Владыка морей - Сальгари Эмилио. Страница 18

— Чтобы предложить нам сдаться?

— Во всяком случае, не мир.

В самом деле, какой-то даяк, по-видимому, заслуженный воин, как можно было судить по длинным перьям, украшавшим его голову, и по необыкновенному количеству медных браслетов на руках, шел по направлению к кампонгу, сопровождаемый другим даяком, который нес с собой большой деревянный тамбурин.

— Вот так парламентер! — воскликнул со смехом португалец. — Вместо трубы идет к нам с тамбурином, как и подобает заправскому даяку. Сойдем-ка вниз, Тремаль-Наик, послушаем, что хочет передать нам даякский генералиссимус.

Едва только они покинули башенку и сошли вниз, как парламентер уже достиг кампонга и заявил, что хочет переговорить с «белым человеком», то есть с Янесом.

— Вы ошибаетесь, — возразил португалец, с любопытством глядя на парламентера. — Хозяин этого здания вовсе не я.

— Это ничего не значит, — возразил парламентер. — Пилигрим из Мекки, потомок великого пророка, желает, чтобы я вел переговоры только с белым человеком, братом Малайского Тигра.

— Черт возьми! — воскликнул Янес, смеясь. — Два брата разного цвета и разных рас… Этот пилигрим, вероятно, круглый дурак. Ну ладно! Говори мне, что поручил тебе сообщить потомок пророка.

— Он послал меня возвестить, что на этот раз дарует жизнь тебе и твоим людям, но с условием, что ты выдашь ему Тремаль-Наика и его дочь.

— Зачем они ему?

— Чтобы казнить их, — спокойно ответил посланец.

— За какую вину?

— Так угодно Аллаху.

— В таком случае передай твоему пилигриму, что мой Аллах, напротив, совершенно не хочет этого, и что я, покорный его велению, пришел сюда защищать моих друзей.

— Но повторяю, Аллах и пророк уже предрешили судьбу этого человека и его дочери.

— Наплевать мне на бредни вашего пилигрима, опаивающего вас туаком 20.

— В таком случае, я иду передать пославшему меня слова белого человека.

— Пожалуйста! — иронически поклонился Янес.

Спутник парламентера трижды ударил в свой тяжелый тамбурин, и оба даяка торжественно удалились к своим соотечественникам, где их, по-видимому, ожидали с большим нетерпением.

— Этот пилигрим, должно быть, самый хитрый мошенник, какой только может существовать на белом свете, — заметил португалец. — Обходя твой двор, я слышал, как малайцы рассказывали, будто он творит чудеса… Что это за чудеса, хотел бы я знать?

— Вероятно, и в самом деле что-нибудь особенное, — ответил индус. — Недоверчивых по натуре даяков не так-то легко провести какими-нибудь пустяками.

— Деньги, оружие, чудеса… Черт возьми! Со всем этим арсеналом действительно ничего не стоит провести тупоголовых даяков. Но чего ради он все-таки так взъелся на нас?

— На меня и на мою дочь, — поправил Янеса Тремаль-Наик.

— В данный момент — да. А что будет позже? Я отнюдь не склонен верить обещаниям этого чудотворца. Гм… Что это? Парламентер возвращается обратно к нам.

В самом деле, посланец снова приблизился к кампонгу и дал знак, что желает вести переговоры.

— Белый человек! — обратился он к Янесу, поднявшись к нему на террасу. — Пилигрим послал меня сказать тебе: он совершит перед твоими очами чудо, чтобы показать тебе и твоим людям свои могущество и неуязвимость.

— Каким образом? — засмеялся Янес. — Может быть, он предоставит мне возможность испытать его неуязвимость пулей моего карабина? Это было бы отлично!

— Нет, — ответил в некотором замешательстве парламентер. — Пилигрим намеревается в твоем присутствии подвергнуться страшному испытанию огнем и хочет показать, как он выйдет невредимым, благодаря покровительству небесных сил. От тебя он требует одного: чтобы ты предоставил для этого испытания клочок земли поблизости от кампонга. Вы все должны наблюдать за ходом испытания огнем. А потом ты должен будешь решиться выдать индуса и его дочь. Потому что ведь тогда тебе будет доказано, что он действительно полубог и что против него никто не может бороться: ни ты, ни твои люди, ни, наконец, сам Малайский Тигр, хотя его и называют непобедимым.

— Ладно. Я нахожу, что пилигрим чрезвычайно любезен, давая нам возможность быть зрителями такого интересного спектакля. По крайней мере, у нас будет маленькое развлечение.

— Ты не веришь, белый человек, что пилигрим может выдержать это испытание?

— Посмотрим.

— И тогда сдашься?

— Ну, зачем так сразу? Посмотрим сначала эти «чудеса».

— Твои люди покинут тебя. Они сложат оружие.

— Ладно, ладно, погляжу, как они будут бросать к вашим ногам свои ружья, — с иронической улыбкой отозвался Янес.

Не прошло и четверти часа, как парламентеры отправились в лагерь. Янес и Тремаль-Наик, которые не покидали платформу, собираясь поглядеть на обещанное «чудо», обратили внимание на два небольших отряда даяков, состоявших приблизительно из пятнадцати человек каждый. Люди из этих отрядов были совершенно безоружны, но тащили мешки с камнями, по большей части плоскими, подобранными, по-видимому, в русле какого-нибудь пересохшего потока. Даяки остановились шагах в пятидесяти от террасы и уложили на земле дорожку или площадку из камней шириной около шести метров и длиной около двенадцати.

— Готовят жаровню, — пояснил Янес Тремаль-Наику, крайне заинтересованному действиями даяков.

Затем даяки притащили большое количество ветвей смолистых деревьев. Этот горючий материал они расположили вокруг камней и между ними, а потом его подожгли, и перед террасой запылал костер, горевший около двух часов. Всё это время гарнизон осажденного кампонга терпеливо наблюдал за оригинальными приготовлениями к предстоящему испытанию огнем. Тем временем около костра собрались целые толпы даяков, но гарнизон кампонга, видя, что они не вооружены, не протестовал.

— Развлечение, которое мне нравится, — промолвил Янес, — тем более, что все эти «чудеса» не произведут ни малейшего впечатления на моих детей Мопрачема.

— И на моих малайцев тоже, — живо ответил индус. И потом добавил: — Из моих людей вышли бы очень плохие мусульмане. Совсем не такие, как дикие даяки. Кстати: откуда туземцы получили здесь, так далеко от родины религии Магомета, свои сведения о ней?

— Древняя история! — отозвался Янес. — Еще в первые века мусульманства сюда проникали арабские проповедники. Арабы знали дорогу сюда и до рождества Христова. Но гляди: этот хитрец готов дать сжечь свои подошвы, лишь бы убедить наивных даяков, что он в самом деле полубог. Завидую его силе характера, но не завидую его подошвам…

— А я испытываю страстное желание всадить в его голову пулю или пустить в него заряд картечи.

— Нет, так нельзя. Это было бы убийством безоружного человека. Пусть нас вызовут — тогда дело иное.

Неистовый вой даяков возвестил, что пилигрим уже готов приступить к испытанию огнем, доказывая «белым людям» свою неуязвимость и божественное происхождение.

Красавица Дарма сидела на террасе рядом с отцом. И тут же расположились люди Янеса с ружьями на изготовку, ни на мгновение не спуская злобно блестевших глаз с фигур толпившихся под самыми стенами кампонга врагов и с недоверчивостью следя за каждым их движением.

Тем временем пилигрим уже приблизился к догоравшему костру. Его лицо было скрыто от взоров полупрозрачной зеленой накидкой, на голове у него был тюрбан огромных размеров зеленого же цвета, тело облечено в просторные одежды из нанки, а ноги обнажены.

— Или этот человек — величайший в мире фокусник, или он — настоящая саламандра, — проворчал Янес, искоса поглядывая на таинственного пилигрима.

— Друг, ты разве забыл то, что мы с тобой видели в Индии? — обратился к нему Тремаль-Наик. — Помнишь опыты факиров? Помнишь празднество Дарма раджа, на котором ты в первый раз увидел прекрасную Сураму, племянницу раджи Ассама?

— Ах, черт! Позабыл, — отозвался Янес. — Но ведь я отлично помню, что индийские факиры, о подвигах которых ты мне напоминаешь, пробежав по пылающим углям, выскакивали со страшными ожогами. А наш достославный пилигрим обязуется выйти из испытания совершенно неуязвимым…