Фаворит короля - Sabatini Rafael. Страница 24

– Мадам, я неожиданно встретил здесь счастье. Но должен ли я благословлять эту неожиданность?

И он придвинулся поближе и стал рядом с нею. Легкий ветерок приподнимал над широким белым лбом его тяжелые каштановые кудри.

– Надеюсь, мадам, что вам эта неожиданность не совсем уж неприятна.

– Это было бы нарушением моего верноподданнического долга, а я бы никогда себе такого не позволила.

– Но я, мадам, не требую от вас ни соблюдения придворного этикета, ни верноподданничества.

Она одарила его холодным взглядом, хотя в уголках ее губ крылась улыбка:

– Какая жалость, ваше высочество. Ибо я предлагаю вам и то, и другое.

– И ничего более? – Он с надеждой смотрел на нее.

– Да, ничего более. Ваше высочество не может требовать от меня большего – такие требования не смеет предъявлять мне ни один мужчина, кроме моего супруга. – И она решительно сжала губы.

На юном лице принца появилось раздраженное выражение.

– Вашего супруга? Фи! Мой отец назвал бы все это чушью. Что вы знаете о своем супруге, что он знает о вас? Вас поженили детьми, вы не знаете, что такое супружеская любовь. Вы нарочно прикрываетесь его именем, чтобы отпугнуть меня.

– Если ваше высочество так хорошо понимает ситуацию, почему же вы делаете вид, что она вам непонятна?

– Это откровенный вопрос, Фрэнсис. – Он впервые назвал ее по имени.

– Впрочем, вашему высочеству не стоит трудиться отвечать. Он горько улыбнулся:

– Я был бы плохим придворным, если бы все-таки не ухаживал за вами. Я не обращаю внимания на вашу холодность, так как считаю, что в основе ее – ложно понятое чувство долга.

– Ваше высочество, вы – не простой придворный. – Она отвернулась от реки и теперь, в тщетной надежде, что вдова и сэр Артур вернутся на террасу, смотрела на дом.

Принц Генри, кусая губы, взирал на нее с тоской и страстью.

– Почему вы так жестоки, Фрэнсис?! – И, отбросив весь этикет, он воскликнул: – Я люблю вас глубоко, искренне!

Она позволила себе показать свои чувства и резко ответила:

– Ваше высочество, вы не должны говорить мне такого.

– Но почему, если я говорю вам правду? Почему? Разве этот ваш абсурдный брак, который и не брак вовсе, может служить препятствием? Она спокойно смотрела на него:

– Я считала, что милорд Эссекс был вашим другом детства, что до того, как он стал моим супругом, вы вместе играли в детские игры. Он вспыхнул:

– Ну и что? Родители поженили вас, и это преступление? Не притворяйтесь, вы не успели полюбить его. Когда вы видели его в последний раз, он был неуклюжим тринадцатилетним подростком.

– Мне не нужно притворства. Я – его жена. И уже одно это ограждает меня от ухаживаний других мужчин.

– Жена – только слово, – настаивал он. – Вы не стали его женой. Такой брак, как ваш, можно легко аннулировать.

– Аннулировать? – она безрадостно рассмеялась. – А ради чего? Разве ваше высочество намерен просить моей руки?

Теперь она прямо и открыто смотрела ему в глаза, и во взгляде его появилось замешательство, а краска стала предательски расползаться по лицу: леди Эссекс ясно указала, во что могли бы вылиться его прежде несформулированные намерения. Но затем мальчишечья гордость и безрассудство подсказали ответ:

– Уверяю вас, я мог бы так поступить, Фрэнсис.

– Могли бы! – В голосе миледи слышалась уже насмешка, – Благодарю ваше высочество за это «бы». Как много в нем скрыто! Какая жертвенность!

Он разозлился и горячо заговорил:

– Ну почему мне должно быть недоступно то, чего я больше всего в жизни жажду, и только потому, что я – принц?! Неужели я должен прожить без любви, потому что я – наследник английского трона?! Если так…

Она бесцеремонно прервала его:

– Принц Генри, я не могу дать вам ту любовь, которой вы жаждете. Сжальтесь надо мной, не терзайте меня больше.

Лицо принца стало мертвенно-бледным. Он смотрел на нее взглядом, полным печали и боли, но было в этом взгляде, и нечто зловещее, грозное, столь характерное для всех Стюартов. Он молча поклонился – он склонялся перед ее волей. И, подобно сэру Дэвиду Вуду, предложил ее светлости свое почтение и верность взамен не востребованной ею любви.

– Благодарю вас за откровенность, она делает вам честь. И умоляю помнить: моя любовь к вам неизменна. Я – ваш слуга, Фрэнсис, ваш друг и слуга, и в трудную минуту вы всегда можете на меня опереться.

– Я рада, – ответила она. – Рада быть вашим другом.

Не об этом он мечтал. Однако он готов был довольствоваться ролью друга – чтобы стать затем чем-то большим. Хотя он не обладал богатым светским опытом, все же природная смекалка подсказывала ему, что дружба между мужчиной и женщиной – это, как правило, преддверие любви. И он смиренно согласился ждать в этом преддверии того, что должно было бы наступить позже.

Теперь возвращение миссис Тернер и сэра Артура было для него таким же желанным, как и для ее светлости.

Они появились. Миссис Тернер шла первой, за ней – сэр Артур с высоким кувшином в руках. За ними следовал Вестон в белом фартуке – он нес серебряный поднос с четырьмя бокалами венецианского стекла столь искусной работы, что они походили на агатовые чаши.

Принц объявил, что этот мед, искусно приправленный имбирем, розмарином, буквицей, буравчиком и тимьяном, настолько великолепен, что даже превосходит все описания сэра Артура. После того как господа испробовали напитка, Вестон угостил перевозчиков элем.

К бесконечному удивлению сэра Артура, предполагавшего, что они проведут несколько приятных часов в уединении и прохладе и пренебрегут ради этого поездкой в Ричмонд, принц заявил, что пора двигаться, пока не кончился прилив. И они отчалили, оставив миссис Тернер в недоумении, а леди Эссекс – в глубоких раздумьях.

– Анна, вы знали, что его высочество должен появиться?

– Знала, – коротко ответила миссис Тернер.

– Знали?!

– Мне подсказал мой магический кристалл. Разве вы забыли?

– А больше вы ничего не знали? Почему именно здесь? Скажите мне правду.

На этот раз миссис Тернер отвечала вполне правдиво и потому убедительно: каким образом она могла знать о намерениях и путях принца Уэльского? Неужто миледи может предположить, что он ставит об этом в известность какую-то Анну Тернер?

Миледи признала, что предполагать такого она, конечно, на может. Она припомнила, что и его высочество был явно изумлен. Таким образом, она тем более убедилась в силе волшебного кристалла и в правдивости возникавших в нем видений. И если уж они говорили правду о принце, то, значит, кристалл не лгал и о Робине Карре (ведь если бы волшебный кристалл сказал о его к ней любви, леди Эссекс ни за что бы не вспомнила, что она мужняя жена). Теперь она выглядела такой расстроенной и усталой, что маленькая вдова принялась хлопотать, словно добрая матушка, и тем добилась полной откровенности миледи.

Девушка излила ей всю боль своего сердца и закончила признание вопросом, который как бы подвел итог печальной повести:

– Почему все в жизни так устроено, Анна? Почему мы бежим от тех, кто любит нас, и любим тех, кто бежит от нас?

Хитренькие глазки вдовы прищурились – она размышляла. Покусывая верхнюю губку, миссис Тернер думала о новых открывавшихся перед ней перспективах: она уже сделала все, о чем просил сэр Артур, но то, как леди Эссекс отнеслась к принцу, а она откровенно обо всем рассказала, не давало ни ей, ни сэру Артуру никаких шансов на удачу. Зато другой вариант… Да, о нем стоило подумать.

После некоторого молчания она вздохнула и сказала очень мягко и медленно:

– В жизни всегда есть возможность удержать то, что от нас ускользает. Есть даже способы изменить судьбу и сделать так, чтобы тот, кто избегал нас, начал искать наших милостей.

– Может, такие способы и есть. Но я не владею этим искусством.

– Сие искусство немногим ведомо. Однако те, кто пользуются им, никогда не проигрывают.

Миледи смотрела на нее как зачарованная – она уловила в голосе вдовы намек на какую-то очередную тайну.