Псы господни - Sabatini Rafael. Страница 32

Никогда еще Джервас не испытывал такого унижения, как в тот день, уходя из поместья Тревеньон. У другого такое унижение вызвало бы прилив злости, побуждающей к мелкому мщению — случай всегда найдется. Сэр Джервас корил сам себя и мучился от стыда. Собственное поведение вызывало у него отвращение: вел себя, как дурно воспитанный школяр, и дон Педро обошелся с ним соответственно, проявив великодушие, что само по себе было жестокостью, — своего рода воспитательная порка для души.

Теперь ему не миновать презрения Маргарет, и оно оправдано — эта мысль была для него невыносима. И в своем крайнем унижении он именно так истолковал негодование Маргарет. Ослепленный им — ведь уничижение ослепляет не меньше тщеславия — Джервас не почувствовал за негодованием Маргарет горячего участия.

Положение соперника было не намного лучше его собственного. Напрасно он защищался, приводя многословные доводы в свою пользу, выставляя напоказ собственное великодушие и сдержанность, позволившие сэру Джервасу покинуть поле боя без единой царапины. Но леди Маргарет не желала, чтобы сэр Джервас был хоть чем-то обязан великодушию другого человека. Ей было крайне неприятно, что Джервас оказался в таком положении, и свое недовольство она беспристрастно выражала и Джервасу, и тому, кто поставил его в столь невыгодное положение. С доном Педро она отныне держалась отчужденно и холодно. Маргарет ясно дала ему понять, что у нее уже сложилось определенное мнение о его поведении, и никакие объяснения ей не нужны, поскольку они все равно не изменят ее точку зрения.

Вечером того же дня дон Педро предпринял отчаянную попытку оправдаться перед ней. Она со своим кузеном Фрэнсисом вышла из-за стола вслед за отцом, и дон Педро умолил ее задержаться на минуту. Она поддалась на уговоры, намереваясь, вероятно, разъяснить ему в полной мере, как велико ее негодование.

— Клянусь, — начал он, — вы жестоки со мной, потому что вас разгневала дуэль, которой я не мог избежать.

— Я больше не хочу об этом слышать.

— А теперь вы несправедливы. Нет большей несправедливости, чем осудить человека, даже не выслушав его.

— Нет никакой необходимости выслушивать вас, сэр, чтобы убедиться в том, что вы злоупотребили своим положением, что вы злоупотребили моим доверием, когда я позволила вам сохранить оружие. Меня интересуют только факты, а факты, дон Педро, таковы, что вы в моих глазах пали бесконечно низко.

Она увидела, как гримаса боли исказила его тонко очерченное лицо; большие темные глаза смотрели на нее с мукой. Возможно, это несколько смягчило Маргарет, заставило ее выслушать дона Педро, не прерывая.

— Вы не смогли бы наказать меня более жестоко, — сказал он, — а ирония заключается в том, что кара постигла меня за действия, предпринятые с одним-единственным желанием — сохранить ваше доброе расположение, которое я ценю превыше всего. Вы говорите, я злоупотребил вашим доверием. Хотите выслушать мой ответ?

Он держался так смиренно, а его молящий голос был так музыкален, что Маргарет дала согласие, хоть и с явной неохотой. И тогда он объяснился. Сэр Джервас явился к нему с неприкрытым желанием спровоцировать ссору. Он выбил лютню из рук дона Педро и позволил себе грубые намеки относительно его внешности.

Он простил бы сэру Джервасу его грубые выпады, но тогда обвинение в трусости, брошенное сэром Джервасом, оказалось бы справедливым, а обвинения в трусости он не мог простить, ибо оно наносило урон его чести. И потому, желая избежать непростительного позора, он согласился дать удовлетворение сэру Джервасу Кросби, и то потому лишь, что дон Педро не сомневался в исходе дуэли и был полон решимости использовать свое оружие лишь в целях самообороны, чтобы сделать дуэль безрезультатной. И он продемонстрировал мастерство владения оружием не ради хвастовства, а ради того, чтоб его смелость впредь не подвергалась сомнению, если ему вздумается уклониться от дальнейших поединков, которые, возможно, будут ему навязаны.

Речь дона Педро звучала убедительно, а манера изложения фактов была безупречна в своей скромности. Но ее светлость, казалось, не была расположена к милосердию; вынужденная признать, что аргументы, приведенные доном Педро, ее убедили, Маргарет сохранила холодный и отчужденный тон, и в последующие дни держалась отчужденно. Она больше не заботилась о том, чтобы развлечь своего гостя. Предоставленный сам себе он отныне в одиночку предпринимал долгие прогулки и упражнял свой ум, беседуя о сельском хозяйстве и лесоводстве с Фрэнсисом Тревеньоном, в то время как Маргарет отправлялась на верховые прогулки с Питером и Розамунд Годолфинами или принимала их и других гостей на своей половине, не приглашая испанца.

Три дня тянулись для дона Педро мучительно долго. Когда они встретились за столом, Маргарет отметила его унылый вид. Она была довольна, что он страдает, тем более что следствием поражения на дуэли явилось то, что сэра Джерваса больше не видели в Тревеньоне. Если бы Маргарет оценила в полной мере страдания дона Педро, все могло бы сложиться иначе. Но она была к нему несправедлива, расценив грусть, отражавшуюся на его бледном лице и в глазах, как лицемерную уловку, приличествующую случаю.

Но страдания дона Педро были искренни, и грусть, с которой он смотрел на Маргарет, шла из глубины души.

Взаимное притяжение противоположностей неизбежно, и дон Педро, типичный смуглолицый сын Испании, волею судьбы близко узнавший высокую девушку с золотыми волосами, нежным, точно яблоневый цвет, румянцем, бездонными голубыми глазами, глядевшими на мир открыто и спокойно, конечно же, должен был полюбить Маргарет. Она была разительно несхожа не только с томными, беззаботными, непросвещенными женщинами его родной Испании, но и с любыми другими женщинами Европы. Свобода, ее естественное достояние с самого детства, наделила ее одновременно искренностью и силой духа, защищавшими ее девичество надежнее зарешеченных окон и бдительной дуэньи. Ее невинности не сопутствовало невежество, искренности — дерзость, скромности — жеманство. Она могла свести с ума своей красотой, не пытаясь очаровать поклонника. За всю свою жизнь, за долгие странствия дон Педро не встречал еще женщины и вполовину столь желанной, чье завоевание стало бы для него источником большей гордости. И ведь их отношения складывались так хорошо и многообещающе до этой злополучной дуэли с сэром Джервасом Кросби. Теперь дон Педро уже не презирал, а ненавидел его.