Добрая фея с острыми зубками - Сахарова Татьяна. Страница 30
Кроме того, у меня имеется к вам пара вопросов. Не удивляйтесь, если они покажутся вам странными. Это важно!
Во-первых, не получали ли вы по почте конвертов от пострадавшей К. ? Возможно, она присылала ваши детские фотографии, а уже потом назначила встречу в своей квартире.
Во-вторых (пожалуйста, не поймите меня превратно), не могли ли родители вас усыновить? Взять, скажем, младенца прямо из роддома, договорившись с роженицей или с медперсоналом. Предположение, разумеется, весьма неординарное, но у меня есть определенные основания.
Мой обратный адрес у вас теперь тоже есть. Он — чистый.
Жду ответа. А.С.»
На всякий случай я дважды отослала послание и, получив подтверждение об отправке, стерла письмо из памяти компьютера.
Можно с чистой совестью ехать домой. Хочется верить, что Верещагин не станет медлить с ответом.
Главный редактор успел заварить чай и поджечь в нескольких углах большой комнаты ароматические палочки, отчего атмосфера наполнилась удушливым цветочным ароматом. Я незаметно поморщилась и предложила выпить чай за сигаретой на балконе. Он не стал спорить, и мы вынырнули на свежий воздух.
Балкон выходил во дворик, густо засаженный кленами и каштанами. Приятно, что практически в самом центре города еще сохранились такие милые глазу оазисы. Стоит задуматься над тем, чтобы сменить свою городскую квартиру, расположенную прямо над шумной магистралью. Что, если перебраться поближе к родителям на Набережную?
Я выразила свое восхищение живописным видом, и главный редактор принял его, распираемый гордостью.
Неожиданно из комнаты донеслось пиликанье моего мобильника, и я, извинившись, поспешила снять трубку.
— Анна Дмитриевна? Это — Платонов!
— Кто-кто? — растерялась я, безуспешно пытаясь припомнить обладателя знакомой фамилии.
— Лейтенант Платонов из милиции! Я обещал вам в случае чего звонить!
— Да-да, конечно. Есть новости?
— Есть, но они вас не обрадуют. Объявился подозреваемый.
— Нашли Савицкого?
— Нет. Но мы опросили соседей, и выяснилось, что квартиру убитой посещал еще один человек минут за пятнадцать-двадцать до Савицкого. Он тоже засветился во дворе со своей машиной. Темно-вишневая «Вольво», правое крыло разбито и нахальные ментовские номера. Их один глазастый студент приметил. Насколько я понимаю, Дмитрий Серебров — ваш отец?
— Да, — пролепетала я, пытаясь не рухнуть в глубокий обморок.
— Наши ребята уже отправились по его домашнему адресу. И еще… Хоть квартира Киселевой и сильно пострадала от огня, нашим экспертам удалось-таки снять с ручек входной двери и кое-где на кухне несколько пальчиков, которые не принадлежат убитой. Если хоть один из них совпадет с отпечатками вашего отца, у него будут крупные неприятности. Это все.
— Спасибо за звонок.
Я немедленно набрала родительский телефон.
— Серебров слушает, — напыщенно отозвалась трубка.
— Папуль, это я. Все хреново! Тебя видели возле квартиры Киселевой. И номера твои ментовские засекли, нечего было выпендриваться. В общем, к тебе уже едут. Они и пальчики какие-то сняли, не приведи, господи, твои. Но ты только не волнуйся! Помни про свое больное сердце. Значит, так, — я вскочила и, меряя пространство комнаты семимильными шагами, принялась на ходу придумывать историю, — ты забеспокоился из-за присланных мне снимков и передал конверт с расплывшимся обратным адресом нашим компьютерщикам. Они поколдовали и вычислили отправителя. Не беспокойся, ребят из отдела я предупрежу. Сам конверт затерялся (если он дома, уничтожь немедленно!). Ты приехал на Салютную выяснить про фотографии. Когда поднялся на этаж, то увидел приоткрытую дверь. Зашел, увидел мертвую женщину и тлеющий огонь. Испугавшись, убежал из квартиры. Все! Понял?!
— Да, — коротко ответил Серебров-старший. — Так все и было на самом деле. Почти так. Только с адресом мне другие люди помогли.
— Если б ты мне байки про деда-гомеопата не рассказывал, можно было бы продумать все заранее, обработать свидетелей, в конце концов, — стала распекать его я. — Придумал тоже — проблемы у него, видите ли, с потенцией! И еще номера твои чертовы!
Говорила же, плюнь, езди, как все нормальные люди! Быстро ужинай, готовь вещички и не забудь сердечное. Попробуй успокоить маму. Я сейчас выезжаю, но, боюсь, тебя не застану. Ты там продержись немного. Мы с Оглоедовым вытащим тебя под подписку. И помни, у меня никакой встречи в квартире Киселевой назначено не было. Я приехала в тот район по делу и случайно ошиблась домами. Ясно?!
— Ясно. Спасибо. Ты на меня сердишься?
— Очень. Из-за тебя мама расстроится. Но ты, главное, стой на своем: ты вошел и увидел труп. Если что-то вдруг сорвется, не горюй. Докажем состояние аффекта. Возможно, выкрутим «условно». В крайнем случае, пару лет… Купим тебе тюрьму со всеми удобствами, поживешь полгодика, как в санатории. А потом «условно-досрочное» по состоянию здоровья. Слышишь?
— Слышу-слышу. Только все равно я никого не убивал…
— Неважно, убивал… не убивал. — Запнувшись, я добавила:
— Я люблю тебя, папа.
— Я тоже люблю тебя, девочка. Не волнуйся за меня. Пойду подготовлю маму.
— Целую.
Главный редактор, стоя в балконном проеме, естественно, стал свидетелем моего разговора. Как только я нажала отбой, он озабоченно спросил:
— Твоего отца подозревают в убийстве той самой женщины?
— Мне нужно ехать!
— И он действительно мог ее убить?
— Не знаю. Что бы ты сделал, если б почти тридцать лет холил и лелеял чужого ребенка? А потом вдруг родная мамаша объявилась и вознамерилась предъявить свои права…
— Чужой ребенок — ты, что ли? Тебя усыновили?
— Понятия не имею. Пока это моя рабочая версия. Родители, как понимаешь, ни за что правды не скажут. Я пошла, спасибо за ужин.
— Стой! — скомандовал Генералов. — Дай мне две минуты переодеться.
— Зачем?
— Я сяду за руль. А то вон ты — вся белая, как стена. Еще в аварию попадешь.
— Не надо, я управлюсь.
— Надо! Твоя мама точно не обрадуется, если в придачу к папиному аресту получит и тебя на больничной койке.
— Не обрадуется, — пришлось согласиться мне.
Когда мы подъехали к дому родителей, нам осталось лишь проводить глазами милицейский «бобик», выехавший со двора навстречу. Папу уже увезли. Оставив главного редактора в машине, я поспешила к маме.
Она встретила меня слезами и запахом корвалола. Чем могла, я пыталась ее успокоить, но быстро поняла, что совместной истерикой горю точно не поможешь, поэтому позвонила тете Насте — маминой двоюродной сестре — и попросила ее срочно приехать для моральной поддержки. Потом связалась с Оглоедовым и велела ему бросать свои рестораны и немедленно мчаться с Антониной ко мне на большой совет. Еще я отыскала в записной книжке телефон нашего начальника компьютерной службы и, вкратце обрисовав ему ситуацию, попросила поддержать версию с адресом, восстановленным с конверта. Он обещал помочь, а я понеслась к машине, не дожидаясь приезда тети Насти. Надеюсь, уже сегодня вечером нам с Толиком удастся решить вопрос с адвокатом. У нас в компании, конечно, работают отличные юристы, но они все специалисты по хозяйственному праву. Раньше нам никогда не приходилось сталкиваться с Уголовным кодексом.
Генералов наотрез отказался пустить меня за руль, и пришлось смириться с тем, что он доставит меня за город. В конце концов, вернется домой вместе с Оглоедовым.
Когда мы подъехали к коттеджу, «Тойота» уже стояла во дворе. Главный редактор остался в гостиной на попечение Антонины, а мы с юристом засели в кабинете, и я подробно изложила ему события со всеми подозрениями относительно усыновления. Дослушав мой рассказ до конца, шокированный Толик тут же схватился за телефон. Буквально за пять минут ему удалось договориться, что через час к нам подъедет один из лучших адвокатов столицы.
Поразмыслив, мы пришли к выводу, что о моих предположениях об усыновлении защитнику лучше не знать. Во всяком случае до тех пор, пока у меня не будет реальных доказательств. На данный момент принимаем за рабочую следующую версию: к папиному приходу женщина была мертва. А дело адвоката — доказать ее правильность следователям. Состояние аффекта и малый срок заключения — запасной вариант на самый крайний случай.