать право владычествовать и господствовать над людьми. Отец Джон верил, что власть и сила относятся к мирскому порядку, не распространяясь на церковь и церковнослужителей, но даже мирскую власть он считал временной, необходимой мерой, пока все люди, все мужчины и женщины, не научатся жить вместе, гармонично, как равные, сходясь, подобно израильтянам, каждый юбилейный год на собрание, чтобы возвратить всем, народу в целом, то, что лишь на время стало личной собственностью.

Далее, отец Джон полагал, что основу жизни каждого человека составляет непосредственное общение христианина с Богом, и это общение не нуждается в посредничестве священника, и даже церковные таинства не так уж необходимы для поддержания этой близости. Он утверждал даже, что таинства — всего лишь знаки и символы, порождающие вредные и бессмысленные суеверия, а упрямые и закоснелые умы тех людей, кого мы именуем Отцами Церкви, превратили эти суеверия в догму. Предоставив священникам исключительное право совершать таинства, причащать и отлучать верующих, как подскажет им их собственная земная, грешная природа, Церковь присвоила себе ключи от врат ада и рая, захватила господство и власть. Теперь никто не попадет на небеса, если не приобщится тела и крови Христовой, но только принявший помазание священник обладает волшебной силой, претворяющей хлеб и вино в тело и кровь. Говорю вам, братья, согласно учению нашего отца Джона, вера в пресуществление — кощунственное заблуждение, обман, запутывающий простых людей и ведущий к идолопоклонству. Если уж мы нуждаемся в таинстве, давайте просто делить друг с другом земные блага, хлеб и вино, как мы только что сделали во время пасхального причастия, и будем помнить, что мы творим это по наставлению и примеру Иисуса.

Братья, учение о таинствах, полученное нами из Рима, Авиньона или где там ныне пребывает Папа, отрицает подлинную Церковь. Церковь внутри каждого из нас и там, где двое или трое собраны во имя Его. Такую Церковь оставил нам наш Господь, ради такой Церкви жил и трудился отец Джон. Истинная Церковь — это община верующих и ничего более, ее авторитет покоится исключительно на учении Господа нашего, которое содержится в Новом Завете. Высшим, единственным авторитетом может быть лишь Святое Писание, и в особенности слова Господа нашего, сохраненные евангелистами. Вот почему Джон Уиклиф большую часть своей жизни посвятил переводу и распространению Евангелий на нашем языке. Вот почему после его смерти кости отца Джона были вырыты из земли и сожжены, будто он был еретиком, будто эта подлая, мелочная месть могла хоть как-то ослабить его доводы.

Учение отца Джона — не доморощенная мудрость, сотканная на станке здравого смысла, хотя и простого здравого смысла в нем немало, но в эту ткань вплетаются нити двух его великих предшественников, Роджера Бэкона и Уильяма Оккама. Первый из них обнаружил истину в том, что человек видит и слышит, что он может ощупать, понюхать, измерить, попробовать на вкус. Второй показал, что учение Отцов Церкви и схоластов увело нас от опыта к умозрительности, от частного к общему, от факта к универсалиям. Джон увидел, как этот способ мышления становится основанием тирании, угнетающей и развращающей всех нас, не дающей нам последовать по пути, проложенному этими тремя гигантами.

Я верю — более того, я делаю вывод, исходя из опыта и логики: мы можем использовать это учение как ступени лестницы и, поднявшись повыше, оглянувшись назад, мы увидим, откуда мы пришли, и осознаем безумное заблуждение, на котором покоилась и наша философия, и наша мораль, — я называю безумным заблуждением подмену фактов универсалиями, истории — метафизикой.

Источником нашей слабости и зависимости, причиной неравного распределения богатства и власти, несправедливости и страданий Церковь и церковные мыслители называют некую мистическую вину, некое первоначальное преступление. Первородным грехом, запятнавшим нас всех, было непослушание воле Божьей, а потому стремление к удовольствию и радости, в которых суть человеческой жизни, навсегда отравлено грехом вожделения.

Мы перенеслись в царство метафизики до такой степени, что придали абсолютное значение времени. В чувственном мире все проходит, человек начал ощущать себя конечным и смертным, смерть становится подлинным содержанием жизни. Речет безумец: «Все проходит, стало быть, тварный мир и должен пройти. Это и есть справедливый закон Времени, пожирающего своих детей».

Безумие провозглашает, что лишь высшие ценности пребудут вечно, а потому лишь они реальны, лишь вера и любовь, ничего не ищущая, ничего не желающая, становятся желанной для нас целью. Почему? Потому что Церковь хочет усмирить, успокоить, удовлетворить тех, кто лишен всего на земле, и защитить тех, кто отнял у них все и не желает возвращать. Это учение разделило людей на хозяев и рабов, на правителей и подданных, оно — причина угнетения, подавляющего в нас инстинкт жизни, ведущего к деградации человека.

Прежние способы мышления, подлинное учение Аристотеля, перипатетиков [37] и эмпириков [38] древности, отвергнуты, а вместе с ними отброшено и представление о чистой радости бытия, о наслаждении — сочетании желания и удовольствия. Чтобы вернуться на путь, с которого мы сошли, чтобы спуститься по другому склону горы — не в долину тени смертной, а в землю, текущую млеком и медом, чтобы сделаться самими собой и обрести весь мир, нужно восстать против тирании времени, против господства становящегося над сущим. До тех пор пока течение времени остается непостижимым и неподвластным, пока мы испытываем чувство невосполнимой утраты, пока звучит горестное и недоуменное «было и прошло» — до тех пор в жизни будут таиться семена зла и гибели, обращающие доброе в дурное и дурное представляющее желанным. Человек сделается самим собой, лишь преодолев веру в вечное блаженство после смерти, лишь ощутив вечность здесь и сейчас.