Черный Корсар - Сальгари Эмилио. Страница 24

Боцман и восемнадцать матросов сели в баркас, поглядывая на испанский стяг, медленно спускавшийся с грот-мачты вместе с флажком, развевавшимся на вершине бизань-мачты. В это время ввысь взвились черные флаги флибустьеров, приветствуемые залпами палубных пушек.

Поднявшись на полубак, Черный корсар следил, как быстро удалялся баркас, направлявшийся к югу, туда, где начиналась широкая бухта Маракайбо.

Как только баркас скрылся вдали, он медленно сошел на палубу, пробормотав:

— И такие люди служат предателю!..

Взглянув на моряков, оказывавших первую помощь раненым и заворачивавших убитых в брезент, прежде чем опустить их в море, он знаком велел Моргану приблизиться.

— Передайте моему экипажу, — сказал он, — что я отказываюсь от причитающейся мне доли за продажу корабля.

— Синьор!.. — воскликнул пораженный помощник. — Этот корабль, вы же знаете, стоит несколько тысяч пиастров.

— Какое мне дело до денег? — презрительно ответил корсар. — Я веду войну из мести, а не ради наживы. К тому же свою долю я получил.

— Это неправда, синьор.

— Как же, а восемнадцать пленников. Отвези мы их на Тортугу, им бы пришлось просить заплатить за себя выкуп.

— Пустяки! Вряд ли за всех вместе дали бы тысячу пиастров.

— Мне и этого довольно. Спросите потом у ребят, сколько они хотят получить за даму, которая находится на этом корабле. В Веракрус или в Маракайбо наверняка раскошелятся, если захотят видеть ее на свободе.

— Наши люди падки до денег, но они любят своего командира и с удовольствием отдадут ему пленных из кают-компании.

— Посмотрим, — сказал корсар, пожимая плечами.

Он собирался было пойти на корму, как вдруг дверь кают-компании распахнулась, и появилась юная красавица в сопровождении двух дам и двух роскошно одетых пажей.

Она была высока и стройна. Кожа лица ее отличалась необыкновенной нежностью и тем розоватым оттенком, который так свойствен девушкам северных и особенно англосаксонских и скандинавских стран.

У нее были длинные волосы светло-русого цвета, отливавшие скорей серебром, чем золотом. Они были заплетены в толстую косу, завязанную голубой лентой с жемчугом. Ее красивые глаза, цвет которых нелегко было определить, временами поблескивали вороненой сталью, а тонкие брови были темными.

Девушка была одета согласно моде того времени, и ее платье из голубого шелка с кружевным воротом хотя и было очень элегантным, в то же время отличалось строгостью стиля. На нем не было ни золотых, ни серебряных украшений, хотя у ворота висело несколько нитей крупного жемчуга, наверняка стоившего не одну тысячу пиастров, а в ушах сверкали серьги с двумя крупными изумрудами, столь редкими и высоко ценимыми в те времена. Ее сопровождали две камеристки — красивые мулатки. Их кожа отливала медью. Оба пажа были также мулатами.

Увидев залитую кровью палубу, убитых и раненых, сломанное оружие и пушечные ядра, девушка отшатнулась, отступив назад, словно собираясь вернуться в кают-компанию, но, бросив взгляд на Черного корсара, остановившегося в двух шагах от нее, она нахмурила брови и сурово спросила:

— Что произошло здесь, синьор?

— Не трудно догадаться, синьорина, — ответил корсар с поклоном. — Ужасное сражение, в котором испанцам не повезло.

— А вы кто такой?

Бросив в сторону шпагу, которую он не успел вложить в ножны, корсар галантно приподнял широкополую шляпу с пером и любезно представился:

— Заморский дворянин, синьорина.

— Это мало о чем говорит, — сказала девушка, несколько смягченная любезностью корсара.

— Тогда добавлю, что меня зовут Эмилио ди Рокканера и я — синьор Вальпенты и Вентимильи, но здесь ношу совсем другое имя.

— Какое же, кабальеро?

— Меня зовут Черный корсар.

Лицо незнакомки исказилось ужасом, румянец мгновенно схлынул со щек, ставших бледными, как алебастр.

— Черный корсар… — прошептала она, глядя на него в растерянности. — Ужасный корсар с Тортуги, заклятый враг испанцев…

— Ошибаетесь, синьорина. С испанцами я воюю, но у меня нет причин ненавидеть их, и вы только что видели доказательство этому — я отпустил на волю оставшихся в живых защитников вашего судна. Взгляните туда, где море сливается с небом. Видите точку, которая кажется затерянной в бесконечном пространстве? Это баркас, на котором плывут к берегу восемнадцать испанских моряков, хотя по военным законам я мог бы их убить или лишить свободы.

— Значит, мне лгали, когда говорили, что нет никого ужаснее вас на Тортуге?

— Да, лгали, — ответил флибустьер.

— А как вы поступите со мной, кабальеро?

— Разрешите, прежде чем я отвечу, задать вам один вопрос.

— Спрашивайте, синьор.

— Кто вы такая?

— Фламандка.

— Как мне сказали — герцогиня.

— Да, кабальеро, — ответила она, опустив голову, словно не хотела, чтобы корсар знал о ее высоком положении в обществе.

— Не можете ли вы назвать свое имя?

— Это необходимо?

— Мне надо знать, кто вы такая, если вы хотите обрести вновь свободу.

— Свободу!.. Ах да!.. Ведь я совсем забыла, что теперь я ваша пленница.

— Не моя, синьорина, а всех флибустьеров. Будь на то моя воля, вы немедленно получили бы лучшую шлюпку и самых надежных матросов, которые отвезли бы вас в ближайший порт, но я не властен над законами морского братства.

— Спасибо, — сказала она, улыбаясь. — Иначе было бы не понятно, как рыцарь из рода герцогов Савойских опустился до такого занятия, как морской разбой.

— Вы хотите обидеть флибустьеров, синьорина? — сказал корсар, нахмурив брови. — Морские разбойники!.. Гм… А сколько среди них тех, кого принудили стать мстителем! Разве Монтбарс воевал не из мести за бедных индейцев, доведенных до нищеты ненасытной жадностью испанских авантюристов? Как знать, быть может, в один прекрасный день вам станет известно, по какой причине дворянин из рода герцогов Савойских оказался в водах Мексиканского залива… Ваше имя, синьорина?

— Онората Вйллерман, герцогиня Вельтендрђмская.

— Хорошо, синьорина. Удалитесь пока в кают-компанию, ибо нам предстоит невеселая церемония погребения отважных героев, павших в борьбе, но сегодня вечером я жду вас к ужину на борту моего корабля.

— Спасибо, кабальеро, — сказала фламандка, протягивая ему маленькую, как у ребенка, руку с тонкими пальцами.

Отвесив легкий поклон, девушка медленно направилась к себе, но, не доходя до кают-компании, обернулась и, увидя, что Черный корсар по-прежнему стоит со шляпой в руке, приветливо ему улыбнулась.

Флибустьер не шелохнулся, но глаза его, по-прежнему устремленные к кают-компании, заволоклись дымкой печали, а лоб еще больше нахмурился.

Минуту он стоял неподвижно, словно отгоняя от себя мучительное видение, затем двинулся с места и, покачав головой, прошептал:

— Безумие!