Рыцарь Таверны - Sabatini Rafael. Страница 33

Глава 23. Раскаяние Грегори

Отъезд Джозефа Ашберна в Лондон диктовался естественным желанием лично убедиться, что Криспин угодил в расставленные для него сети и что он больше не будет беспокоить их в замке Марлёй.

С этой целью он выехал из Перингама на следующий день после отъезда Криспина.

Синтия, проснувшись на следующее утро, была весьма встревожена, обнаружив в доме переполох. Кеннет покинул замок, он выехал глубокой ночью и очевидно совершенно внезапно и в большой спешке, поскольку предыдущим вечером не было никаких разговоров о его отъезде. Ее отец слег в постель с раной и лихорадкой, о происхождении которых никто в доме не мог дать ей вразумительного объяснения. Слуги чувствовали себя больными и, пошатываясь, бродили по замку с бледными лицами и мутными глазами. Спустившись в холл, она обнаружила следы беспорядка, а одна из панелей была сломана.

Постепенно к ней пришла мысль, что вчерашней ночью здесь произошло столкновение, но она все еще терялась в догадках, что могло его вызвать. Она решила, что мужчины сильно напились, и вследствие этого возникла пьяная ссора, которая и привела к схватке на мечах.

Она надеялась, что Джозеф прольет свет на вчерашние события, но тот красиво лгал как последний мошенник, каковым, в сущности, он и являлся.

— Возможно, ты не знаешь, — говорил он, твердо зная, что Синтия в курсе, — что когда сэр Геллиард спас жизнь Кеннету в Ворчестере, он связал мальчика обещанием, что в уплату за эту услугу Кеннет окажет ему помощь в каком-то важном для него деле.

Синтия кивнула, что она понимает, о чем идет речь, и Джозеф продолжал:

— Прошлой ночьюперед самым отъездом сэр Криспин, по своему обыкновению, сильно выпил и потребовал от Кеннета выполнения данного обещания и приказал ему немедленно собираться в путь. Кеннет возразил, что уже поздно и разумнее было бы дождаться утра, когда он сможет подготовиться к путешествию и сдержать свое слово. Но сэр Криспин возразил, что юноша дал клятву последовать за ним, когда он пожелает, и снова приказал ему немедленно собираться. Спор постепенно разгорался, и страсти накалялись, пока под конец Криспин не выхватил меч и несомненно убил бы юношу на месте, если бы не твой отец, который заслонил его собой и принял удар на себя. После этого пьяный Геллиард разрубил панель, показывая мальчику, что с ним будет, если тот не выполнит своей клятвы. Тут вмешался я и, используя свое влияние на Кеннета, убедил его уехать с Криспином, как тот и требовал. С большой неохотой Кеннет подчинился, и они уехали.

Но это объяснение лишь наполовину убедило Синтию. Правда,оназадалаемудополнительныйвопрос относительно здоровья слуг, на что Джозеф дал ей наполовину правдивый ответ:

— Сэр Криспин угостил их вином по поводу своего отъезда, и они так упились, что до сих пор никак не протрезвеют.

Все еще удивляясь, Синтия обратилась к своему отцу.

Надо сказать, что Грегори не догадался согласовать с Джозефом, какую историю ему рассказать Синтии, поскольку в его слабый ум не могла прийти мысль, что она потребует от него объяснения по поводу беспорядка в холле и отсутствия Кеннета. И поэтому, когда она коснулась в разговоре его раны, он, как последний дурак, что, впрочем, соответствовало истине, начал болтать языком, поведав ей не менее фантастическую историю, которая значительно уступала рассказу Джозефа по убедительности и логике, но вместе с тем обладала тем достоинством, что полностью отличалась по содержанию.

— Чума на голову этого пса, твоего возлюбленного! — ревел он с горы подушек, на которых возлежал. — Если он осмелится вернуться, чтобы просить твоей руки, после того, как пригвоздил твоего отца к стене собственного замка, будь я проклят во веки веков, если пущу его на порог!

— Как? — воскликнула она. — Ты говоришь, это дело рук Кеннета?

— Ну конечно, кого же еще? Он набросился на меня, как и подобает трусу, прежде чем я успел выхватить меч, и в мгновение ока пронзил мне плечо.

Это было уже выше ее понимания. Что они скрывали от нее? Она решила во что бы то ни стало открыть правду и задала отцу другой вопрос:

— Что послужило причиной ссоры?

— Что? Причиной послужило… причиной послужила ты, дитя мое, — ответил Грегори наугад, не в силах придумать подходящий повод.

— Как это я?

— Оставь меня, Синтия, — простонал он в растерянности. — Я тяжело ранен. У меня жар, девочка. Оставь меня, дай мне поспать.

— Но скажи, отец, как это все произошло?

— Неблагодарный ребенок! — завопил Грегори. — Ты хочешь уморить меня своими вопросами? Ты хочешь лишить меня сна, который, может быть, поставит меня на ноги?

— Отец, дорогой, — пробормотала она нежно, — если бы я была уверена, что все было так, как ты говоришь, то я бы оставила тебя в покое. Но ты явно стараешься скрыть что-то от меня — нечто, что я должна знать.

Старательно напрягая свой ум, Грегори выдумал историю, которая, на его взгляд, выглядела достаточно правдоподобно.

— Ну, хорошо, раз ты должна знать, я расскажу тебе, что произошло. К нашему стыду, должен признаться, что мы слишком много выпили той ночью. Мое сердце было полно отцовской нежности к тебе, и, вспомнив твое нежелание становиться женой Кеннета, я сообщил ему, что его пребывание в замке Марлёй не принесет ему ожидаемых результатов, и посоветовал составить компанию сэру Криспину в его отъезде. Он вспылил и потребовал, чтобы я выразился яснее, что я и сделал. Я сказал, что скорее в середине лета выпадет снег, чем он станет твоим мужем. Это привело его в такую ярость, что он выхватил меч и нанес мне удар. Все произошло настолько быстро, что остальные не успели вметаться. Ясное дело, после этого он не мог оставаться в нашем доме, и я потребовал, чтобы он убирался сию же минуту. Сам он не склонялся к этой мысли, но осознал свое глупое поведение и к тому же почувствовал недобрый огонь, сверкавший в глазах Джозефа. В самом деле, если бы не мое вмешательство, Джозеф уложил бы его на месте:

Тот факт, что и ее дядя, и отец лгали, один поискусней, другой — совсем глупо, наполнил душу девушки смятением. Вскоре весь замок был взбудоражен приготовлениями к отъезду Джозефа, и эта новость еще больше взволновала Синтию.

— Куда вы едете, дядюшка? — спросила она его, когда он приготовился к путешествию.

— В Лондон, дорогая племянница, — был короткий ответ. — Я становлюсь довольно беспокойным для своих лет. У тебя есть какие-нибудь просьбы?

— Что вы собираетесь делать в Лондоне?

— Об этом, дитя мое, позволь мне пока умолчать. Возможно, я расскажу тебе об этом по возвращении. Дверь, Стефан!

Она наблюдала за его отъездом с неспокойным сердцем. Она чувствовала что-то недоброе в том, что произошло, и в том, что продолжает происходить, и ей казалось, что это должно касаться сэра Криспина. У нее не было, доказательств, это было какое-то внутреннее чувство, предвещавшее беду.

Однако на следующий день ома получила убедительные доказательства из самою неожиданного источника — от своего отца. Утомленный бездействием, забыв об осторожности, Грегори, рана которого слегка затянулась, в этот вечер спустился вниз, чтобы поужинать вместе с дочерью. Как обычно, он много пил, стараясь заглушить голос совести и завязать на узелок свой длинный язык так, что под конец Стефан был вынужден отнести его в постель.

Стефан состарился на службе у Ашбернов, и среди многих достоинств, которыми он обладал, было умение залечивать раны. Поэтому он прекрасно понимал, как неосторожно было со стороны Грегори подниматься с постели в такую погоду.

Опасения Стефана подтвердились на следующий день, когда Грегори проснулся, весь пылая от жара. Они послали за врачом в Шерингам, и этот хитрый плут, напустив на себя важный вид, с озабоченным выражением покачивал головой, обещан сделать нее, что в его силах, предложил познать снященника, чтобы больной мог исповедаться и очиститься перед небом.

При мысли о приближающейся смерти Грегори охватил дикий ужас. Как он мог умереть с таким грузом на совести? И лекарь, видя, какое впечатление произвели на состояние пациента его слона, сделал попытку — слишком поздно — заверить его, что он не обязательно умрет и что он, лекарь, упомянул о священнике на всякий случай, чтобы Грегори был готов к худшему.