В долине Маленьких Зайчиков - Рытхэу Юрий Сергеевич. Страница 63

– А! Вспомнил! – хлопнул себя по колену Коравье. – Он сказал, что солнечный луч прожег ему сердце…

– Что? – Праву сдержанно улыбнулся.

– У него болит грудь от солнечного луча, – с хмурым видом пояснил Коравье.

Наташа объявила, что готова. Праву отбросил в сторону карты района реки Маленьких Зайчиков и вышел из-за стола.

По дороге Наташа возмущалась тем, что больной отказался идти к врачу, а товарищи не сумели его уговорить. Коравье виновато молчал и старался идти помедленнее, жалея ноги молодой докторши.

Не доходя до стада, они встретили Нину Ротваль. Она выглядела расстроенной.

– Плохо? – спросила Наташа.

Ротваль только молча махнула рукой. Этот жест можно было понять двояко: или с Инэнли совсем плохо, или же у него ничего серьезного.

– Он лежит? – спросил Праву.

– Бегает! – зло выкрикнула Ротваль. – Не захотел со мной говорить. Дурит!

Праву вопросительно посмотрел на Наташу и слегка дотронулся до своего лба. Наташа пожала плечами.

«Больной» сидел на гусенице трактора рядом с Кэлетэгином и уплетал оленью строганину. При виде Праву и Наташи он вскочил и накинулся на Коравье:

– Зачем потревожил занятых людей? Говорил я тебе: не болею, здоров.

– А солнечный луч? – напомнил Коравье.

– Это я шутил. Не знал, что ты такой легковерный.

– Все же я должна тебя посмотреть, – твердо сказала Наташа.

Инэнли покорно поплелся следом за ней.

Праву и пастухи обсуждали здоровье Инэнли. Кэлетэгин утверждал:

– Он совершенно здоров. Я такой диагноз поставил еще до того, как вы показались на дороге!

Минут через пятнадцать доктор Наташа вышла из домика и заявила:

– Все в порядке… И все же, товарищи, попрошу вас последить за ним.

– Есть последить, – громко, по-военному ответил Кэлетэгин.

Коравье сообщил Праву:

– Зима сломалась.

По-прежнему стояли морозы, задувала пурга, наметая огромные сугробы на берега реки Маленьких Зайчиков, и полярное сияние развешивало свою разноцветную бахрому. Ничто не напоминало о том, что в природе может быть совсем по-другому: тундра очистится от снега, реки, скованные льдами, снова забурлят, поволокут за собой камни и куски торфа, воздух станет теплым, как ласка любимой. Трудно было поверить, что есть сила, которая может растопить снега и нагреть океан стылого, мерзлого воздуха.

И все же в сердцах людей поселилась уверенная надежда. Наступил перелом зимы. В сердцах людей он совершается на много дней раньше, чем в природе.

Праву выбрал время, чтобы съездить в Торвагыргын за портативной радиостанцией для бригады. Вместе с ним поехала Наташа, закончившая работу в стойбище.

Войдя в свою комнату, Праву ужаснулся. Он знал, что Володькин перебрался жить в другой дом, но все же не предполагал, что за какой-нибудь месяц все углы в комнате могут покрыться таким толстым слоем льда. Шляпки железных гвоздей блестели инеем и походили на корабельную клепку. Под окно намело сугроб, из которого торчала дужка ведра.

Праву принялся за уборку. Пришла Наташа и всплеснула руками:

– Что у тебя творится! Дай топор!

Наташа стала аккуратно скалывать лед. Праву растопил печь, и как только в комнате немного потеплело, отовсюду закапало.

Когда они навели относительный порядок и вынесли на улицу постель, чтобы проветрить ее, зашел Ринтытегин.

– Гляжу, – сказал он, поздоровавшись, – дым идет. Думаю, не пожар ли? Столько времени труба не дымила. – Он огляделся, остановил взгляд на Наташе и вдруг хмуро сказал: – Когда придете регистрировать брак?

Наташа залилась краской.

Праву тоже смутился и пробормотал что-то нечленораздельное.

– Я уже заготовил бланк брачного свидетельства, – продолжал Ринтытегин. – Можете идти хоть сейчас.

– Пошли! – решительно сказал Праву. – Наташа, одевайся!

– Что ты, Праву, – совсем смешалась Наташа. – Так неожиданно…

– Нет, решение принято, – повторил Праву. – Идем!

Наташа покорно надела шубу, повязала платок.

По дороге в сельский Совет Ринтытегин, несмотря на мольбы Праву и Наташи не делать этого, завернул в правление и пригласил с собой всех, кто там находился.

– Что же вы молчали, друзья! – засуетилась Елизавета Андреевна. – Погодите, я сбегаю домой.

Бухгалтер Зубков снял пенсне, протер стекла и снова водрузил пенсне на нос, намереваясь как следует разглядеть жениха и невесту.

Процессия направилась в сельский Совет, Впереди шли Праву и Наташа, позади – Ринтытегин, Елизавета Андреевна, Геллерштейн, Зубков, Сергей Володькин с фотоаппаратом, работники колхозного правления. Шествие замыкал милиционер Гырголтагин.

Ринтытегин приготовил все необходимые документы.

– Какую желаете носить фамилию? – официально спросил он Наташу.

Наташа посмотрела на Праву.

– Праву! – ответил он за нее.

– Должна ответить сама Наташа, – строго сказал Ринтытегин.

– Я согласна, – прошептала Наташа.

– Хорошо. Так и запишем, – с удовлетворением кивнул Ринтытегин.

Он вручил молодоженам свидетельство о браке и напомнил Наташе:

– Не забудь сменить паспорт.

– Поздравляю, – Елизавета Андреевна расцеловала жениха и невесту, подала тяжелый сверток.

Бухгалтер Зубков надел на палец Наташе тонкое колечко с блестящим камешком и поцеловал ей руку.

Сергей Володькин прочитал сочиненные наскоро шуточные стихи, которые кончались словами:

Семья – это ячейка государства. Наш долг – ее хранить, оздоровлять.

Праву пригласил всех вечером к себе.

Ринтытегин попросил уточнить, к кому именно.

– Раз вы теперь муж и жена, то в силу жилищного кризиса в нашем поселке должны немедленно освободить одну комнату.

– Тогда приходите ко мне, – сказала Наташа.

Весь день прошел в хлопотах. Надо было приготовить угощение, купить вина. Когда Праву попросил в магазине водки и вина, продавщица заявила, что спиртные напитки продаются только в субботу и праздничные дни: постановление сельского Совета. Пришлось идти к Ринтытегину, брать разрешение.

Вечером собрались гости. Первыми пришли Елизавета Андреевна с мужем, приехавшим по делам в Торвагыргын. За ними появился бухгалтер Зубков в старомодном черном костюме, в белой рубашке и галстуке-бабочке.

Когда все уселись за стол, Ринтытегин провозгласил тост за новобрачных:

– Пусть их жизнь будет примером для всех семей. По дружбе, по количеству детей и нежности друг к другу…

За столом было оживленно. Со всех сторон кричали «горько».

Быстрее всех опьянели милиционер Гырголтагин и бухгалтер Зубков. Гырголтагин объяснялся в любви колхозному бухгалтеру:

– Другом моим будь! Ты же давно наш, советский меньшевик! Долой Временное правительство, да здравствует колхозный бухгалтер Зубков! – кричал он, поднимая стакан. – Горько!

А Елизавета Андреевна сокрушалась:

– Так неожиданно получилось… Можно было закатить такую свадьбу, чтобы на весь район было слышно. Тебе, Николай, – обратилась она к Праву, – теперь надо переезжать обратно в Торвагыргын. А то что же получится: молодой муж в бригаде, в тундре, а жена одна в поселке?

– Нет, дорогая Елизавета Андреевна, – ответил Праву. – Я пока останусь в тундре.

– Пусть в разлуке поживут. Для любви полезно, – заявил Сергей Володькин и принялся читать стихи.

Но его никто не слушал. Вечер вошел в ту стадию, когда общий разговор уже распался.

Самые трезвые, Наташа и Праву, сидели рядом и тихо разговаривали.

Гости разошлись поздно вечером.

Праву уже лежал в постели, когда раздался стук в дверь.

Наташа удивленно спросила:

– Кто там? – и услышала голос милиционера Гырголтагина:

– Это я, дайте, пожалуйста, остатки вина. Мы с Зубковым просим. За вас будем пить до утра…

Наташа рассмеялась и сунула в полуоткрытую дверь недопитые бутылки.

Праву исподволь учился оленеводству. Прислушивался к разговорам пастухов, наблюдал, как они перегоняли стадо. Даже беседуя с шаманом Эльгаром, старался повернуть разговор на оленей.