Скажите Жофике - Сабо Магда. Страница 23

На остановке трамвая Юдит увидела Марту Сабо. Марта казалась сегодня особенно веселой. Юдит очень не хотелось останавливаться, она поспешно кивнула и постаралась быстрее подняться на подножку трамвая. За окном проплыл ее дом, знакомые ворота и девочка, посадкой головы напоминавшая Дору. Но это, конечно, не она. Трудно предположить, что после сегодняшней неудачной попытки поговорить с Жофи Дора может прийти к ним. При всей своей дикости все-таки она разумная и самолюбивая девочка.

И все же это была Дора. Услышав звонок, Жофика выбежала в прихожую и открыла дверное окошко. Прямо на нее глядело лицо Доры. У Жофи от испуга похолодели руки.

– Открой! – сказала Дора. – Ну, скорее!

– Нет, я не могу.

– Ну хоть сама выйди.

– Мне не велели с тобой говорить, сказала ведь я тебе. Не понимаешь, что ли?

Жофика чуть не плакала. Глаза девочек находились на одном уровне. Ресницы у Доры дрожали.

– Я больше не приду к тебе, так и знай!

Дора никогда так не разговаривала с ней. Жофи прикрыла окошко и опустилась прямо на коврик. Впустить ее нельзя, и разговаривать с ней она не имеет, права. Но ведь никто не запрещал слушать то, что говорит Дора! Выходит, слушать можно? Но где? В квартире нельзя. Уйти из дому без спросу Жофи не посмеет. Она вскочила. Ее охватил страх: а вдруг Доре надоело стоять и она возьмет и уйдет? Тогда случится что-нибудь непоправимое. Жофи открыла дверь. Дора была еще тут. Она стояла на лестничной площадке, прислонившись спиной к стене, и, увидев Жофику, сделала шаг вперед. Жофи впустила Дору и закрыла дверь. Когда раздался звонок, Жофи рисовала, и теперь, чтоб карандаш не мешал ей, она положила его в карман.

– Здесь я говорить не могу, – начала Дора. – Пойдем лучше куда-нибудь туда, – указала она в глубь квартиры.

Дора сказала "куда-нибудь", потому что была здесь впервые. В прежней Жофикиной квартире она знала каждый закоулок. А здесь все незнакомое. Как попасть, например, на чердак? Или в подвал? Есть ли и тут черный двор, где выколачивают ковры? Ведь можно спуститься туда: вечером уже никому не разрешается выбивать пыль.

Оказалось, что черный двор есть. Меньше, чем в прежнем доме, но есть. У стен цвели чахлые настурции. Узенькие клумбы были обложены кирпичами. Девочки присели прямо на кирпичи и почувствовали едва слышный запах цветов. Среди камней прятались портулаки, но с заходом солнца они закрыли свои лепестки и уснули.

Девочки некоторое время сидели молча. Жофика часто и глубоко вздыхала. Дора обрывала пробивавшиеся между камнями травинки и вила из них колечки. Дора всегда была такая умелая! Мимо полз червячок. Откуда он появился здесь, среди камней? Только летом бывает на дворе такой покой: летом, наверное, ничего страшного не случается. Хотя нет, случается. Папа ведь умер летом.

– На следующей неделе они удерут, – сообщила Дора.

Жофи не сразу поняла, о чем говорит Дора, но, когда до ее сознания дошел смысл Дориных слов, так покраснела, что спрятала лицо в ладонях. Она всегда знала, что Вики – враг, а Дора – друг. Она это поняла еще там, на прогулке, когда Дора бросилась лицом в траву и к ее лбу прилипли песчинки, но окончательно убедилась, увидев Дорину порцию торта в корзине для мусора. Тетя Като выгнала Дору. Не поступи она так, может быть, все было бы иначе, и ей, Жофи, не пришлось бы теперь выслушивать такие ужасные вещи. Они бы всегда знали от Доры, что происходит, и, возможно, помешали бы как-нибудь Вики и дяде Калману. А что теперь? Теперь можно только слушать Дору, а отвечать нельзя, так как с Дорой говорить запрещено.

Но если она будет молчать, то толком ничего не поймет. А вдруг дядя Калман и Вики в самом деле удерут? Этого Жофика себе никогда не простит. Говорить с Дорой нельзя, спрашивать, значит, тоже нельзя. Что делать? Жофи полезла в карман за платком и наткнулась на карандаш. Дора вдруг сорвала с пальца травяное колечко.

– Они могли бы уехать еще на прошлой неделе, но Вики не захотела. Из-за меня. Дядя Калман говорил, что я должна остаться, а Вики любит меня. Мы всегда были вместе, с тех пор как я родилась. Вики поехала к моей маме спросить, не может ли она меня взять обратно, но дядя Дежё, новый муж мамы, сказал, чтобы я оставалась у Вики, раз она согласилась тогда взять меня. Вики пришлось поехать к папе, но папа мой сказал, что они разошлись с мамой с уговором не оставлять меня у него, потом у них скоро родится маленький ребеночек, и вообще для чего было Вики забирать меня, годовалую, у мамы, если я не нужна ей? Теперь меня, конечно, никто не возьмет, потому что Вики моя опекунша.

Дора никогда раньше не говорила о семье. Все было так неожиданно и сложно. Жофи с трудом поняла ее, – слишком много событий сразу. Даже подумать некогда. Однажды в Альмадии, где Жофика отдыхала с родителями, тетя Пирошка продавала на рынке белую курочку. Она раздувала у нее перья, показывала всем, какая прекрасная курочка, и уговаривала купить. Но курочку почему-то никто не покупал. Жофике стало очень жаль, что бедная курочка не может найти хозяина, хоть ее и навязывают всем. Она сказала об этом папе, и папа купил курочку, а потом долго смеялся. Он спросил, будет ли Жофика есть курочкино мясо. Жофика сказала, что нет, не будет. Тогда они решили не рассказывать ничего маме, пусть себе купается в Балатоне. Папа знал, что Жофике стыдно за курочку, которая никому не нужна. Они поднялись на Старую гору, там все улицы были узенькие и круто шли вверх. Сначала курочку несли в корзинке, а потом папа перебросил ее через изгородь на какой-то двор и вместе с Жофикой убежал прочь. Они так бежали, так бежали! Боялись, что их окликнут. Спускаясь с горы, папа вдруг остановился и поцеловал Жофику в макушку. Было ужасно хорошо. Да, папе никогда ничего не нужно было объяснять: он все понимал и так, без объяснений.

Дора опять сорвала травку и снова принялась плести кольцо. Она молчала, а в голове Жофики мысли прямо наскакивали одна на другую. "Удерут, – повторяла она на все лады, – удерут". Как может папа какой-нибудь девочки удрать? Вики – другое дело, она разведенная женщина, у нее нет мужа, ей, наверное, можно удрать. Но у дяди Калмана есть дочь, и жена тоже. И что станется с Дорой? Карандаш писал плохо, хотя она изо всех сил прижимала его к асфальту. "Ты тоже удерешь?"

– Я тоже, – ответила Дора и опять разорвала колечко. – Меня Вики забирает с собой. Нам уже приходилось вместе удирать. Иногда.

У Жофи начали дрожать ноги.

– Она хотела оставить меня дома, потому что это опасно. На этот раз Вики собралась удрать за границу, навсегда. Понимаешь, она больше не вернется. Границу нужно переходить тайком, у нас ведь нет визы. А на границе есть и собаки и солдаты, может случиться, что начнут стрелять. Вот почему она хотела оставить меня дома. Но ты же видишь, что я никому не нужна.

Снова наступило молчание. Рядом отворилось узкое окно и кто-то запел: Пуночка, пуночка, как черны у тебя ноженьки!

Сказать тете Като? Как быть? Порядочные, настоящие папы не удирают. Марианна на море. Она приедет только в воскресенье.

Дора заговорила о Марианне.

– Я ее просила, сделай, говорю, что-нибудь, а она притворялась дурочкой, только и знала что бредила своим лагерем. Вот что, ты поезжай ее встречать на вокзал – я не могу – и скажи ей, чтобы она в понедельник не пускала к нам дядю Калмана. Пусть она подкараулит его, когда он будет выходить из музея, и задержит. Если он вовремя не придет, то мы удерем без него. Деньги он нам уже отдал, так что все в порядке. До границы мы едем в машине, она отправляется ровно в пять – дядя Шереш сказал, что ни одной минуты не намерен ждать.

"А потом?" – написала Жофика на асфальте.

– Дядя Калман совсем не нужен Вики, она удирает с ним из вежливости, потому что дядя Калман дал деньги на дорогу. Вики все равно бросит его, как только мы перейдем границу. Она разыщет Дюри. Он там устроился. Вики никогда не любила никого, кроме своего мужа, дяди Дюри.

Карандаш упал, покатился по асфальту и исчез в водостоке. Жофика обняла Дору, они крепко прижались друг к другу. По стене ползла гусеница. Это была красивая ковровая гусеница с коричневыми и красными ворсинками. Марианна никогда бы не пришла и не рассказала, она ведь никого не любила, кроме себя. А Дору выгнали, и она все-таки пришла. "Мне-то хорошо, – думала Жофика, – мама любит меня, хотя со мной и не клеится, и папа любил меня. Папа любил меня больше всех на свете. И дядя Пишта любит уже немножечко, и даже Куль-шапка вон какую желтую грушу подарил мне! И Тэри меня любила, и Валика тоже. Мой папа никогда бы не удрал с Вики и не сунул бы ей в руку записку. Папа нас любил".