Капитан Темпеста - Сальгари Эмилио. Страница 30
— Что такое — спросила герцогиня, побледнев. — Гараджия употребляет пленных христиан для ловли пиявок?
— Кого же еще посылать на это дело, когда нет других подходящих людей. Не отправлять же своих воинов, чтобы у них пиявки мало-помалу высосали из жил всю кровь?.. Кому же тогда защищать крепость, в случае если венецианцы вздумают явиться сюда со своим флотом? — говорил турок.
— Пусть лучше мрут с пользой для нас пленники-христиане, не держать же их тут даром да еще возиться с ними.
— Следовательно, вы держите здесь пленников только для того, чтобы заставить их умирать медленной смертью?
— сдавленным голосом продолжала молодая девушка, делавшая над собой почти сверхъестественные усилия, чтобы не разразиться негодованием.
— Конечно, в конце концов они тут все перемрут, — хладнокровно отвечал турецкий капитан. — Гараджия не дает им достаточно отдыха для того, чтобы высосанное из них пиявками количество крови могло опять восстановиться.
— Хотя я и отъявленный враг христиан, но то, что ты говоришь, кажется мне неслыханной жестокостью, не делающей чести сердцу женщины, — не могла не сказать молодая венецианка.
— Может быть, эфенди. Но так как здесь командует внучка Али-паши, то никто не имеет права вмешиваться в ее распоряжения. Даже я не могу возражать ей ни слова, когда вижу явную несправедливость.
— А сколько же у вас пленников?
— Человек двадцать.
— Все из Никосии?
— Да, оттуда, и все они — дворяне.
— Ты знаешь их по именам?
— Некоторых знаю.
— Нет ли между ними капитана по имени Ле-Гюсьер? — продолжала свои расспросы герцогиня, едва скрывая свое волнение.
— Ле-Гюсьер? — повторил турок, видимо, напрягая свою память. — Ах, да, это тот французский дворянин, который находился на службе у венецианской республики… Да, между нашими пленными есть и такой, он также назначен для ловли пиявок.
Герцогиня до крови кусала себе губы, чтобы заглушить крики ужаса и гнева, вырывавшиеся из ее груди. Дрожащими руками отирая со лба холодный пот, она промолчала несколько времени, стараясь вполне овладеть собой, потом по возможности спокойно сказала:
— Из-за этого дворянина я и прибыл сюда.
— Ты желаешь его освободить, ефенди?
— Мне поручено доставить его в Фамагусту.
— Кто дал тебе такое поручение, эфенди?
— Мулей-Эль-Кадель.
— Дамасский Лев! — вскричал турок, и на лице его выразилось глубокое изумление. — Но почему же этот доблестнейший из героев интересуется нашим пленником?
— Не знаю, он мне не говорил об этом.
— Гм!.. Не думаю, эфенди, чтобы Гараджия решилась уступить его. Она, кажется, очень дорожит своими пленниками, и если кто-нибудь из них нужен Мулею-Эль-Каделю, она потребует за него такой большой выкуп, на который едва ли согласится Дамасский Лев.
— Почему же Мулей-Эль-Кадель достаточно богат для того, чтобы выкупить кого он пожелает и за какую угодно цену.
— Я знаю, что его отец одно из самых важных лиц в государстве: родственник султану и страшный богач. Но что же за охота Мулею-Эль-Каделю бросать золото на ветер ради какого-то христианина?
— Ну, уж этого я не знаю, — сказала молодая девушка, которой очень тяжел был этот разговор. — Мое дело исполнить данное им поручение, а зачем ему понадобился этот пленник — меня не касается… Когда же вернется госпожа Гараджия? Мне некогда ждать. У меня немало дел в Фамагусте, да, кроме того, есть и еще поручение от Мустафы.
— Если тебе угодно, я могу проводить тебя к месту ловли пиявок, — предложил турок после некоторого размышления. — Там ты увидишь и нашу госпожу и пленника.
— Хорошо, я согласен отправиться туда, — сказала герцогиня.
— Вот и отлично. Я сейчас прикажу оседлать лошадей. Через несколько минут мы можем отправиться.
Когда турок удалился, чтобы сделать нужные распоряжения, Перпиньяно и Никола Страдного поспешили подойти к молодой девушке, с видом изнеможения опустившей голову на грудь.
— Виконт здесь? — шепотом спросил венецианец.
— Здесь, но, должно быть, мы увидим его в самом жалком положении.
— Почему вы так думаете, синьора? — осведомился грек.
— Он находится вместе с другими пленниками на ловле пиявок в стоячих прудах.
— А, злодеи! — пробормотал Никола, яростно сжимая кулаки и хмуря лицо.
— Разве это такое трудное дело? — удивился Перпиньяно.
— Не только трудное, но прямо ужасное, синьор, — сказал грек. — Я хорошо знаком с этим делом, так как мне пришлось провести за ним немало дней. В один месяц человек так истощается ловлей пиявок, что едва может держаться на ногах от малокровия и сопряженной с этим состоянием слабости. Не дай Бог никому испытать этого!.. Все тело ловца пиявок представляет сплошную язву… Ох, страшно и вспоминать!
— Да неужели эта женщина могла решиться послать на подобную пытку даже такого знатного пленника, как виконт Ле-Гюсьер? — недоумевал лейтенант, точно так же побледневший, как и его спутница.
— Мне сейчас подтвердил это турецкий капитан, — со вздохом проговорила герцогиня.
— Постараемся во что бы то ни стало освободить виконта из этого ужасного положения… Мы не остановимся ни перед чем, даже перед взятием этой крепости, если понадобится, не так ли, Никола?
Грек только молча кивнул головой.
— Я знаю, что нужно делать, — сказала герцогиня, вновь вернувшая себе свою неукротимую энергию. Я затею такую игру с этой турчанкой, что она и не успеет опомниться, как очутится в моей власти, и тогда вопрос решится сам собой. Не нужно забывать, что Дамасский Лев обещал свою помощь во всякое время, а он не из тех, которые изменяют данному слову…
Громкое ржание и топот коней по каменным плитам двора прервали дальнейший разговор между герцогиней и ее спутниками.
— Мы к твоим услугам, эфенди, — сказал турок, подходя к герцогине. — Ты вернешься сюда к полудню, когда после молитвы подается второй завтрак. Я уже отправил гонца к Гараджии, чтобы предупредить ее о прибытии посла от Мулей-Эль-Каделя. Ты смело можешь ожидать почетного приема. Госпожа Гараджия будет очень рада достойно принять посла Дамасского Льва.
— Разве она его лично знает?
На губах турка промелькнула улыбка.
— Знает ли она его? — произнес он вполголоса. — Да, из-за него Гараджия мало спит и день ото дня становится все… причудливее.
— Вот что. Значит, она любит его?
— Похоже на то.
— А он?
— Кажется, не особенно заинтересован внучкой Али-паши.
— Ага! — невольно вырвалось у герцогини.
К счастью ее собеседник не обратил внимание на это несколько странное восклицание.
Минуту спустя всадники выехали из замка, предшествуемые капитаном, который повел их во внутрь острова.
XV
На ловле пиявок.
Когда кавалькада спустилась с утеса, на котором высилась крепость, в холмистую равнину, на которой кое-где тянулись ввысь пальмы и индийские смоковницы со своими длинными иглами, солнце уже стояло высоко на ярко-голубом небе.
И эта часть острова, хотя и отдаленная от Фамагусты, выказывала следы нашествия турок, этих ужасных опустошителей, отмечающих свой путь трупами и развалинами.
Турецкий капитан ехал с таким равнодушным видом, точно ничего не замечал, зато у христиан, в особенности у дедушки Стаке, глаза были широко раскрыты на все окружающее. Прямодушный старик все время ворчал, нисколько не беспокоясь о том, что может этим навлечь на себя внимание турка.
После получаса быстрой скачки на чистокровных арабских конях всадники очутились в обширной низине, покрытой множеством больших и малых стоячих прудов, поросших густым пожелтевшим тростником. Опытному человеку с первого взгляда было понятно, что в этих гниющих прудах должна была гнездиться болотная лихорадка.
На берегу одного из этих прудов двигалось несколько полуобнаженных людей, вооруженных длинными шестами, с помощью которых они разрывали тину и раздвигали тростник.