Екатерина I - Сахаров Андрей Николаевич. Страница 82

Бутурлин задумался, но, вероятнее всего, рассчитывал: сколько заломить.

– На первый случай – десять тысяч червонных… а там посмотрим… За подпись я этим согласен удовольствоваться, чтобы моего имени, однако, не было упомянуто!

– Идёт! Господа, будьте порукой, что он не попятится!

Бутурлин взял черновой указ из рук Бассевича, и каждый из его спутников касался рукою своею руки случайного ходатая.

– От кого же я получу обещанное? – спросил Бутурлин Бассевича, когда все приложились.

– От меня!

– Когда вы заедете за указом?

– Пожалуй, вы сами завезёте мне подписанный указ, и в ту же минуту выдам. Кажется, так дело проще.

– Когда же?

– Как успеете, но… не позднее как через неделю. Деньги готовы и сейчас уже.

– Хорошо!

– Прощайте же – жду. Вы, господа, со мной?

– Я, и я также, – ответили Матвеев и Шафиров, – побудем ещё с Александром Борисычем. Мы и без вас были бы у него. Нужно перекинуться двумя-тремя словами… о своём деле.

– Как хотите. А ты, Антон Мануилович?

– Я тоже с ними вместе. Коли нужна моя шлюпка, можете на ней ехать и пришлите обратно сюда.

Бассевич распростился и вышел.

– Взялся ты, Александр Борисович, за смелое дело, – заметил Матвеев.

– А что так?

– Да ведь как государыне покажется это самое обвинение светлейшего? Ино не покажется… опалится, тогда что?

– Этого бояться нечего… можно подготовить, подстроить, и сойдёт обвинение ладно… гнев даже возбудить на время удастся. Есть потруднее кое-что…

– Что же ещё потруднее?

– Кто подпишет. Начинаю припоминать… Лизавета Петровна не пойдёт против Сашки Меньшикова – первое дело, а второе дело – меня она старается не замечать, когда встречается у государыни. Есть одна надежда. Если так вывезет, ладно будет!

– Каковы намерения ваши, через кого добыть вам подпись, я не знаю, – спокойно сказал Бутурлину Шафиров, – но одно бы должно было заставить вас подумать: предложение со стороны голштинской, да ещё с премией. Им, голштинцам, значит, больше всех мешает Меньшиков, и понятно, почему теперь именно они отваживаются на насилие… им надо остановить появление русского хозяйничанья. Императрица, будьте уверены, не соизволит, потому Анна Петровна и не берётся за дело… А вы суётесь.

– Я в наших же общих выгодах, господа, – изворотился Бутурлин.

– Да! Коли бы это и так… но… трудно, – говорил сам с собою вполголоса Матвеев.

– А я так вам скажу – и указ будет подписан… и пошлётся… да попадёт Меньшикову же в руки, а он сам останется тем же, что и был, – отозвался Дивиер.

– Но, если уж, – высказался Шафиров, – Бассевич вызнал, как захватить Меньшикова, коли даже и указ написан у них, а требуется одна подпись, то, смотрите…

– Что для фельдмаршала эта подпись – будь она и подлинная? Особенно когда он будет при войске? Кто наложит на него руки? Вздор вся эта голштинская затея! И того, кто станет требовать захвата, – первого схватят да к Меньшикову же приведут! Дальше, поверьте, ничего не будет. Тогда с этим указом он воротится и примется за расправу.

– Ну и пусть ведается с голштинцами. Ведь Бассевич не в свою же голову это гнёт?! За ним – герцог и герцогиня. С дочерью что поделать?

– Ну, зятя и дочь он оставит, сперва заставит только выдать участников, – заметил Матвеев.

– А ты что ж, небось, коли станут спрашивать, так прямо и ответишь: я? Известно, станешь говорить: знать не знаю, – совершенно свободно отнёсся Бутурлин к Матвееву.

– А если незнаньем-то не удастся отделаться, – тогда что? Нам не в первый раз к Самой прибегать. «Сохраняя верность к вашему величеству, без всяких других побуждений… Меня выдавая – себя выставите…» Н-ну и ничего… И сам он дальше рыться побережётся… А ты не то говори, Александр Борисыч! Соединились мы с тобой раньше голштинского закидыванья невода на щуку зубастую! При неминучей беде открытия – все станем заодно. У него есть силы, и у нас кое-что: у него есть смекалка; и мы умом-разумом раскинем. Вызов Бассевича важен во всех отношениях. Если бы первый блин и комом сел – гром разразится на голштинцах, как на зачинщиках. Будут те обороняться или нет, русаки тут ничего не теряют. Да ещё и барышок окажется, чего доброго? Изобретение, может, и не самого Бассевича, как я смекаю… а немца – похитрее его, что Сашка сам тянет на свою голову выше нас поставить. Раскрытие-то поохладит этот пыл, пожалуй да и поотодвинет, коли не оттолкнёт совсем, немца… – Ну так, с общего согласья, друзья, берёмся за дело! Попробуем оборудовать указец. Авось и удастся, – решил Бутурлин. – Запьём же, чтобы по маслу пошло!

И он приказал подать братину.

Велика была радость у Бассевича в день получения указа, подписанного именем «Екатерина». Гонец был наготове и, снабжённый деньгами и полномочиями, немедленно отправлен для ареста князя. Два коменданта были готовы распорядиться по смыслу указа, без поверки. Всё казалось предвидено, всё соображено. Одно забыли – маршрут, по которому следовать уполномоченному, чтобы захватить предмет стольких попечений. О нём уполномоченный до самой Риги ни от кого не мог получить известий. А прибыв в Ригу, узнаёт он, что комендант Динаменд-шанца переведён в Рогервик. Остался один, склонный на их руку. К нему и адресовался доверенный голштинской партии.

Едет на дом к нужному человеку. Нашёл. Спрашивает.

– Здесь… но теперь в Митаве, при светлейшем князе.

– При главной квартире, то есть?

– Д-да!

– Ну, – думает обрадованный посланец, – сама судьба устраивает то, что нам нужно!

Скачет в Митаву. Находит главную квартиру и располагается ждать. Ни слова не говорят. Сидит час, другой. Подходят двое каких-то просителей и тоже усаживаются. Ещё час битый проходит. От нечего делать приезжий из Петербурга немец вступает в разговор с тамошними ожидающими. Слово за слово. Завязывается беседа, очень дружественная. Наш приезжий и один из поджидавших оказываются камрадами по полку; когда-то оба служили в шведском войске.

– Откуда вы теперь-то?

– Из Петербурга.

– А-а! По службе?

– Д-да!

– Проездом?

– Н-нет! Разве недалеко… К господину полковнику.