Фаворит короля - Sabatini Rafael. Страница 26

– Но если так, почему бы тебе не извлечь из этого свою выгоду, Том?

– И оставить тебя со всем этим? Тогда б я нарушил данное тебе слово. Помнишь, что я обещал, когда поступал к тебе на службу? Нет, нет, Робин. Мы – ты и я – должны быть вместе. Ты воспротивился королю, когда он задумал выкинуть меня из Уайтхолла, теперь же он пытается удалить меня подкупом – он надеется, что такое предложение перевесит мою любовь к тебе. Будь что будет. Дело в том, что письмо короля равняется приказу, а ослушание равно предательству. Так что я не могу отказаться от должности, но ты можешь привести веские причины: во-первых, было бы неверно с точки зрения политической убирать Дигби, во-вторых, ты не можешь лишиться секретаря, столь хорошо разбирающегося в международных делах. Так я набросаю черновик?

– Да ради Бога, – с пылом воскликнул его светлость.

– Сегодня же и сделаю. Но все же тебе стоит уступить просьбам короля и отправиться в Ройстон.

– В Ройстон? – Всем своим видом его светлость продемонстрировал, как противно ему такое предложение.

– Ради Бога, ну почему ты здесь застрял? Что тебя можепудерживать?

– Ох, – только и выдохнул его светлость, так что вопрос Овербери снова не попал в цель.

Через некоторое время сэр Томас возобновил атаку:

– Ты явно пренебрегаешь и своими интересами, и своим здоровьем. Конечно, это иногда правильно – заставлять себя ждать. Но всему есть пределы. Нельзя ждать до бесконечности: в конце концов, тот, кто ждет, может и устать. К тому же в прохладе Ройстона лучше, чем в духоте Уайтхолла.

– Я вполне здоров.

Сэр Томас внимательно разглядывал его лицо:

– По-моему, ты, как Гамлет, «бледен от мыслей». Ты выглядишь ужасно по сравнению со своим нарядом. Кстати, старина, ради чего ты так вырядился? Костюм у тебя такой дорогой, что на эти деньги какой-нибудь епископ мог бы год прожить…

– Успокойся! – раздраженно ответил его светлость. – Я сегодня обедаю с лордом-хранителем печати!

– И только-то? Судя по тому, с каким искусством украсил тебя твой портной, я уж было решил, что тебя пригласил сам папа римский! – И уже другим тоном добавил: – Твоя дружба с лордом Нортгемптоном становится чересчур крепкой. Нет, погоди, Робин! Я говорю это только потому, что я – твой ментор. Меня это беспокоит. Идея брака принца Уэльского с испанской принцессой уже породила проблемы – раньше в государстве было три партии, теперь их стало две. Королева, Пемброк и сам принц – против, а Говарды, католики и те, тому платят испанцы, – за. Король взял на себя роль царя Соломона, и еще неизвестно, какая из партий перетянет чашу его весов. Но каждая из партий знает, что ей выгодно перетянуть на свою сторону тебя. Пока они ведут себя благопристойно. Вот и ты веди себя разумно: не принимай ничьей стороны, пока не убедишься, к кому ближе твои собственные интересы. Не думаю, что выиграет испанская партия, поэтому советую тебе не слишком сближаться с этим старым лисом Нортгемптоном.

Лорд Рочестер задумчиво теребил бородку.

– Но он очень гостеприимный и приятный человек, – медленно произнес он.

– Да, пока прячет клыки. Генри Говард таков – будет льстить, ублажать, но никто не знает, что он на самом деле задумал. Он насквозь фальшив. Его светлость кивнул:

– Не беспокойся. Я тоже умею лавировать. – Он положил перед сэром Томасом два листа бумаги, которые перед тем вертел в руках. – Ты можешь решить эту загадку, Том?

Овербери сразу же обратил внимание, что письма были написаны очень интересным почерком – элегантное готическое начертание букв говорило о таланте и опыте того, кто писал. Но куда интереснее было то, о чем поведали готические буквы:

«Случай раскрыл мне тайну сердца некоей дамы, и моя любовь и уважение к вашей светлости побуждают меня донести эту тайну до вас. О даме я не смею сказать большего, чем следующее: вы уже хорошо с ней знакомы, и она принадлежит к одному из самых знатных родов королевства, за ней ухаживает некий принц, но она остается нечувствительной к его ухаживаниям, ибо уже отдала свое невинное сердечко вашей светлости, о чем ваша светлость пока не подозревает».

Вместо подписи стояло: «Тот, кто желает вашей светлости много добра». Сэр Томас взглянул на великолепно разукрашенную фигуру его светлости. Лицо сэра Томаса было бледно и серьезно, однако в глазах сверкало веселье.

– Что ж, это письмо грамотно и элегантно составлено, а написано явно человеком ученым. Больше мне сказать нечего. Что же касается содержания, то ты наверняка понимаешь его лучше меня. Интересно, кому это понадобилось известить тебя о том, что по тебе вздыхает леди Эссекс?

– Ах, так ты тоже предполагаешь, что здесь говорится о леди Эссекс?

– Предполагаю? Да это же ясно, как Божий день. Что действительно неясно – почему кому-то понадобилось анонимно известить тебя? А вдруг это ловушка?

– Ловушка? – Его светлость был поражен. Затем отмахнулся: – Чепуха!

– А я всегда с подозрением отношусь к тому, чему не могу дать логического объяснения. Побаиваюсь непонятного – это чисто животный инстинкт, а люди – те же животные.

– Но зачем устраивать мне ловушку?

– Ну, все возможно. Может быть, кто-то хочет усилить вражду, которую вы с принцем и так питаете друг к другу; а может, кто-то хочет, чтобы твоим врагом стал ее муж.

– Да он и не муж ей вовсе! – с неожиданной горячностью воскликнул его светлость. – К тому же он за границей.

– Однако он вернется, и, может быть, скоро.

– Ну и что тогда? – В голосе лорда Рочестера прозвучала уверенность, которую ему давало его положение при дворе. – Он не может мне противостоять.

Сэр Томас в удивлении поднял брови:

– Значит, ты о ней подумываешь? Заглотил наживку? Его светлость молча отвернулся и отошел к окну. И так, стоя спиной к сэру Томасу и глядя в садик за окном, он признался:

– Чтобы начать о ней думать, мне и не нужно было письма. Сэр Томас нахмурился и посерьезнел.

– Ты хочешь сказать, что то, о чем говорится в письме, пришлось тебе по сердцу?

– Да, и если это западня, я и сам бы влез в нее. Без всякого приглашения.

– Но приглашение все же последовало. А ты, сломя голову, ринулся в капкан"

– Да. И теперь ты знаешь, почему мне так нравятся ужины в доме Нортгемптона. К политике это не имеет никакого отношения. Меня манит туда вовсе не лорд-хранитель печати, поэтому в разговорах с ним я головы не потеряю.

– Зато ты потерял ее из-за его племянддоы. А одно влечет за собой другое.

Лорд Рочестер вдруг спросил:

– А ты не думаешь, что это письмо мог написать сам Нортгемптон? Сэр Томас расхохотался:

– Если б я такое предположил хоть на миг, я был бы полным идиотом. Впрочем, я действительно сначала это предположил. Но, поразмыслив, понял, что это действительно глупо. Говарды слишком ценят союз с Эссекса-ми, и они ни за что не рискнут нарушить его, отдав женщину из своего рода тебе в любовницы. К тому же они гордятся своей родовитостью. Нет, нет, это не Говарды заложили приманку. – Он вздохнул и нахмурился. – Если я попрошу тебя не лезть в капкан, ты меня, конечно, не послушаешь. Единственное, о чем я прошу: двигайся осторожно. Тебе есть что терять, Робин.

– Я не из тех, кто поспешает.

– Да, ты не из торопливых. Но в любви теряют разум даже самые осторожные. Что ж, надеюсь, тебя ждет славный ужин. Аппетита ты еще не потерял.

Его светлость спустился по личной лестнице к собственной лодке и прибыл в Нортгемптон-хауз в таком возбуждении, источником которого лорд-хранитель печати явно быть не мог. Письмо, как он честно признался, попало на благодатную почву – с тех пор, как он в последний раз гулял в этом саду с ее светлостью, лорд Рочестер пребывал в очень взволнованном состоянии духа.

Леди Эссекс была у дядюшки. Она встретила его светлость по-дружески, но не более того. Здесь также присутствовал сэр Дэвид Вуд, и обед прошел в умеренном веселье, хотя леди Эссекс довольно быстро исчерпала свой обычно богатый запас веселости, о чем дядюшка откровенно ей и сказал.