Сиреневое платье Валентины - Саган Франсуаза. Страница 3

М а р и (кричит). Перестань! Что на тебя нашло?

В а л е н т и н а. Мне надоело, что все требуют, чтобы я разговаривала серьезно. (Отворачивается.)

М а р и. Валентина! Валентина, у тебя слезы на глазах.

В а л е н т и н а. Да нет, да нет.

М а р и. Валентина… Валентиночка, родная, не плачь. Тебе будет очень хорошо с нами, уверяю тебя. Я так рада, что ты к нам приехала, Валентина.., Валентина, я тебя чем-нибудь огорчила?

Входит С е р ж с рисунком в руках.

С е р ж. Что происходит? Ты больше не кричишь?

М а р и. Нет.

С е р ж. Ну и ну… (Останавливается рядом с Валентиной, стоя щей к нему спиной.) Разумеется, это ты ее обидела?

М а р и. Разумеется. И Мюнхенские соглашения — тоже я.

С е р ж (Валентине). Мадам,..

М а р и. Она тебе тетя. Или почти.

С е р ж. Не называть же мне ее «тетей», В ее возрасте.

М а р и. Зови ее как хочешь, хоть «мадам Валентина», но утешь ее. Я не могу, чтобы она плакала. Пойду куплю чего-нибудь на обед. (Уходит.)

Серж становится на колени перед Валентиной, затем, не зная что делать, в нерешительности встает.

С е р ж. Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь? Я понимаю. Ничего удивительного: утешить вообще никогда никого нельзя. Обрадовать, развеселить, понять — и то невероятно трудно. Но когда рядом плачет почти незнакомый человек..,

В а л е н т и н а. Я очень сожалею, это —нервы.

С е р ж. Ну и что, что нервы? Что может быть важнее нервов? А мы на них столько наваливаем. (Улыбаясь.) Ритм со временной жизни, недопустимый уровень шума, погоня за часовыми стрелками, перегрузки, загрязненность парижского воздуха, автомобильные гудки.

Валентина начинает смеяться, и он тоже.

В а л е н т и н а. Обожаю избитые фразы. А еще какие вы знаете?

С е р ж (радостно). Вот, пожалуйста: нависшая угроза, потеря понятия о человечности, гигантские скачки науки, сделка с совестью, стирание граней, потеря корней…

В а л е н т и н а. Эта мне больше всего нравится. Не дадите мне носовой платок? Они где-то там, ваша мама положила их на место.

С е р ж. Ну, тогда не найти… Возьмите мой, хотя он грязный.

В а л е н т и н а. Правда. (Сморкается.) Как это у людей могут быть всегда чистые носовые платки?

С е р ж. Они не плачут.

В а л е н т и н а. Значит, вы тоже плачете?

С е р ж. Нет, нет. У меня просто насморк. Посмотрите, кстати, какой я забавный сделал рисунок для ингалятора. Правда, мило? И кроме того, это заказ.

В а л е н т и н а. Очень мило. Прекрасная мысль, сейчас весь Париж простужен. (Поворачивает рисунок, рассматривая его с разных сторон.)

С е р ж. Почему вы плакали?

В а л е н т и н а. О! Я… даже не знаю. Мне кажется, мне вдруг показалось, что ваша мама права.

С е р ж. В чем?

В а л е н т и н а. В отношении моей жизни, истории с моим мужем, во всем этом. Я, конечно, не должна мириться, мне надо что-то делать. Мне все говорят.

С е р ж. А вы от этого страдаете? Я имею в виду оттого, что он… так себя ведет.

В а л е н т и н а. Откровенно говоря, я не знаю. Бесспорно, я его очень люблю, но я не понимаю, как это можно… Вы знаете, мы женаты очень давно, у него очень трезвый взгляд на вещи, в то время как я, словом…

С е р ж (смеется). Словом.., Я считаю, что когда люди больше не любят друг друга и ничего не могут друг другу дать, надо расставаться.

В а л е н т и н а. Но, говорю вам, я его люблю. А потом, что можно давать друг другу?

С е р ж. Доверие, теплоту, искренность.

В а л е н т и н а. Но я ему очень доверяю, он очень приятный человек, и мы друг другу не лжем.

С е р ж. Я говорю о вещах более серьезных.

В а л е н т и н а. Я это чувствую. Мне всегда трудно найти с людьми общий язык. А вам?

С е р ж. За редким исключением. Землю в основном населяют изворотливые болтуны, которые пользуются словами, как разменными монетами, о которых они заранее знают, что они фальшивые.

В а л е в т и н а. Мне совершенно необходимо привести себя в порядок…

Боже мой, как я выгляжу! (Тщательно пудрится перед зеркалом, задумчиво.) Вы понимаете, я лично всегда склонна находить всех людей очаровательными.

С е р ж. Это зависит от того, чего вы от них ожидаете. Если вы цените ум, смелость или искренность, то таких немного.

В а л е н т и н а. Но очень много мягких, знаете, и нежных в глубине души, но с ними плохо обращаются.

С е р ж. Тогда они начинают всего бояться и становятся такими же орангутанами, как и все остальные.

В а л е н т и н а. Орангутанами или орангутангами?

Входит М а р и, у нее в руках корзинка.

М а р и. Тебе, кажется, лучше. Вы говорите об обезьянах?

В а л е н т и н а. Да. В орангутанге есть на конце "г" или нет?

М а р и. Понятия не имею. Единственное, что я знаю, это что один из них мой нотариус. Внизу мне передали записку. Я должна быть завтра у него чуть не на рассвете! За стол! Принеси стол, Серж.

Серж уходит.

Мы едим на его святом рабочем месте, Я купила печеночный паштет и курицу… Как ты, не против?

В а л е н т и н а. Обожаю. И ужасно хочу есть.

М а р и. Для разнообразия поешь не так, как дома. Киношники и богема едят только несъедобные вещи семгу, икру, бифштексы. Только кое-где в старых ресторанах да в простом народе еще понимают толк в настоящей еде. Наваристый суп, куриное жаркое. Вот поймешь, когда мы пере едем на улицу Бак.

С е р ж (возвращаясь). На улицу Бак?

М а р и. Да, я вам еще не успела сказать. Я сняла квартиру на улице Бак. Роскошную. Восемь комнат, дайте только выиграть этот проклятый процесс…

Они садятся за стол.

С е р ж. А если не выиграешь?

М а р и. Ты что, шутишь? Ты что же думаешь, нам всю жизнь жить в отеле «Акрополь»? Нет и нет, мой мальчик. Положись на свою мать: я проиграла войну в сороковом году, я проиграла кампанию в Северной Африке, но проиграть процесс против любовницы твоего отца я просто не имею права. Восемь комнат, сплошной полумрак. Никакого вида, боже сохрани. Широкие окна, кислород, поездки за город — оставим это парижанам. Мы будем жить в Париже, как в Рошфоре, — по-бальзаковски. В сумерках и в тишине. В крайнем случае беседовать. Надеюсь, ты не любишь телевизор, Валентина?

В а л е н т и н а (рассеянно). Телевизор?

М а р и. Она даже не знает, что это такое. Превосходно.

В а л е н т и н а. Чудесно. Мы будем носить шелковые платья мышиного цвета, никогда не будем знать, какой сегодня день, а когда мы умрем, через два месяца нас найдут соседи. Боюсь только, что такой образ жизни не слишком подходит для молодого человека.

С е р ж. В настоящий момент у нас осталось три франка и один шанс из десяти получить наследство. Мне пока рано впадать в панику.

М а р и. Серж заведет себе спортивную машину, если захочет, и будет болтаться по ночным кабаре, если захочет. Будет жить в духе времени, если этот дух ему приятен. (Усмехается.) Впрочем, мой мальчик, скорее, склонен к созерцательному образу жизни.

В а л е н т и н а. А если он женится?

М а р и. Поселится в новостройке, будет читать отвратительные вульгарные газеты, сменит спортивную машину на семейный «Пежо». По воскресеньям будет приезжать к нам с детьми есть фазана с шампиньонами. Для разнообразия.

С е р ж. Но я стану королем рекламы. Весь Париж будет оклеен моими афишами, и у моей жены будет светлая норка.

В а л е н т и н а. Темная. Сейчас больше носят темные.

С е р ж. Она этого не будет знать, Я ей скажу, что вы — со странностями. Я ей скажу: «Знаешь, Валентина была такая красивая».

Она ему улыбается.

М а р и. Вы витаете в облаках. А я говорю, как будет на самом деле.

Занавес

Та же декорация. В а л е н т и н а сидит за столом спиной к зрительному залу и что-то делает. Входит С е р ж.